Поликонфессиональная Сирия: традиционное арабское общество?

А. В. Сарабьев

При изучении тех или иных аспектов исторического развития или современного состояния арабского социума весьма часто не уделяется должного внимания как факту полиэтничности и поликонфессиональности самого общества, так и факту гармоничного присутствия в его культурной традиции автохтонных неисламских элементов. Это замечание может относиться ко многим арабским обществам в качестве объектов изучения. Сирия представляет собой ярчайший тому пример.

Еще в эпоху Омейядов и Аббасидов арабская культура представляла собой сложный культурный комплекс, складывавшийся на основе традиций, в первую очередь завоеванных арабами народов. Безусловно, ислам внес огромный культурный вклад в ближневосточную цивилизацию, однако не следует забывать, что местным субстратом была богатейшая, давно сложившейся ближневосточная культура. Хотя вскоре после арабских завоеваний ислам стал доминирующей религией, именно эта культура народов, входивших в состав Византийской империи, народов преимущественно христианского вероисповедания, стала основанием богатой культуры арабского Ближнего Востока.

На протяжении последующих веков роль немусульманских общин в культурной жизни халифата была весьма слабой. Как ни парадоксально, именно эпоха Крестовых походов отрицательно сказалась на положении ближневосточных христиан. Сложившаяся равновесная конфессиональная система халифата была нарушена.

Христиане Ближнего Востока со своей особой культурой, отличной от таковой европейских христиан, до того времени не рассматривались как потенциальные проводники европейского влияния. Более того, православные арабы (мелькиты) придерживались своих традиций и, в общем, не желали усиления над собой власти Константинопольского патриархата (особенно в эпоху противостояния монофелитству), а сирийские монофизиты (яковиты), в свое время испытавшие репрессии со стороны византийских императоров, и вовсе рассматривали такую возможность как потенциальную угрозу для себя и своей церкви. Несторианская церковь также могла сохранять самобытность, лишь вдали от Константинополя, гораздо спокойнее чувствуя себя под властью халифа.

Крестовые походы, с одной стороны, послужили причиной истребления мусульманами ближневосточных христиан как потенциальных союзников европейских завоевателей-единоверцев. С другой стороны, конфессиональные противоречия между крестоносцами и местными христианскими общинами вылились во взаимную неприязнь и насилие над последними. Эти обстоятельства послужили причиной упадка социальной и культурной жизни христиан Леванта, которая на протяжении нескольких веков не обнаруживала признаков сколько-нибудь значительного развития[1].

Находясь на положении неполноправных, лишь «подзащитных» членов арабского общества, христиане разных конфессий долгое время испытывали всякого рода притеснения со стороны мусульманского большинства. Только с активизацией отношений с Европой – уже с XVII в. – открывается новый период развития межконфессиональных отношений внутри арабского общества.

Культурный подъем в среде ближневосточных христиан в Новое время связан в значительной степени с деятельностью западных миссионеров. Опуская детали деятельности католических и протестантских миссий в Сирии в XVIII–ХIХ вв., нужно отметить, что до середины ХIХ в. их влияние не вело к вестернизации в среде арабских христиан. Уклад жизни и культура христиан сирийских провинций Османской империи практически не отличались от культуры сограждан-мусульман и в общем вписывались в парадигму арабской культурной традиции.

Огромную роль в повышении правового статуса сирийских христиан сыграли реформы Мухаммада Али, которые обеспечили тем право участия в органах местного самоуправления и, по сути, явились толчком к последовавшим реформам танзимата.

Во второй половине XIX в. на повышение социального статуса христианских общин Сирии сильно повлияли образовательные учреждения при католической, протестантской, а затем и православной миссиях. Школы, колледжи и университеты, а также научно-просветительские общества, в которых учились и состояли поначалу исключительно христиане, вывели сирийских христиан в авангард т. н. Нахды – «арабского возрождения».

Образовательный уровень, научная и общественная деятельность христиан позволили им широко участвовать в арабском национально-освободительном движении наряду с мусульманами. Они состояли в арабских патриотических организациях, в том числе тайных, и партиях. Чтобы проиллюстрировать сказанное, можно упомянуть, что среди казненных в 1916 г. 14 арабских активистов в Бейруте и семи – в Дамаске более половины были выходцами из христианских общин.

Серьезный удар по общественному положению христиан нанесла политика панисламизма султана Абдул-Хамида II, а затем и османизм иттихадистов. В том числе благодаря этой политике христианские общины Ближнего Востока в конце XIX – начале ХХ вв. пережили целый исход в сторону Европы, Северной Африки и Нового Света[2]. Подавляющее большинство эмигрантов составляли именно христиане, что не могло не сказаться на уменьшении их численности по отношению к мусульманским конфессиям в Сирии.

Конечно, нельзя сказать, что сосуществование конфессиональных общин Сирии было безоблачным. История знает массу примеров вражды внутри арабского общества уже в Новейшее время именно на религиозной почве. Однако эти трагические события представляют собой следствия, в основании которых лежат причины далекие от религиозных разногласий. В качестве двух основных факторов такого рода конфликтов следует назвать экономический и политический факторы.

Как известно, религиозные меньшинства находились в правовом отношении в несколько ущемленном положении (причем как до принятия «хатт-и хумаюна», предусматривающего почти полное уравнение в правах всех религиозных общин, так и на практике после этого). Однако экономическая активность позволяла меньшинствам компенсировать ущербность своего правового статуса. Занимая полностью некоторые экономические ниши, они зачастую превосходили в материальном благополучии своих соотечественников-мусульман.

Дело в том, что в арабском обществе особая роль принадлежала религиозным запретам, налагавшим ограничения на занятие определенными профессиями представителями различных религиозных групп. Как пишет отечественный востоковед Т. Ю. Кобищанов, «не меньшую роль, нежели религиозные запреты, играла и социокультурная традиция, закреплявшая в общественном сознании стереотипное отождествление некоторых профессиональных занятий с определенными этническими и этноконфессиональными группами»[3]. Такие профессии, как резьба по камню, работа с драгоценными металлами, некоторые виды коммерческой деятельности и др., были полностью заняты сирийскими арабами-христианами и евреями. Экономическая активность христиан за пределами Сирии позволила значительно увеличить благосостояние христианских общин в конце XVIII–XIX в. Цитируемый автор, подробно исследовавший этот вопрос, утверждает, что «сиро-христианские купцы – выходцы из сирийских провинций Ос­манской империи сумели захватить значительную часть торговли во всем Во­сточном Средиземноморье»[4].

Экономическое превосходство религиозных меньшинств в сочетании с политической поддержкой со стороны Мухаммада Али и Ибрахима-паши в 30-е годы XIX в. не могли не беспокоить мусульманское большинство сирийских областей. Это недовольство являлось одной из причин кровавых событий в сирийских городах. Так, в 1850 г. в Халебе христиане подвергались нападению со стороны мусульман. Но особенно показательна в этом смысле дамасская резня 1860 г., когда мусульманами были убиты тысячи христиан и было разрушено большое число городских церквей.

Однако основной причиной конфликтов на почве конфессиональной принадлежности следует признать использование религиозных меньшинств в своих интересах крупными западными державами. Местные правители также пытались решать свои локальные проблемы, вооружая и натравливая одни конфессиональные группы на другие, как это было, например, еще в 1838 г. в Горном Ливане.

Причина межконфессиональной вражды в сирийских провинциях Османской империи в XIX в. кроется в том, что западные державы были заинтересованы в закреплении сфер своего влияния на Ближнем Востоке, действуя в этом направлении прежде всего через религиозные меньшинства. В издании британского МИДа за 1920 г. подробно освещается участие Великобритании и Франции в противостоянии маронитской и друзской общин в Ливанских горах в середине XIX в.[5] Вполне открыто заявляется об использовании этими державами в своих интересах межконфессиональных противоречий маронитов и друзов. Говоря современным языком, даже не скрывался факт разжигания межрелигиозной розни с целью выполнения иностранными державами своих внешнеполитических задач.

Уже в мандатный период явное покровительство Франции сирийским католикам и униатам послужило причиной страха мусульманского населения перед возможностью истребления в разгар восстания Аль-Атраша – Арабской революции 1925–1927 гг. В ответ на вылазки повстанцев в окрестностях Дамаска французы в октябре 1925 г. стали формировать карательные отряды из арабов-христиан и армян. Когда выяснилось, что действия последних были ошибочными, что убитые в перестрелке и более сотни расстрелянных арестованных не были повстанцами, отношения между мусульманами и христианами Дамаска накалились до предела.

Когда французские войска приняли решение подвергнуть бомбардировке пригороды, где действовали повстанцы, и центр Дамаска, в городе началась паника. Совместная делегация видных представителей мусульман и православных столицы обратилась к властям с требованиями прекратить обстрел и бомбардировку с воздуха мирных жителей. В это время в лагере армянских беженцев были убиты более двух десятков человек как отмщение за действия армянских карателей. Когда обстрел города закончился, вооруженные группы из мусульман напали на христианские кварталы, имея целью прежде всего дома маронитов – основных французских протеже. В неразберихе пострадали целые кварталы христиан, независимо от конфессиональной принадлежности, было разграблено и сожжено множество домов в Старом городе, а около 3 тыс. христиан вынуждены было спасать свою жизнь в британском госпитале на окраине города[6].

Приведенные примеры наглядно демонстрируют, что истинные причины фактов межрелигиозной вражды коренятся не внутри традиционного арабского общества. Именно внешние силы, использовавшие конфессиональные различия арабов, дестабилизировали обстановку. Они намеренно акцентировали связь религиозной принадлежности населения с его политическими симпатиями, чем обостряли общественные и межконфессиональные противоречия.

Справедливости ради следует отметить, что в истории Сирии несравнимо больше фактов тесного взаимодействия арабских деятелей всех конфессий как в национально-освободительном движении, так и вообще в политической и социальной жизни страны.

В современной Сирии сохраняется достаточно высокий процент христианского населения, однако несколько меньший, нежели в XIX в. Причиной тому послужила массовая эмиграция сирийцев – до середины 20-х гг. ХХ в. преимущественно христиан – в Новый Свет, страны Европы, Северную Африку, Австралию. Миграция населения сказалась не столько на количестве христианских общин, так как имела место и ремиграция, и приток армянских, ассирийских и других христиан из Малой Азии, – произошли серьезные сдвиги в социально-политической и экономической структуре сирийского общества, которые в общем сводятся к тому, что христиане во второй половине ХХ в. стали играть значительно меньшую роль в указанных сферах.

В настоящее время около 90% населения страны составляют мусульмане – сунниты и шииты. Первую группу составляют арабы-сунниты, большая часть курдов, тур­кмены, иммигранты с Северного Кавказа, вторую – шииты-имамиты, алавиты, друзы, исмаилиты и др. Среди христиан наибольшую часть составляют православные Антиохийского патриархата, существует значительная армянская община, униатские – греко-католическая, маронитская, сиро-католическая, ассиро-халдейская, армяно-католическая общины, а также ассирийцы-несториане, яковиты и протестанты.

Таким образом, территория современной Сирии представляет собой регион, в котором исторически сложился социум, характеризуемый как поликонфессиональный. При этом такой пестрый конфессиональный (и этноконфессиональный) состав сирийского общества в большой степени является результатом естественного исторического процесса и представители многочисленных общин Сирии – это в большинстве своем коренное население, исконно проживавшее на этих землях. Только небольшой процент этноконфессиональных меньшинств являются иммигрантами из соседних регионов.

Власти страны стремятся к наибольшей централизации государства и укреплению единства народа. Таковой по существу в течение 30 лет была линия президента Х. Асада, такой же линии придерживается и его преемник Б. Асад. Отчасти по этой причине власти не поощряют акцентирования в социальных исследованиях вопроса религиозного и национального состава населения Сирии, и такие данные зачастую носят приблизительный, оценочный характер. По данным Британской консульской службы, размещенной на сайте Foreign and Commonwelth Office[7], население Сирии на сегодняшний день включает 74% суннитов, 11% алавитов, около 5% остальных мусульман, около 10% христиан разных конфессий.

За последние 30 лет религиозный состав населения Сирии изменился незначительно, при том что численность населения более чем удвоилась. То же наблюдение можно сделать, если привести показатели численности религиозных общин за 1947 г. (общая численность населения составляла 3,4 млн. чел.)[9].

Хотя до этого момента мы рассматривали в основном взаимоотношение мусульманского большинства и христианских общин, следует остановиться на таком важном феномене современной социально-политической жизни Сирии, как исключительное положение представителей алавитской общины, ее наибольшая представленность во властных структурах. Во второй половине ХХ в. сложилось так, что со временем все ключевые позиции в государстве заняли представители алавитской общины. Как суннитское большинство, составляющее около 70% всего населения, и около 90% мусульман Сирии оказались в какой-то степени оттесненным от возможности занятия ключевых государственных постов? Почему именно из алавитской общины выдвинулись активные члены партии «Баас», «перехватившие» в 60-х годах ХХ в. власть у партийных лидеров-суннитов?

Во многом ответы на эти вопросы кроются в политике мандатных властей в Сирии в 1930–1940-е годы. Опасаясь безусловного доминирования во властных структурах страны арабов-суннитов, французы старались создать некий противовес, формируя армейские части вопреки сложившемуся соотношению конфессиональных общин. Чтобы не провоцировать недовольства своей политикой, якобы прохристианской, французские власти формировали армейские подразделения из представителей друзов и алавитов[10]. В результате процент суннитов в армии оказался непропорционально низок, что впоследствии сказалось на возможности активных политических деятелей из алавитов потеснить суннитских лидеров в высших партийных, а затем и государственных структурах.

В настоящее время большинство высшего армейского состава, сотрудников спецслужб, а также верхушки ПАСВ составляют алавиты. Однако это не означает, что вся алавитская община находится в привилегированном положении. Именно в ее среде наблюдается колоссальное социальное расслоение.

В последнее время все более явной становится тенденция к слиянию алавитской властной верхушки с суннитской торгово-финансовой и бизнес-элитой Сирии[11].

Сложившееся положение, однако, не порождает проявлений насилия по причине межконфессиональной вражды, отчасти потому, что складывался оно на протяжении длительного времени, отчасти по причине относительной стабильности политической и социальной жизни в стране и отсутствия явного притеснения остальных конфессиональных меньшинств.

Говоря вообще, религиозная толерантность присуща современному сирийскому обществу, бережно хранящему арабскую культуру и традиции. Множество памятников архитектуры языческой эпохи, тщательно сохраняемые, многочисленные церкви различных конфессий, стоящие рядом, древние и современные мечети – все это составляющие культурного облика сирийских городов. Поликонфессионализм сирийского общества и его поликонфессиональная арабская культура рассматриваются жителями как историческое наследие. Чтобы подчеркнуть толерантность мусульманского большинства к религиозным меньшинствам и бережное отношение к доисламской истории своей страны, достаточно упомянуть, что перед входом в главную столичную мечеть Омейядов сохраняются древние колонны языческого храма Юпитера, а в самой стене мечети мусульмане показывают каменный блок с барельефом Христа.

Исторический процесс привел к существованию на территории современной Сирии традиционного арабского общества, которому поликонфессионализм присущ искони, как имманентное качество. И это оказывается верным для многих арабских государств. Множество религиозных общин со своей религиозной культурой и незначительно разнящимися этическими нормами составляют арабское общество не как мозаика, но как некий конгломерат, переплавленный в единое целое на протяжении веков нелегкой истории Сирии. При всем многообразии составляющих сирийский народ представляет собой нечто цельное, устроенное по внутренним законам исторического развития. Перед руководством страны и ее интеллектуальной элитой стоит задача не допустить дезинтеграции общества по конфессиональному признаку, упрочивать и стремиться гармонизировать отношения между религиозными общинами страны, что должно обеспечить единство и консолидацию сирийцев перед лицом вызовов современности.


 

[1]     Панченко К.А. Вехи развития культуры православных арабов в VII–XVIII вв. // Арабские страны Западной Азии и Северной Африки. – М., 1999. – Вып. 3. – С. 256.

[2]     См., например: Report on Christian Emigration: Lebanon & Syria / Catholic Near East Welfare Association [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.cnewa.org, 2004, свободный.

[3]     Кобищанов Т. Ю. Этноконфессиональные группы в системе профессионального разделения труда в арабо-османском обществе // Россия и Восток: взгляд из Сибири в конце столетия. – Иркутск, 2000. – Т. 1. – С. 152.

[4]     Там же. С. 156.

[5]     Syria and Palestine / Handbooks prepared under the direction of the Historical Section of the Foreign Office, No. 60. – London: H. M. Stationary Office, 1920. – Р. 32.

[6]     MacCallum E. The Nationalist Crusade in Syria. – NY, 1928. – Р. 133–135.

 

[7]     См.: http://www.britishembassy.gov.uk/

[8]     Абдо С. Аль-масихийун ас-сурийун: кадиман уа хадисан. Дамаск: Дар Ала Ад-Дин, 2002, с.53.

[9]     Haddad, George. Fifty years of Modern Syria and Lebanon. – Beirut, Dar-al-Hayat, 1950. – Р. 16.

[10]    Lucas I. The Paradox of Syria // Asian Affairs. – Vol. 25, Issue 1, 3–12 (February, 1994). – Р. 38.

[11]    Ахмедов В. М. Проблема межконфессионального и межобщинного согласия в современной Сирии // Этносы и конфессии на Востоке: конфликты и взаимодействие / МГИМО(У) МИД РФ. – М., 2005. – С. 220.