Миграционная политика Франции: опыт для России

И. В. Рыжов, Д. М. Золина

В эпоху глобальных изменений в мире, к числу которых относится заметно возросшая миграция населения, сложнее становится вопрос о ее последствиях для обществ, принимающих мигрантов. Среди причин, побуждающих население мигрировать, помимо экономических, стали доминировать социальные, политические, религиозные и культурные. Массовый приток иностранцев, в основном из афро-азиатских государств с иной культурой, укладом, религией, образом мышления, образованием, обострил прежде всего социальные проблемы европейских обществ, поставил под угрозу национально-культурное своеобразие европейцев, а в последнее время в связи с ростом исламского экстремизма и терроризма – и безопасность государств. Практически во всех европейских странах идеи синтеза и многообразия культур сегодня сменились стремлением к «жесткой интеграции» мигрантов в европейское общество на условиях компромисса: с соблюдением их гражданских прав в том объеме, в котором они не вступают в противоречие с национальными интересами и культурными традициями европейских государств [1]. Это мы на данный момент и можем наблюдать в миграционной политики Франции.

Франция долгое время слыла страной, гостеприимной для иммигрантов. Республиканская традиция, восходящая к Французской революции XVIII века, отвергала навязывание иностранцам какой-либо формы регистрации, подобной существующим в Германии или скандинавских странах. К тому же понятия гражданства и национальности во французской традиции практически идентичны, а всякая отсылка к социальному, религиозному или этническому статусу воспринималась как дискриминационная, нарушающая один из священных принципов республики – принцип равенства, что формально создавало благоприятные предпосылки для легкой интеграции иностранцев во французское гражданство. Кроме того, до экономического кризиса 1974 г. существовал достаточно свободный прием во Франции мощного притока иммигрантов, но от этой политики пришлось отказаться из-за кризиса и связанного с ним быстрого роста безработицы. В 1993 и в 1997 гг. были приняты новые законы, ужесточающие иммиграционную политику Франции. Они вносили коррективы в закон 17 июля 1984 г., согласно которому законно проживающие во Франции иммигранты могли окончательно обосноваться во Франции; возвращение их на родину осуществлялось только при их добровольном согласии и с предоставлением им финансовой помощи для возвращения и реадаптации; всякие новые потоки иммиграции должны были исключаться [2]. После чего миграционная политика Франции направлена на достижение нулевого уровня иммиграции.

Трудовая миграция во Франции должна была решить демографическую проблему страны. Если бы не иммиграция населения, Франция насчитывала бы всего 45 млн человек (сегодня – 57 млн), а демографический рост сократился бы на 40% [3]. Таким образом, иммиграция позволила удержать уровень рождаемости и «компенсировать» старение населения.

Существующие социальные затраты на иммигрантов значительны, если иметь ввиду семейные пособия: 2940 франков в месяц иностранцам-неевропейцам и 1760 франков – французам. Однако эти пособия в основном идут (75%) на детей, которые или уже считаются французами, или станут ими в ближайшем будущем. Медицинскими льготами иностранцы-неевропейцы обеспечены хуже, чем французы (52% против 85%), и врачей они посещают реже (3,7 и 6,6 раза в год) [4].

Иммигранты предприимчивы и инициативны. Многие из них открывают свои предприятия, создавая дополнительные рабочие места. Число предпринимателей и руководителей предприятий – иностранцев возросло с 60 тыс. в 1982 году до 90 тыс. в 1989 году [5]. Относительно благополучная картина социальных показателей интеграции мигрантов сменяется довольно мрачной, когда речь идет о так называемых «гетто» – целых кварталах в городах и пригородах, заселенных преимущественно арабо-мусульманским населением, где этнокультурные, религиозные противоречия перерастают в конфликт и коренные французы оказываются в изоляции. Исходя из того, что проблема «гетто», скорее, социальная, чем этническая, и коренное население также находится в тяжелом экономическом положении, начиная с 1980-х гг. был сделан упор на интеграцию в рамках локальной политики в кварталах массового заселения иностранцев. Она предполагала социальное развитие этих районов, обеспечение доступа к образованию, работе, создание зон первоначального воспитания для мигрантов. Меры охватывали не только иностранцев, но и французов, испытывающих экономические трудности, для которых их среда обитания в подобных кварталах становилась местом маргинализации [6]. С тех пор как стали изучать степень расистских и ксенофобских настроений французов, этот показатель достаточно стабилен и высок: 43% опрошенных (в 2000 г.) заявили, что они «скорее» или «немного» расисты, 28% считают себя «совсем не расистами» и 26% – «неявными расистами». «Предметом» расистских настроений являются в первую очередь магрибинцы (75%), их второе поколение (55%), «черные» (44%), цыгане (41%) [7].

По мнению некоторых ученых, этноцентризм, ксенофобия стали для значительной части французов структурообразующим элементом восприятия мира и жизненных ценностей. Во многих пригородах крупных городов условия жизни французских семей и семей иммигрантов схожи. Соседство с иммигрантами стало символом социального деклассирования. В последнее время в связи с ростом исламского экстремизма в настроениях общества доминирующей стала арабофобия. Во Франции около 4 млн мусульман, более половины из них – французские граждане, точнее, эта цифра относится к людям «мусульманской культуры», так как французское право не позволяет классифицировать французских граждан по их религиозной принадлежности. Речь идет о выходцах из мусульманских стран и о французах, которые исповедуют ислам. Исламские движения во Франции усиливаются во время экономического кризиса и таких международных событий, как кризис в Персидском заливе, война в Боснии, палестино-израильский конфликт, сентябрьские события 2001 г., война в Афганистане, Ираке и т. д. С 1980–1990 гг. ислам стал второй религией во Франции, и он заявляет о себе и своих правах на французской земле (предоставление права голосовать на выборах, выделение комнат для молитв, мест для ритуального забоя скота, мусульманских карре на кладбищах и т. п.) [8]. Опасения вызывает не традиционный «спокойный» ислам, а его фундаменталистские движения. Возник вопрос: можно ли быть французом и мусульманином одновременно? Исследования показали, что чем лучше становится социальное и экономическое положение иммигрантов, тем глубже их интеграция во французское общество, тем реже они самоутверждаются как мусульмане, и наоборот: чем более отторгнутыми они себя чувствуют, чем слабее их гражданское самоощущение, тем заметнее их стремление к мусульманской идентичности [9].

Появление Национального фронта (НФ) на европейских выборах в 1984 году с 11% голосов, рост его популярности на протяжении последних лет (в некоторых регионах юга и востока страны на президентских выборах 2002 г. Ж. М. Ле Пен получил до 30%) и наконец 15% голосов на прошедших весной 2004 г. региональных выборах говорят не столько о заметных ксенофобских настроениях французов, сколько о неспособности как правых, так и левых во Франции адекватно решить проблемы, связанные с негативными для Франции последствиями глобализации и европейской интеграции, неконтролируемой миграции, а также о стремлении найти альтернативу сегодняшнему французскому курсу в политике укрепления национального государства, сохранения его национально-культурной идентичности, в защите национальных интересов Франции внутри и вне пределов государства. С конца 1990-х гг. призывы к сохранению идентичности и «права на отличие» сменились идеей «смешанной Франции» (France metissee) [10].

Маятник общественного и научного мнения во Франции колеблется то в сторону национального идеала равенства и унификации прав, то в пользу признания права на отличие этнических общин, между «республиканским универсализмом» и «культурным дифференциализмом». Для некоторых социологов интеграция во французское общество предполагает ясное осознание принадлежности к французской нации не только как к этнической общности, но и как к добровольному «сообществу граждан». Другие полагают, что только национальное государство, основанное на республиканских принципах, может гарантировать идентичность и безопасность при усилении конфликтов, связанных с экономической нестабильностью общества. Они призывают к гражданской мобилизации, чтобы идеи французской идентичности перестали быть козырем крайне правых [11]. Последние события во Франции показали, что все эти действия не возымели должного эффекта. Французское правительство, находясь под давлением иммигрантов и коренного населения, повернулось в сторону «жесткой интеграции».

            Доказательством тому послужили и прошедшие в 2007 г. президентские выборы во Франции, на которых победу одержал бывший министр внутренних дел Николя Саркози, известный своим жестким отношением к вопросу о мигрантах. Как отмечает ряд исследователей, одним из самых сильных предвыборных заявлений Н. Саркози стали его высказывания по поводу миграционной политики французского государства, что позволило ему получить на выборах поддержку «правых» избирателей. Закон, вызвавший у одних бурные протесты, у других – восторг, называют революционным. Французское правительство проводит политику селективной иммиграции – при таком подходе приоритет получают высокообразованные специалисты, ученые и студенты.

«Франция не может принимать у себя всех, кто захочет к нам приехать. Мы не в состоянии обеспечить их ни жильем, ни работой», – заявлял Н. Саркози, еще будучи министром внутренних дел, именно он являлся одним из инициаторов документа [12]. Фактически вводится система квот: каждый год правительство будет представлять парламенту соответствующий документ, в котором будет установлено число иммигрантов, которым разрешается въехать во Францию. Льготный вид на жительство, получивший название «Компетентность и таланты», получат ученые, художники, артисты и спортсмены.

Что касается же всех остальных желающих приехать во Францию на постоянное место жительства, то для них все будет гораздо сложнее. Например, чтобы получить 10-летний вид на жительство, иностранцам теперь придется подписывать «интеграционный контракт», овладеть основами французского языка и французской цивилизации. К тому же проживший более 10 лет в стране иммигрант-нелегал теперь не сможет автоматически получить вид на жительство.

Говоря о проблеме иммиграции в России, необходимо отметить, что еще в годы существования СССР существовали программы привлечения иностранной рабочей силы в экономику России, прежде всего это касалось северных и дальневосточных территорий, покрывалась нехватка рабочих рук в нефтегазовом комплексе, лесном хозяйстве, текстильной промышленности. Основной поток рабочих шел из бывших республик Советского Союза, стран СЭВ, Вьетнама.

Несмотря на проблему безработицы, в России по-прежнему имеется значительное число вакансий, на которые не идут россияне. Кроме того, ряд иностранных фирм привлекает на работу в России иностранный персонал. В основном иностранные работники используются в строительстве, торговле и общественном питании, промышленности, сельском хозяйстве и на транспорте. Официальная численность привлеченных иностранных работников с 1994 по 2000 г. колебалась от минимальной величины 129 тыс. человек в 1994 г. до максимальной величины в 292 тыс. человек в 1996 г. В 2000 г. она составила 193 тыс. человек [13].

По последним данным Минэкономразвития и торговли России, в 2003 году в России было занято 366,3 тыс. иностранных граждан, из них 49% – выходцы из стран СНГ, остальные 51% – из Китая, Вьетнама, стран бывшей Югославии, Турции, КНДР, Польши и других стран [14].

С распадом Советского Союза и открытием границ в России получила развитие незаконная иммиграция, современные масштабы которой оцениваются Минэкономразвития и торговли России в 2,5–3 млн человек. Незаконные иммигранты – это в основном беженцы из Афганистана, стран Африки и др., а также трудовые мигранты из Китая. На незаконном положении находится значительная часть мигрантов из стран СНГ [15].

К основным причинам незаконной миграции можно отнести «прозрачность» российских границ с государствами – участниками СНГ, неразвитость в России соответствующего законодательства и нехватка финансовых средств на регулирование данной формы иммиграции.

По расчетам Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозировании РАН, при экстраполяционных сценариях прогноза миграции (сохранении сложившихся тенденций) численность населения России будет быстро убывать до 98 млн человек в 2051 г. В случае стабилизационного варианта прогноза численность населения России до 2100 года могла бы сохраниться на нынешнем уровне (порядка 144 млн человек). Но при этом доля мигрантов и их потомков в населении должна достигнуть уже в середине XXI века свыше половины населения. Что касается прогноза изменения численности населения трудоспособных возрастов, то на протяжении последних 50 лет она росла. Этот рост сохранится до 2005 г. Далее, при условии экстраполяционного прогноза миграции, с 2006 г. начнется быстрое сокращение абсолютного числа населения в трудоспособном возрасте в объеме порядка 1 млн человек в год. К 2050 г. его численность станет на 50% меньше, чем в 2000 г., а к 2100 г. останется только 35% от численности 2000 г. При стабилизационном варианте прогноза обеспечить рост трудоспособного населения также невозможно, хотя сокращение может быть меньшим: в 2050 г. на 15% к уровню 2000 г., а затем возможна стабилизация на уровне 1971 г. (ниже численности 2000 г.). [16]

Таким образом, при любых, даже самых оптимистичных и нереальных вариантах естественного движения населения и максимальных объемах иммиграции в Россию в первой четверти XXI века ожидается абсолютное сокращение численности трудовых ресурсов. Поэтому привлечение и закрепление трудовых мигрантов становится объективно необходимым.

Данный прогноз демографического развития и рынка рабочей силы свидетельствует о необходимости обеспечения значительного притока трудовых ресурсов, увеличения ежегодного числа иммигрантов до 1 млн человек [17].

Существуют две основные стратегические линии миграционной политики. Суть первой заключается в отказе от стимулирования миграционного притока, так называемая программа сдерживания. Реализация такого рода политики при сохранении неблагоприятных тенденций в развитии демографической ситуации может привести к тяжелым последствиям, связанным с нехваткой рабочих рук.

Вторая стратегия предполагает, наоборот, серьезное стимулирование иммиграции, подразумевающее вовлечение в иммиграционный поток выходцев из стран старого зарубежья (прежде всего из Восточной и Юго-Восточной Азии и других развивающихся стран) и, как следствие, выработку государством особых подходов к их расселению и адаптации [18].

Существует еще один вариант, который и избрали нынешние французские власти, – селективный отбор мигрантов. Реализация донного подхода возможна только при тщательном государственном регулировании рождаемости и смертности.

Существует целый ряд проблем, касающийся непосредственного реализации любой из стратегий. Возникает вопрос, кого именно следует принимать. Здесь возможны варианты: либо исходить следует из принципа территориальной общности и национальной принадлежности потенциального мигранта, либо уделять внимание качеству иммиграции. Так, например, Л. Рыбаковский (Национальная безопасность и демографический рост. М., 2004) предлагает делать ставку на квалифицированные кадры. А вот А. Вишневский («Альтернативы миграционной стратегии» в журнале «Россия в глобальной политике» (Т. 2, № 6, ноябрь–декабрь 2004 г.) говорит о возмещении потребности российской экономики в низкоквалифицированной рабочей силе [19].

Конечно, исходя из вышеприведенной демографической стратеги развития России, становится ясно, что именно селективный подход более приемлем и оптимален для реализации.

Таким образом, можно сделать следующий вывод: в России проблема межнационального и межконфессионального согласия уже существует (по данным Института конкретных социальных исследований РАН, 37,2% россиян считает противоречия между русскими и нерусскими главными в современной России) [20] и будет обостряться еще больше в связи с растущей неконтролируемой миграцией из стран Средней Азии и кавказского региона. Исходя из опыта Франции, в которой, несмотря на развитую социальную сферу, высокий уровень жизни и довольно значительную помощь иностранцам, проблема иммигрантов достигла своего апогея, необходимо уже сейчас уделять значительное внимание данной проблеме. Учитывая достаточно низкий уровень жизни в России, необходимо понять, что больший процент населения будет всегда негативно настроен по отношению к иммигрантам, считая, что те забирают у них деньги и работу.

Как и в Европе, иммигранты восполняют потери российского населения (на 2,2%), способствуют экономическому развитию. Но демографические проблемы внутри страны необходимо решать не за счет увеличения числа иммигрантов, что происходило во Франции на протяжении более чем 150 лет (к чему это привело, мы можем видеть сейчас), а путем улучшения социальной инфраструктуры и повышения уровня жизни. К тому же простое уменьшение количества иммигрантов недостаточно для корректировки иммиграционной политики и улучшения ситуации. Несмотря на негативное отношение значительной части местного населения к иммигрантам и сравнительно высокую безработицу, роль иммиграции может быть при условии пересмотра иммиграционного законодательства для расширения приема категорий тех экономических мигрантов, на которые существует спрос. Еще одним важным моментом является переход миграции из экономической в социальную, как это уже произошло во Франции.

Больший процент мигрантов – выходцы из мусульманских стран и регионов с сильными традициями, и, приехав сюда, они привозят свои семьи с 5–6 детьми, где работает только муж, что еще больше ухудшает их экономическое положение. Решением этой проблемы могло бы стать упрощение законного въезда временных работников, четкая регламентация условий их труда и, что особенно важно, создание стимулов для возвращения на родину после завершения работы. Проблема иммигрантов требует немедленного принятия объективных действий, иначе в недалеком будущем нас ожидает то же, что происходит сейчас во Франции.