Гендерные особенности отношения дагестанцев к традиционным исламским ценностям

З. М. Абдулагатов,
заведующий отделением социологии Института ИАЭ ДНЦ РАН,
кандидат философских наук

I. Гендерные проблемы в феминистской теологии

1. Северный Кавказ относят к регионам, где традиционализм имеет крепкие корни в нормах религиозных и адатных культурных ценностей. В связи с ростом исламского религиозного самосознания, с одной стороны, и усилением влияния глобальных перемен – с другой вопрос о том, каковы тенденции в адаптационном восприятии традиционным религиозным сознанием светских перемен, вызывает научный и практический интерес.

2. В научной литературе существует множество определений понятия гендер. Это и понятно, так как оно появилось в научно-терминологическом аппарате относительно недавно, начиная с 1960-х гг. ХХ в. Одно из признанных определений гендера дано международным феминистским сообществом. Смысл данного определения сводится к тому, что понятие гендера «используется для обозначения всех тех социальных и культурных норм, правил и ролей, приписываемых людям обществом в зависимости от их биологического пола». Иногда под гендерным понимают не только типичное социальное поведение, определяемое принадлежностью к биологическому полу, но и желаемое поведение.

3. Категория «женского» активно используется в феминистской теологии. Многие современные исследователи утверждают, что традиционные религии нивелируют женский опыт веры и потребности женщин в религиозном самовыражении[1].

В современной феминистской теологии общепризнанны четыре направления: ревизионистское, реформистское, революционное и реджектионистское.

Ревизионистское направление феминистской теологии основано на либеральной критике религиозных традиций и структур маскулинно центрированного языка, использующегося в религиозных ритуалах. Цель ревизионистов – корректная интерпретация священных текстов с позиций гендерного равенства.

Реформистское направление требует изъять тексты, способствующие продуцированию и подтверждению стереотипов гендерного неравенства.

Революционное феминистское направление выступает за ограничение влияния традиционных религий, полный учет в религии женского опыта постижения Божественного. Господу как трансцендентному началу теоретики феминистской религии противопоставляют божества женского рода.

«Отвергающие» теологии феминизма требуют введения абсолютно новых, альтернативных форм веры и обрядов, основанных на понимании потребностей женского духовного развития[2].

4. В дагестанском исламском сознании пока еще нет каких-либо организованных форм феминистской теологии. Это означает, что женщина в вопросах ислама в рамках публичной веры не выражает своего особого понимания веры. В этом смысле, в смысле религиозного самосознания, своего места в исламе, женское гендерное пространство совпадает с гендерным пространством мужчины. Но в онтологических аспектах исламского бытия, определяемого основополагающими сакральными текстами, эти пространства достаточно асимметричны. Например, по Корану «...одним (мужьям) дал Аллах преимущество перед другими (то есть женами)...»[3], «Призовите в качестве свидетеля двух известных вам мужчин. Если не найдется двух мужчин, то одного мужчину и двух женщин...»[4], «Женщины ваши – пашня ваша...». Мусульманке запрещено (харам) выходит замуж за иноверцев. Мусульманину запрещено жениться на язычницах или неверующих, но разрешен брак с христианками и иудейками. Мужчина имеет право на многоженство (при определенных условиях). Наследственное право мусульман определяет преимущественные права мужчин перед женщинами[5].

II. Исламское сознание дагестанцев: гендерные особенности

1. У женщин наблюдается более мягкое восприятие религии и атеизма. Среди женщин процент называющих себя «убежденно верующими» оказался в 1,7 раза меньше, чем среди мужчин. Процент «неверующих» среди женщин меньше данного показателя у мужчин в 1,4 раза, среди «убежденно неверующих» – в 1,9 раза. Зато среди женщин преобладают просто «верующие» – 69,2%. Среди мужчин таковых 50,8%[6].

2. По опросам разных лет в Дагестане, о своей вере в Бога заявляли: в 1996 г. – 88%; в 1998 г. – 84,1%; в 2000 г. – 82,5%; в 2004 г. – 79,1% опрошенных. Как правило, женщин, считающих себя верующими, оказывалось на несколько процентов больше, чем мужчин. Только в последнем опросе (2004 г.), где была предложена более гибкая структура ответов на вопрос о вере (7 позиций), разница в общей численности так или иначе относящих себя к верующим мужчин и женщин оказалась значительной – 8,8%. В то же время 58,9% мужчин и только 44,8% женщин придерживаются консервативной позиции «Мусульманская религия должна быть такой, какой была при Пророке Мухаммаде». Модернизм в исламе признают 35,1% женщин и 25,7% мужчин. Эти результаты говорят о лучшем адаптационном потенциале женщин по сравнению с мужчинами.

3. Существенные различия между мужчинами и женщинами выявились в их отношении к некоторым нормам современной экономической жизни. Так, женщины в большей степени, чем мужчины, склонны к нормам целерациональности (53,1% против 47,5% у мужчин). Так же они в меньшей степени, чем мужчины, выразили согласие с религиозно-ценностной рациональной деятельностью (36,8% против 45,5% у мужчин).

4. Другой вопрос, ответы на который показывают большую ориентированность женщин на светские нормы, был следующий: «Как Вы считаете, можно ли в современных условиях мусульманину получать проценты (риба) с денег отданных в долг?» Ответ «нет» дали 45,0% мужчин, и 28,0% женщин. Но, когда речь зашла о помощи человеку в пределах «разумных процентов», более трети женщин (33,9%) одобрили «рибу» (у мужчин – 19,3%). В отношении принятия «рибы» как мужчины, так и женщины малозначимым считают разрешение духовных лиц. Но и здесь женщины в два раза меньше, чем мужчины, склонны считаться с духовными авторитетами.

5. Символами гендерного мужского пространства часто определяют рационализм мужского мышления в отличие от эмоционального, интуитивного, «правополушарного» женского. Это общее правило не всегда подтверждается. Например, в ответах на вопрос о роли разума и веры в различении добра и зла женщины в преобладающем большинстве (65,3%) считают, что «человеческий разум способен различать добро и зло независимо от веры в Бога». У мужчин эту позицию выбрали 55,4%.

6. Одобрительное отношение к многоженству среди мужчин почти в пять раз больше, чем среди женщин (23,3% против 5,0%).

Отрицательное отношение к многоженству среди женщин почти в два раза больше, чем среди мужчин (68,6% против 37,1%).

Среди причин отрицательного отношения к многоженству на первом месте у женщин – уважительное отношение к своей личности («Хочу быть единственной и неповторимой» – 51,5%) и оценка многоженства как явления безнравственного – 27,2%. У мужчин на первом месте «невозможность материального обеспечения нескольких жен» (25,7%), на втором – религиозная: «Я не смогу одинаково любить их, как того требует Коран, и возьму на себя грех» – 16,3%. Доводы нравственного характера у мужчин на втором месте – 14,9%. Этот показатель значительно ниже, чем у женщин (27,2%).

Интерес представляют ответы респондентов на вопрос о причинах одобрительного отношения к многоженству. На первом месте у мужчин довод религиозно-нравственного характера: «Чем ходить “налево”, грешить, лучше иметь четырех законных жен». У них же на втором месте ссылка на религиозную традицию: «Ислам не запрещает, а пример пророка Мухаммада подкрепляет идею многоженства».

Женщины находят другие объяснения положительной оценки многоженства. Прежде всего это причины социального характера: «Порядочных мужчин осталось мало. Лучше быть четвертой женой у порядочного мусульманина, чем единственной у непорядочного мужчины», «Меня не волнует, будет он меня любить или нет, лишь бы был законный отец моих детей».

7. Одним из главных вопросов анкеты был вопрос о роли шариата в общественной, государственной и личной жизни мусульманина. Те или иные аспекты мусульманского права предлагались респондентам для оценки еще в опросах 2000 и 2002 гг. По результатам социологического опроса 2000 г.[7], на вопрос «Хотите ли Вы стать гражданином исламской Республики Дагестан?» отрицательный ответ дали 76,6% опрошенных. Причем в городской местности эта позиция поддержана 83,3% опрошенных. В опросе 2007 г. в отличие от предыдущих лет респондент мог выбрать желаемую сферу приложения норм шариата: государство, общество, личная жизнь, различные сочетания личного и общественного. Как мужчины, так и женщины главным образом придерживаются той позиции, что «шариат должен регулировать межличностные отношения людей (сферу нравственности), не затрагивая сферу государственной деятельности: общее – 41,0%; мужчины – 43,1%; женщины – 39,3%. Женщины в отличие от мужчин придают шариату большую роль в регулировании семейно-бытовых отношений. Среди женщин по сравнению с мужчинами оказалось больше тех, кто склонен считать нормы шариата устаревшими, не соответствующими времени (19,2% – у женщин, 14,9% – у мужчин).

8. По опросу 2004 года в Республике Дагестан, на вопрос о роли религии в нравственном отношении человека были получены следующие результаты: «Нравственным может быть только верующий человек» – 16,8%; «Нравственным может быть любой человек независимо от своего отношения к вере» – 74,6%.

В 2007 году в группу из пяти возможных ответов на вопрос о том, кого можно назвать верующим, было включено утверждение: «Истинно верующий тот, кто совершает нравственно правильные поступки в жизни, а не клянется в вере Аллаху и выполняет другие ритуальные требования исламской религии». «Нравственно правильные поступки» оказались наиболее существенной в характеристике истинной веры дагестанцами (32,4%). Причем у женщин данная позиция на первом месте из пяти предложенных для оценки – 37,7% против 26,2% у мужчин. У мужчин на первом месте в ответах на данный вопрос – выполнение требований Имана (искренняя вера в Аллаха, в его ангелов, посланников, в его Коран, судный день, судьбу – 33,7%).

9. В условиях современных глобализационных процессов усиливаются миграционные потоки, в результате чего рядом оказываются люди различных вероисповеданий. Проблема взаимоотношений лиц различных вероисповеданий особенно актуальна в больших городах с пестрым этноконфессиональным составом. Острый характер противоречия на основе различных вероисповеданий приобрели в последние годы в Западной Европе – Дании, Франции, Германии – в результате «карикатурных», «хиджабских» и других проблем.

Надо отметить, что в самом Дагестане не приходится говорить о конфликтных отношениях между распространенными на его территории традиционными религиями, точнее, их представителями. Мусульмане, христиане, иудеи жили и живут здесь достаточно дружно. Тем не менее в последние годы на территории РД активную миссионерскую работу ведут представители других, нетрадиционных для Дагестана религий, для которых Дагестан, выражаясь современным термином, не является «канонической территорией». Каково отношение дагестанца к другим религиям? Каково отношение дагестанцев к освоению их «канонических территорий» иноверцами? Как дагестанцы оценивают различные модели поведения мусульманина в государствах, где исторически господствовали неисламские конфессии?

Толерантное отношение к другим религиям выразили 75,1% опрошенных. Среди женщин этот показатель выше, чем среди мужчин: 79,1% против 69,8%.

Второй из вопросов для респондентов был сформулирован следующим образом: «Как Вы считаете, могут ли на территориях, где традиционно были мечети, быть построены церкви, синагоги и вообще ритуальные здания других религий?

а) да, так как мы уже живем в условиях демократии, надо проявить терпимость к иноверцам;

б) нет, так как это неизбежно приведет к усилению напряженности между верующими.

в) затрудняюсь ответить».

Наибольшее число опрошенных приняло ответ «а» – 38,8%. Женщины в данном случае проявили меньшее понимание демократизации «канонической территории», чем мужчины (34,7% против 43,6%), что явилось неожиданным результатом опроса, несколько не совпадающим с толерантными ответами женщин на другие вопросы.

В связи с третьим из сформулированных выше вопросов опрашиваемым было предложено оценить возникшие в западноевропейских государствах (Франция, Германия, Дания) в последние годы конфликты мусульман с органами власти и местным населением. Точнее, респондентам было предложено выбрать оптимальную, по их мнению, модель поведения мусульманина в преимущественно немусульманской, инорелигиозной среде. В общей выборке определяющей оказались две позиции: а) мусульмане должны соблюдать законы государства проживания, но жить по исламу в быту, в личных отношениях – 56,2%; б) мусульмане должны строго следовать законам и нормам тех государств, которые их приняли, – 24,3%. Значимых различий между мужчинами и женщинами по этим двум позициям не обнаружилось. Две другие позиции касались изменения законов государства проживания с целью установления норм шариата. В одном случае предлагалось это изменение проводить насильственно, в другом – мирными, парламентскими методами. Отметивших эти два варианта в сумме оказалось 14,5% – 7,5 и 7% соответственно[8]. В выборе насильственной формы установления шариата существенных различий между женщинами и мужчинами также не выявилось (7,9 и 6,9% соответственно).

Основной вывод исследования сводится к тому, что гендерное адаптационное пространство женщины значительно больше, чем мужское, пересекается с пространством общечеловеческих светских ценностей. В то же время мужчины и женщины показали высокую степень вербальной предрасположенности к светскому характеру адаптации, к изменяющимся общественным отношениям. Если намеченная тенденция, во многом определяющая свою динамику глобализационными процессами, сохранится, она будет и далее способствовать снижению роли традиционных религиозных норм в регулировании личной и общественной жизни рядового дагестанца.