О СИСТЕМЕ УПРАВЛЕНИЯ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА НИЖЕГОРОДСКОГО

В. П. Макарихин

На форме административно-территориального деления и системе управления великим княжеством Нижегородским отразились как закономерности, свойственные развитию ряда крупных княжеств Северо-Восточной Руси, так и специфические особенности социально-экономического и политического развития Среднего Поволжья в ХШ–XIV вв. В свое время А. Е. Пресняков писал о «невыработанности устойчивых политических форм» в силу «скоротечности» существования великого княжества. Противоположное мнение отстаивает В. А. Кучкин. Он разделяет мнение о «типичности» удельного строя великого княжества Новгородского и о том, что «удельное членение нижегородских территорий было достаточно прочным и опиралось на более раннюю основу» [1].

Признавая эти выводы В. А. Кучкина вполне убедительными, следует иметь в виду, что в системе внутреннего устройства и тесно связанной с ней системой управления сказывался ряд черт свое-образия: наряду с традиционным делением княжества на уделы и волости существовала система станов, а также территории с нерусским и смешанным населением, но политически и административно подчиненные нижегородскому князю – «юрты». Об этом позволяет судить комплексное изучение нижегородских известий в летописных сводах [2] и актового материала, среди которых особое место занимают сохранившиеся в списках XVIII века две «местные грамоты великого князя нижегородского Дмитрия Константиновича» [3].

Систему управления великим княжеством Нижегородским в период его расцвета (70–80-е годы XIV века) можно охарактеризовать как весьма гибко развивающуюся. В ней своеобразно сочетались традиции предшествующего времени, своеобразие политических условий, в которых княжество существовало, и новые традиции, связанные с тенденцией к централизации. Территория княжества, населенная русским массивом, по течению рек Оки и Волги носила «ленточный характер». Она делилась на четыре уезда: Нижний Новгород «с уездом» (великокняжеский), Суздальский и Городецкий уделы и небольшой удел четвертого сына великого князя – удел-вотчина Дмитрия Ногтя. Уделы дробились на волости – низшие, но, пожалуй, самые стабильные формы административного деления. Великий князь, судя по «местным грамотам», опирался при управлении на княжеско-боярский совет. В его состав входили 16 князей и бояр-вотчинников и 42 «дьяка» [4].

Существование станов Стрелицкого, Березопольского, Закудемского, а затем и Запьянского явилось отражением исторического процесса освоения территорий русскими и наличием протяженных контактных зон с иноязычными племенами (мещера, мордва, мари).

Причем при отсутствии четких границ в этих обширных контактных зонах наблюдались не только взаимодействие и смешение русских с финно-уграми и тюрками, на что обычно обращали внимание исследователи, но и смешение самих этих племен. Ярким примером может служить история Восточной Мещеры, где местные финно-угорские племена подверглись половецкому влиянию и даже влиянию кара-киданей, положивших начало роду Ширин [5]. История этого взаимовлияния малых общностей еще нуждается в детальном изучении. Однако известно, что уже в ХIII в. в Восточной Мещере, на территории которой находится Саров, сложилось два субэтноса с определенной политической ориентацией. Один из них, находившийся в соседстве со славяно-русскими владениями, уже тогда являлся субъектом русской княжеской политики. С этим связано летописное известие о наличии «Руси Пургасовой», территория которой располагалась к юго-востоку от Сарова и которая, видимо, препятствовала освоению русскими региона и княжеско-дружинной его колонизации. По воле великого князя Юрия Всеволодовича «ротник Юргев» (то есть подвластный князю представитель местной знати, который дал клятву Юрию Всеволодовичу) Пурешев сын «с половци» разбил «мордву всю и Русь Пургасову» [6]. Полагаю, что «Пургас» не является именем собственным. Это, скорее всего, титул местного мордовско-буртасского князька или вождя.

Станы, из которых состоял практически весь удел великого князя нижегородского, видимо, были более предпочтительной формой устройства и управления в условиях неустойчивой внешнеполитической обстановки, ибо в XIV веке Орда оказывала мощное политическое давление не только на Русь, но и на малые народы и племена. В нижегородских станах существовали опорные пункты-крепости, и их особенно много на юго-восточной границе: Курмыш, Кишь, Сара («Сар»), а возможно, и Сергач [7].

Сфера территориальных и политических притязаний нижегородских феодалов неуклонно расширялась. Сфера эта охватывала гигантские окраинные территории, и это отразилось в титуле великого князя нижегородского Дмитрия Константиновича «князь великий новгородский Нижняго Новагорода и суздальской, и городецкой, и курмышской, и сарской, и болгарской, и болымецкой, и подольской и всея Понизовские земли заволских юрту и севернова государь» [8].

Наличие в титуле названия «сарской», думается, не случайно созвучно названию крепости на юго-западе княжества «Сар». Все пограничные крепостицы (видимо, была традиция) связаны с названиями рек: р. Курмышка, р. Кишь, р. Сара. Разумеется, локализовать их местоположение можно только в продолжение дальнейших исследований, прежде всего археологических.

На территориях, названных «юртами», видимо, сохранились традиции местного самоуправления, но под великокняжеским патронатом.

Опубликовано в сборнике материалов второй и третьей научно-практических конференций по проблемам истории, культур и воспитания. Саров, 1999.