Проявления репрессивно-идеологического диктата властей на мусульман Москвы в годы советской власти

Д. З. Хайретдинов, В. А. Ахмадуллин

Жизнь мусульманской общины Москвы в 1920-е гг. характеризуется двумя тенденциями. С одной стороны, в феврале 1923 г. был опубликован декрет СНК «О регистрации религиозных обществ», после чего все формы религиозной жизни мусульман оказались под контролем государства и ислам стал активно вытесняться на обочину общественной жизни. Верующие, открыто заявлявшие о своей религиозной принадлежности, становились в лучшем случае маргиналами в обществе. С другой стороны, в Москву в поисках лучшей доли прибывало все большее число этнических мусульман, что отразилось на значительном увеличении численности мусульманской общины.

С окончанием гражданской войны руководство страны решило навести «порядок» в религиозном вопросе. Еще в марте 1921 г. Г. В.Чичерин внес в ЦК РКП(б) предложение по антимусульманской пропаганде, а В. И. Ленин дал указание о внесении этой идеи в Циркуляр ЦК. В мае 1921 г. состоялся пленум ЦК РКП(б), взявший курс на усиление борьбы с религией. 25.09.1922 г. состоялось первое заседание новой комиссии, оформленной 13.10.1922 г. и утвержденной постановлением Политбюро ЦК РКП(б) от 19.10.1922 г. Она получила название Комотцергор – комиссия по проведению отделения церкви от государства; сокращенное название – Антирелигиозная комиссия (АРК). Вслед за ней начали создаваться подобные комиссии при обкомах партии и советских органах различного уровня.

Важность деятельности АРК подтверждается списком лиц, которые принимали участие в ее работе: В. И. Ленин, И. В. Сталин, Н. И. Бухарин, Л. Д. Троцкий, А. В. Луначарский, В. Р. Менжинский, Л. М. Каганович, А. И. Рыков, П. А. Красиков, П. Г. Смидович и др. Фактически это была единственная комиссия в непосредственном подчинении Политбюро, но структурно входящая в агитационно-пропагандистский отдел (АПО) ЦК партии. Именно АРК постановила «разработать специальный циркуляр по постановке антирелигиозной пропаганде среди мусульман, для чего создать специальную комиссию в составе тт. Сафарова и Султан-Галиева».

Целью работы АРК было полное уничтожение религии, а главной задачей – замена религиозного мировоззрения коммунистическим. Деятельность АРК направлял секретарь ЦК партии по пропаганде Емельян Михайлович Ярославский (настоящее имя – Миней Израилевич Губельман). Вся работа комиссии была засекречена; ее документы публиковались в ограниченном количестве и под грифами: «Секретно», «Хранить наравне с шифром», «Строго секретно» и т. д. За 8 лет своего существования (23.10.1922 – 4.11.1929 гг.) АРК рассмотрела 842 вопроса, касающихся политики партии и государства в отношении религиозных организаций, что зафиксировано в 118 протоколах.

Для изучения настроений уммы коллегия Наркомнаца решила создать спецкомиссию, которая была утверждена на заседании мусульманской коллегии Наркомнаца. В ее состав вошли: председатель – Гисматуллин; члены – Алиев, Атнагулов, Тюрякулов, Султан-Галиев, Тагиров, Гимадиев. Имелись подобные комиссии и при других комиссариатах. Комиссия, работавшая при Народном комиссариате просвещения (НКП), в феврале 1923 г. приняла план, предусматривающий: изучение истории ислама; проведение научно-практических конференций; создание научно-методической литературы; ведение пропагандистской работы. Не были обделены вниманием и вопросы организации съездов мусульман, мусульманских школ и другие проблемы. Для ведения антирелигиозной работы среди мусульман было принято решение создать межведомственную комиссию из представителей народных комиссариатов.

Для выполнения поставленной цели – уничтожения религии в системе Государственного политического управления (ГПУ), в составе секретного отдела, незадолго до этого было создано 6-е отделение («церковное»). Его начальником стал Е. А.Тучков (осенью 1922 г. он занял еще и пост секретаря АРК); задачами этого подразделения были сбор информации, подготовка решений и их выполнение, анализ обстановки, вербовка осведомителей.

3.12.1927 г. в политическом отчете ЦК XV съезду ВКП(б) И. В. Сталин в числе недостатков в работе партийных и советских органов назвал ослабление антирелигиозной борьбы и потребовал усиления этой деятельности. Установки на окончательный разгром религиозных организаций стали все чаще звучать из уст руководителей страны. Одним из первых шагов по реализации этой установки стало придание более высокого статуса Антирелигиозной комиссии: с 13.06.1928 г. она стала называться АРК при Политбюро ЦК ВКП(б).

1928 г. стал началом нового периода наступления на религию. В феврале 1929 г. секретарь ЦК ВКП(б) Л. М. Каганович подписал письмо «О мерах по усилению антирелигиозной работы», где анализировалась религиозная ситуация и намечались задачи для государственных, хозяйственных и общественных организаций. Инструкция административно-организационного управления НКВД РСФСР об использовании помещений религиозными объединениями от 23.02.1929 г. фактически положила начало планомерному закрытию и перепрофилированию богослужебных зданий, которые переделывались в клубы, школы, склады и просто разрушались, иногда даже без всякой перспективы хозяйственного использования.

В отношении верующих был развернут небывалый произвол. Для его оправдания был найден удобный повод: зимой 1929–1930 гг. в ходе хлебозаготовок возникли трудности, которые во многом отнесли за счет духовенства. Уже в июне 1930 г. секретарь Башкирского обкома отмечал, что в республике закрыты почти все мечети, а муллы посланы на лесозаготовки. Серьезный удар был нанесен и по религиозным газетам и журналам: к 1930 г. они прекратили свое существование.

Раньше всех регионов наступление на ислам началось в Поволжье и Приуралье. Немалую роль здесь сыграли географическое положение – близость к Москве и историческое прошлое – длительное нахождение татар и башкир в Российском государстве со всеми вытекающими последствиями, достаточно высокое число коммунистов-татар по сравнению с другими народами, традиционно исповедующими ислам (так, среди татар членов партии было 6534, среди узбеков – 2043). Даже в Москве, где мусульман было не так много сравнительно с Поволжьем, были предприняты соответствующие меры по внедрению воинствующего безбожия в ряды последователей ислама. В сентябре 1923 г. в Москве по решению Татаро-Башкирского бюро ЦК партии появился журнал «Фэн хэм дин», или «Фен-эм-Дин» в справочниках того времени («Наука и религия»), – первое антирелигиозное издание на татарском языке. В сентябре 1924 г. было создано общество «Дегриляр» («Безбожники»), предназначавшееся для антирелигиозной работы среди татар и башкир по всей стране; впоследствии оно растворилось в Союзе воинствующих безбожников.

По воспоминаниям московского историка Шамиля Фатыховича Мухамедьярова, в те годы Москве издавалось 15–20 журналов и газет на татарском языке, в основном антирелигиозного направления. В частности, по адресу: ул. Никольская, 10 располагались редакции нескольких национальных изданий, в том числе: 1) газета «Игенчеляр» («Крестьяне»), издавалась с февраля 1924 г., тираж 8 тысяч экземпляров, редактор Мансуров Бурхан, секретарь Сайфулин Мирза; 2) газета «Эшче» («Рабочий»), издавалась с сентября 1918 по 1931 г., тираж 6 тыс. экз., ответственный редактор Атнагулов Салах, ответственный секретарь Ахмедов Фархи, заведующий отделом рабочей жизни Зиганшин Ибрагим, заведующий культпросветительского отдела Агишев Касым, заведующий отделом партийной жизни Агишев Идрис; 3) журнал «Фен-эм-Дин» («Наука и религия»), издавался с 1925 г. ежемесячно, тираж 500 экз., редактор Гафуров; 4) журнал «Яш-Эшче» («Юный рабочий»), издавался с 1923 г. ежемесячно, тираж 3,5 тысяч экз., редколлегия: Таипов Саид, Максудов Махмуд, Мансуров Бурхан, Гибадуллин Наби.

Там же издавался журнал «Кечкеня Ибдашляр» («Маленькие друзья») (редколлегия: Усманов Юсуф, Уразмухамедов Меджит и др.). Кроме того, с 1920 г. в Москве выпускался орган Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока при РКП(б) журнал «Кзыл Шарк» («Красный Восток»).

После октябрьской революции 1917 г. перешла на государственное содержание татарская школа в доме Асадуллаева в бывшей Татарской слободе. Роль культурного центра московских мусульман дом Асадуллаева (был выстроен на средства миллионера-азербайджанца Ага Шамси Асадуллаева в 1913 г.) выполнял вплоть до 1941 г. – здесь располагались татарские средняя школа-семилетка № 27 им. Нариманова, детский сад, приют-интернат, библиотека тюркских народов с фондом в несколько тысяч книг, самодеятельный театр (ТРАМ – театр рабочей молодежи), Центральный татарский клуб им. Хусаина Ямашева (затем – Московский общественный культурный центр им. Х. Ямашева), типография. Здание дома Асадуллаева в печати того времени называлось татарским «Домпросом» («Домом просвещения») или же Татарским клубом им. Ямашева.

Здесь же, в редакции татароязычной газеты Метростроя, несколько лет работал один из выдающихся татарских поэтов Муса Джалиль, который вел литературный кружок и преподавал татарский язык учащимся на общеобразовательных курсах. В последние годы существования дома Асадуллаева сюда перебазировался и Центральный татарский рабочий театр, спектакли которого пользовались большим успехом у москвичей.

В первые годы и даже десятилетия после революции советская власть предприняла немало усилий для того, чтобы расположить на свою сторону национальные меньшинства бывшей Российской империи. Москва не была исключением из этой политики. Так, в 1926 г. в Москве располагалось более 20 национально-культурных организаций для различных мусульманских народов СССР, прежде всего татарских.

Сразу поле революции «школу Асадуллаева» возглавила выпускница Сорбонны Сара Касимовна Шакулова. К 1926 г. в доме Асадуллаева работала школа-семилетка № 27 им. Нариманова с 210 учениками в 7 группах (заведующий Юсупов); через несколько лет численность учеников увеличилась до 302. В том же здании функционировали два татарских детских дома для детей-сирот и малоимущих; первый из них включал 3 группы общей численностью 90 учащихся (заведующий Тимербулатов), второй – также 3 группы с 450 учащимися (заведующий Хабибуллина).

Помимо вышеназванных организаций, в Москве и ближайшем Подмосковье в 1926 г. имелись также следующие татарские школы: 1) одноступенчатая школа № 48 по адресу: Выползов пер., 5, т. е. в здании около Соборной мечети – вероятно, в бывшем религиозном училище (зав. школой Муалимов); 2) одноступенчатая школа № 6 при фабрике «Красный богатырь», село Богородское (совр. Краснобогатырская ул.), с 46 учащимися в 3 группах (заведующая Кобозева); 3) школа-семилетка им. Сазиева № 16 по адресу: Арбат, Плотников пер., 19 (заведующий Терегулов); 4) общеобразовательные курсы им. Сазиева по адресу: Ульяновская (Николо-Ямская) ул., 57 (заведующий Миникеев). Кроме того, действовала еще и начальная татарско-цыганская школа в районе «Динамо».

Однако расцвет татарской светской культуры был явлением временным, необходимым лишь для того, чтобы ретушировать главную цель большевиков – исчезновение религии и национальностей в принципе. Очень скоро они показали свое истинное лицо и скатились к откровенному террору в отношении советских мусульман.

Одной из первых жертв нового режима среди мусульманских религиозных деятелей Москвы стал Сафа Бедретдинович Алимов – второй имам новой столичной мечети, возведенной в 1904 г. в Выползовом переулке (сегодня – резиденция главы Совета муфтиев России и Духовного управления мусульман европейской части России, с конца 1930-х гг. именуется Соборной мечетью). Сафа Алимов – сын первого имама этой мечети Бедретдина Алимова, являлся муллой во 2-й московской мечети с момента ее открытия; первый документ, упоминаемый об этом, датирован 19 декабря 1904 г. Сафа стал имам-хатыбом этой мечети сразу после кончины отца (между 1910 и 1912 гг.), в этом же качестве он служил и в первые послереволюционные годы. В начале 1920-х гг. С. Б. Алимов был сослан на Соловки, где и погиб в 1924 (по др. данным – 1921) г.

После ареста С. Б. Алимова имамом-хатыбом мечети стал выходец из Нижегородчины А. Фаттахетдинов. Родной брат Сафы, Абдурахман Алимов, продолжал работать в той же мечети в качестве муэдзина. В связи с репрессиями против А. Фаттахетдинова, начатыми в 1927 г., муэдзина А. Алимова стали вызывать на ночные допросы на Лубянку, обвиняя в поддержке «врага народа»; на одном из допросов от него потребовали «выступить перед мусульманами против Аллаха и призвать людей к отречению и принятию атеизма». Абдурахман отказался, но в ту же ночь его разбил инсульт, через 10 дней после чего, в феврале 1928 г., он скончался в Москве. Присланный к Соборной мечети роскошный катафалк не потребовался, т. к. верующие несли тело муэдзина на руках до Даниловского кладбища через всю Москву, что можно считать первым публичным проявлением идеологически мотивированного протеста московских мусульман против большевистской власти.

В 1928 г. был арестован и выслан на Соловки и имам-хатыб данной мечети Абдулвадуд Фаттахетдинов (Фаттахутдинов). Через 9 лет, в 1937 г., он был освобожден, но, не имея разрешения на жительство в Москве, уехал к семье в Ташкент.

Конец 1920-х гг. – рубеж окончательного закрепления государственного диктата в отношении религиозных организаций, всего процесса отделения религиозных институтов от государства, слома государственно-мусульманских отношений. Администрирование стало рассматриваться как необходимый элемент переустройства общества.

С 1930 по 1935 г. муфтий ЦДУМ Ризаэтдин Фахретдин и его заместитель Кашшаф Тарджемани пять раз просили комиссию по культам разрешить съезд мусульманского духовенства; всякий раз им запрещали. Несмотря на то что религия была отделена от государства, советская власть постоянно и очень активно влияла на внутренние исламские проблемы. Так, когда 12.04.1936 г. умер Р. Фахретдин, на пост главы ЦДУМ претендовали несколько человек; активно включились в это противоборство и органы безопасности: углубление противоречий внутри уммы являлось специфическим методом борьбы против ислама. С целью разрушения мусульманских религиозных структур власти спровоцировали острый конфликт внутри российской мусульманской общины. Они воспользовались конфликтной ситуацией, которую сами же создали, – соперничеством между двумя преемниками скончавшегося муфтия Р. Фахретдина на пост духовного главы российских мусульман: К. Тарджемани и А. Расули.

К. Тарджемани, пользовавшийся в свое время особым доверием столичных властей, в апреле–мае 1936 г. выехал за поддержкой в Москву. Хотя руководство обеих столичных мечетей официально поддержало А. Расули, среди их прихожан имелось немало сторонников Тарджемани, который намеревался использовать Московскую Соборную мечеть в Выползовом переулке для борьбы за пост муфтия. При этом он явно рассчитывал на поддержку руководства комиссии по религиозным культам во главе с П. А. Красиковым. Тарджемани нелегально проживал в здании мечети, пытался выступать в ней и объяснял работникам милиции, что находится «вне закона» и не подчиняется органам внутренних дел. Красиков, по-видимому, пытался оказать ему помощь, но не сумел этого сделать, т. к. официальная власть отдала предпочтение другому претенденту на пост муфтия. В июне 1936 г. прокурор СССР А. Вышинский дал санкцию на арест Тарджемани, который послужил толчком к сфабрикованному «делу о заговоре руководителей ЦДУМ». В ходе него были арестованы сотни имамов (общее число репрессированных приближалось к тысяче человек), Р. Фахретдин посмертно был обвинен в антисоветизме, шпионаже и вредительстве, деятельность ЦДУМ оказалась практически полностью парализованной.

В Москве был арестован ряд столичных знакомых Тарджемани (25 чел.); из числа московских имамов были репрессированы имам Соборной мечети М. Вахитов и его предшественник на этом посту Г. Сулеймани, имам Исторической мечети А. Шамсутдинов с женой (после чего эта мечеть была закрыта властями).

Абдул-Мухамет Халилович Сулейманов (Габдулла Сулеймани, 1886–1937) – казый ЦДУМ, улем, имам и мударрис. В конце 1920-х гг. он является имамом Московской Соборной мечети и попеременно с первым имамом-хатыбом А. Фаттахетдиновым читал пятничные проповеди. После ареста А. Фаттахетдинова в 1928 г. Г. Сулеймани возглавил мечеть и осуществлял руководство ею в течение одного или полутора лет (1929–1930). По некоторым данным, в начале 1930-х гг. он был арестован; тогда же в рамках т. н. мульско-купеческих контрреволюционных образований органами ОГПУ был арестован его двоюродный брат имам-мухтасиб Тукаевского района Татарской АССР Самигулла Сулейманов. Габдулла Сулеймани был расстрелян в годы Большого террора по «делу о заговоре руководителей ЦДУМ».

Абдулла Хасанович Шамсутдинов (1878–1937), имам Исторической мечети в 1913–1936 гг., происходил родом из касимовских татар. В годы гражданской войны в условиях разразившегося голода он с семьей был вынужден переехать ближе к Казани и начал служить имамом в с. Тирса Елабужского уезда. Он вернулся в Москву в начале 1920-х гг., снова возглавив мечеть и выполняя общественную работу в Народном комиссариате иностранных дел в качестве переводчика с арабского языка. 29 апреля 1936 г. Шамсутдинов и его жена Магиря (дочь предыдущего имама этой мечети Хайретдина Агеева) были арестованы по обвинению в антисоветской деятельности в рамках инспирированного властями «дела о заговоре руководителей ЦДУМ». Имаму приписывалось стремление взорвать в Москве 3 завода, 4 моста и железнодорожные вокзалы; он был обвинен в связях с агентурой иностранных разведок и гестапо. Вскоре после этого Историческая мечеть была закрыта. 11 января 1937 г. Абдулла Шамсутдинов был приговорен к высшей мере наказания по обвинению в измене Родины и 10 февраля того же года расстрелян в Донском монастыре, тело кремировано в местном крематории. В застенках НКВД погибла и его супруга Магиря. У супругов остались дочери: Дильбар и Ильсияр. А. Х. Шамсутдинов был посмертно реабилитирован в марте 1956 г.

Муса Кабирович Вахитов (1895–1938) – имам московской Соборной мечети с 1930 по 1937 г. Происходил из рода потомственных имамов с. Медяна (современного Краснооктябрьского района Нижегородской области). Можно предположить, что М. К. Вахитов, информации о котором почти не сохранилось, по стопам отца и старшего брата обучался в одном из медресе Казани. В 1930 г. он сменил на посту имама Соборной мечети Москвы Г. Сулеймани, который руководил религиозной жизнью мечети более года после ареста А. Фаттахетдинова в 1928 г. Вероятно, еще до начала работы имамом-хатыбом М. К. Вахитов являлся муэдзином в этой мечети: в одном из документов руководителем мечети назван «муэдзин Муса хазрат».

В условиях раскола мусульманских общин, инспирируемого властями, по поводу поддержки К. Тарджемани или А. Расули на пост муфтия ЦДУМ Вахитов наряду с руководством Исторической мечети Москвы официально поддержал последнего; его подпись стоит под приветственной телеграммой в адрес А. Расули по случаю его избрания новым муфтием после смерти Р. Фахретдина в апреле 1936 г. Тем не менее в апреле 1937 г. он был арестован и приговорен к 5 годам исправительно-трудовых лагерей, однако скончался в заключении в 1938 г.; точное место гибели неизвестно.

К 1939 г. из всех вышеперечисленных татарских школ остались только две: неполная средняя № 292 (Садовая-Спасская, 6) и средняя № 523 Кировского района (в здании дома Асадуллаева). Первая школа, несмотря на свой статус, в год начала войны успела выпустить первую группу учеников со средним, девятилетним образованием; последняя была основной для Москвы и фактически являлась методическим центром для остальных школ, она функционировала вплоть до начала Великой Отечественной войны, когда здание дома Асадуллаева было реквизировано. Директором «Московской образцовой татарской школы № 523» являлась Марзия Шакировна Файзуллина, судьба которой не известна; мужской состав последнего выпуска школы ушел на фронт, многие выпускники погибли, защищая Москву.

Таким образом, национальная татарская культура в Москве оказалась лишена своих центров и «перекочевала» в стены единственно сохранившейся Соборной мечети. Эта мечеть, возглавляемая в 1936–1953 гг. Халилом Насретдиновым, надолго стала единственным мусульманским храмом не только для Москвы и Московской области, но и для огромного пространства в центральноевропейской части СССР.

Халил (Халил-Рахман) Фидаевич Насретдинов (Насрутдинов, 1890–31.07.1964) родился в семье потомственных имамов д. Параньга Вятской губернии (ныне пос. Параньга Республики Марий Эл). Окончил Апанаевское медресе в Казани, где получил среднее и высшее духовное образование; некоторое время учился в Бухаре. Халил-Рахман, до 1930-х гг. носивший фамилию Фидаев, в 1914–1920 гг. преподавал в сельском медресе, в 1921–1931 гг. был имамом в Красной мечети в родном селе. После начала физических репрессий в отношении служителей исламского культа в 1932 г. Насретдинов уехал в Москву (хотя его семья до 1937 г. оставалась в Параньге), где с 1935 г. стал активным прихожанином Соборной мечети.

Точных сведений о том, каким образом Халил Насретдинов стал имамом в Москве, пока не найдено, однако известно, что он был чрезвычайно дружен со своим ровесником А. Расули. Практически одновременно в 1936 г. они заняли и свои новые посты: А. Расули – муфтия ЦДУМ, Х. Насретдинов – имама единственной в Москве мечети. Ему приходилось действовать в условиях пика антирелигиозной кампании крайне осторожно. Тем не менее известно, что даже в период тотальной антирелигиозной пропаганды 1930-х гг. московский имам регулярно рассылал в посольства всех мусульманских стран приглашения на праздничные богослужения.

22 июня 1941 г. стало новой точкой отсчета в жизни нашей страны, с этого времени началась переоценка многих событий и явлений довоенной жизни общества. Качественно новые условия существования советского государства заставили изменить многое в практике работы государственного аппарата СССР, в т. ч. и в отношении ислама и его институтов. Первый период войны для СССР был очень тяжелым в плане людских, моральных и материальных потерь. Это время поиска оптимальных вариантов организации защиты Родины, болезненной ломки идеологических стереотипов и догм, насаждавшихся до войны, в т. ч. таких, как «религиозные деятели – агенты фашизма», «религия – оплот контрреволюции». Во многом именно поэтому первый период войны был сложным в развитии государственно-исламских отношений. Суть политики их нормализации заключалась в установлении таких норм, при которых советское государство если не способствовало возрождению мусульманской деятельности, то во всяком случае не мешало ее подъему.

С началом войны мусульмане страны откликнулись на призывы руководства СССР и своих имамов оказывать посильную помощь государству: оказывать поддержку эвакуированному населению, проявлять заботу о детях, оставшихся без родителей. Таким образом, патриотическая деятельность мусульманских организаций в первый период войны имела вспомогательный характер и встретила молчаливое одобрение властей.

Знаковое событие, которое можно считать показателем изменения качества государственно-исламских отношений, произошло 15–17 мая 1942 г. в Уфе на совещании членов ЦДУМ под руководством А. Расули, когда было принято известное «Обращение представителей мусульманского духовенства к верующим по поводу немецко-фашистской агрессии». Оно было проникнуто духом патриотизма, желанием донести до верующих боль за судьбу страны и мобилизовать их на защиту Отечества; в нем были изложены основы патриотической мотивации для мусульман в новых исторических условиях. В качестве «имама города Москвы, мухтасиба и члена Духовного совета ЦДУМ» принял участие в совещании членов ЦДУМ (первом с 1936 г.) и Халил Насретдинов.

Мусульмане дали ясно понять руководству страны, что среди его союзников в деле защиты Родины, несмотря на грубую политику массовой атеизации, находятся и исламские организации. Занятая мусульманским духовенством патриотическая позиция ломала стереотипы, насаждаемые до войны. В массах верующих зрела убежденность в том, что государство должно пойти на новые шаги в деле нормализации государственно-исламских отношений. Однако даже такая четкая позиция мусульманских лидеров не повлекла за собой организационного оформления государственно-исламских отношений в структуру, которая отвечала бы велению времени.

С другой стороны, отсутствие подлинной свободы совести в СССР и антирелигиозный экстремизм, возведенный в ранг государственной политики, были серьезным препятствием для открытия второго фронта и получения помощи по лендлизу из США и Англии. Так, на президента США оказывалось давление, чтобы не допускать помощи «безбожной России», о чем стало известно И. В. Сталину. В то время руководство СССР не могло не обращать внимания на общественное мнение Запада и было вынуждено провести целый ряд мероприятий в целях снятия напряжения в государственно-религиозных отношениях.

Так, служащий Народного комиссариата иностранных дел и зав. отделом международной жизни Совинформбюро Г. Саксин еще в сентябре 1941 г. выступил с предложением о проведении мусульманского радиомитинга в Москве, Баку или Ташкенте. Эта инициатива была обоснована необходимостью нейтрализации радиовещания, организованного из Берлина и Рима специально для мусульман. Он также предоставил проект обращения ЦДУМ и мусульманского духовенства Кавказа и Средней Азии к мусульманам СССР и всего мира. В документах содержались призывы укреплять единство мусульман планеты в борьбе против фашизма, оказывать прямую помощь Красной армии и тылу, со стороны всех мусульман земли молиться за скорейшую победу СССР. Предлагался и другой вариант использования этих материалов: их передача британскому Министерству информации для распространения среди мусульман Ближнего и Среднего Востока.

В начале октября 1941 г. США предоставили СССР беспроцентный заем на сумму 1 млрд долларов для закупки вооружения и сырья, а впереди предстояло получить по лендлизу еще 10 млрд долларов. В связи с этим вопрос о религиозных свободах был поднят американской администрацией в конце 1941 г. при составлении проекта «Декларации 26 государств», которая явилась формальным завершением образования антигитлеровской коалиции (впоследствии известная под названием «Декларация Объединенных Наций», подписанная 1.01.1942 г. в Вашингтоне). В ее тексте имеются слова: «...будучи убеждены, что полная победа над их врагами необходима для защиты жизни, свободы, независимости и религиозной свободы...». Присоединившись к этому документу, СССР вынужден был выполнять, хотя бы для видимости, этот документ, в т. ч. и прописанный в нем религиозный блок вопросов. Данный документ заставил политическое руководство нашей страны признать, пусть косвенно, силу и авторитет религии, несмотря на действия, предпринятые государством до войны.

Последовательная патриотическая деятельность мусульманских организаций способствовала тому, что советское государство вынуждено было изменить свою тактику в отношении мусульман. Оно заняло позицию конструктивного нейтралитета и даже некоторого сотрудничества. Прекратилось демонстративно-активное вмешательство во внутреннюю жизнь уммы. Но произошло это главным образом в силу решения значительно более важных повседневных задач военного времени.

На втором этапе войны (ноябрь 1942 – январь 1944 гг.) И. В. Сталин и его ближайшее окружение пришли к выводу о необходимости организационного оформления улучшившихся государственно-религиозных отношений. Такое решение определялось влиянием по крайней мере трех обстоятельств: политической ситуацией внутри страны и ростом патриотической активности конфессий; необходимостью дальнейшего выполнения обещания, данного союзникам, по смягчению религиозной политики в СССР; обострением ситуации на фронте и активным использованием исламского фактора Германией как на оккупированной территории, так и в глубоком тылу Советского Союза.

В связи с этим необходимо было найти новые формы единения граждан страны. Кроме того, важно было показать всему миру, что все советские люди, независимо от своих религиозных воззрений, борются против фашизма под руководством партийно-государственного аппарата СССР. Удобным поводом для этого стало опубликование 3.03.1943 г. в газете «Известия» телеграммы главы ЦДУМ А. Расули И. В. Сталину, в которой он сообщал, что лично вносит 50 тыс. рублей на строительство танковой колонны и призывает мусульман жертвовать на постройку танков. В ответной телеграмме И. В. Сталин выразил муфтию свою благодарность. Между государством и уммой в лице ее лидеров были установлены конструктивные связи, которые приобрели более четкий, публичный характер; государство одобрило действия уммы и показало готовность помогать мусульманам.

В данный период наблюдался рост пожертвований на строительство техники для фронта. В 1943 г. ЦДУМ собрало 10 млн рублей на строительство танковой колонны; многие мусульмане вносили весьма значительные суммы (250 тыс., 325 тыс. рублей). Сбор средств на технику для РККА – качественно новое направление патриотической деятельности уммы, ставшее активно развиваться с ноября 1942 г. по конец 1943 г. Одна танковая колонна была названа даже именем имама Шамиля.

Муфтий А. Расули принял активное участие в подготовке Первого съезда улемов Средней Азии и Казахстана, проходившего в 1943 г. в Ташкенте, когда было создано Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана. Наряду с А. Расули в подготовке съезда участвовал и имам московской Соборной мечети Халил Насретдинов.

В связи с резко возросшей активностью религиозных объединений встал вопрос о координирующем органе. Сначала речь шла о Народном комиссариате государственной безопасности, но скоро стало ясно, что среди религиозных организаций это воспринималось очень негативно. Для внешнеполитического имиджа СССР тоже было важно вывести религиозные организации из-под контроля спецслужб. И. В. Сталин, В. М. Молотов, Г. М. Маленков, Л. П. Берия и В. Н. Меркулов решили создать специальный орган для этого; его руководителем стал полковник госбезопасности Г. Г. Карпов, который прошел собеседование у И. В. Сталина.

Третий период войны (январь 1944 – май 1945 гг.) был плодотворным для государственно-исламских отношений. Советское государство смогло углубить сотрудничество с уммой, помочь ей в расширении своей патриотической деятельности внутри страны и за рубежом. Развитие отношений между партийно-государственным аппаратом и мусульманскими объединениями на основе взаимопонимания приобретало все более конструктивный характер.

В 1944 г. происходило заметное улучшение государственно-исламских отношений. В дополнение к Духовным управлениям мусульман (ДУМ), которые находились в Уфе и Ташкенте, были созданы еще два самостоятельных ДУМ: Закавказья (Баку) и Северного Кавказа (г. Буйнакск). Показательная лояльность к умме вызвала поток просьб к властям, порой самых неожиданных: о перенесении выходного дня на пятницу, возвращении изъятого религиозного имущества, изучении Корана в школах; часть мусульманок Узбекистана просили восстановить многоженство. После долгих лет запретов правительство разрешило издание богослужебных книг на арабском и татарском языках арабским шрифтом.

Продолжался сбор средств мечетями в помощь армии и гражданам. Лидеры уммы телеграммами информировали И. В. Сталина по этому вопросу. В ответных благодарственных посланиях руководитель страны отмечал высокую значимость подобной патриотической деятельности, генерал-лейтенант танковых войск Лазарев прислал несколько телеграмм мусульманам различных регионов страны с благодарностью за средства, собранные для приобретения танков, которые и были переданы в войска.

Несмотря на многочисленные лишения и трудности военного периода, мусульмане Москвы принимали участие в сборе средств на постройку танковой колонны, за что были удостоены благодарственной телеграммы от И. В. Сталина, направленной в адрес «мухтасиба имама мечети Насрутдинова» и председателя приходского совета Закера Алимова. Другая телеграмма пришла от генерал-майора танковых войск Липодаева: «Сообщаю, что на средства, внесенные верующими мусульманами гор. Москвы, построены танки и переданы частям генерал-лейтенанта... Лазарева. Прошу сообщить об этом всем, кто принимал участие в сборе средств».

Соборная мечеть столицы в годы войны стабильно действовала и собирала по пятницам по 900–1200 чел., а в праздничные дни – до 5–6 тыс. чел. Стабильное положение сохранялось и в первые послевоенные годы. В 1946–1947 гг. число прихожан мечети по пятницам составляло более 1 тыс. чел., по праздникам – около 13 тыс. чел. (10 тыс. мужчин и около 2–3 тыс. женщин) – рабочие, служащие, работники торговых сетей, а также и группа молодых прихожан. В 1949 г. было образовано Религиозное общество мусульман (РОМ) Москвы, которое сразу же заключило договор с властями о бессрочном и бесплатном пользовании зданием мечети. В 1944–1947 гг. московские мусульмане пытались также добиться и возвращения здания Исторической мечети, однако им это не удалось.

Вместе с тем сохранялась двойственность в отношениях между государством и уммой. Даже на фоне процесса улучшения государственно-религиозных отношений наблюдались факты противодействия религиозной деятельности мусульман: затягивалось решение вопросов по открытию мечетей; В. И. Полянский категорически воспротивился награждению орденами и медалями лидеров уммы, заняв такую позицию с четкой целью – показать, что роль уммы была невелика и не заслуживает особой отметки со стороны государства, в то время как иерархи Русской православной церкви (РПЦ) были отмечены государственными наградами. Сам вопрос представления религиозного руководства к наградам был своего рода политической игрой, в которой сеялись зерна раздора между конфессиями. Последнее можно объяснить тем, что руководство страны обрело уверенность в победе и перестало остро нуждаться в таком союзнике, как мусульманство.

Несмотря на вступление государственно-исламских отношений в качественно новую фазу, они развивались менее успешно, чем отношения государства с РПЦ. Так, число храмов РПЦ, открытых в Средней Азии и Казахстане, было больше, чем мечетей. Всего в СССР за 1945 г. было открыто лишь 52 мечети, но 509 церквей. Примерно такая же ситуация сложилась и с открытием духовных учебных учреждений: мусульманам разрешили открыть всего 2 заведения для подготовки имамов. Подобное неравномерное соотношение было характерно для многих регионов страны, так что уполномоченные СДРК докладывали председателю Совета: «Подобная ситуация напоминает верующим положение, когда РПЦ пользовалась особыми привилегиями до 1917 г.».

С началом Великой Отечественной войны было реквизировано властями здание дома Асадуллаева. В годы войны в здании располагался тыловой госпиталь, а впоследствии здание передали Наркомату иностранных дел, где было организовано общежитие, затем курсы машинисток-стенографисток, потом – колледж МИД. Борьбу за возвращение дома Асадуллаева московская татарская община непрерывно вела с 1950-х гг. Делегация общественных деятелей во главе с генерал-лейтенантом Я. Чанышевым ходила по этому поводу в Моссовет; в 1960-е гг. лидеры татарского общественного и культурного движения Якуб Чанышев, Махмуд Шагиахметов и другие направили соответствующие письма в Московский и Центральный комитеты КПСС с просьбой о возвращении дома Асадуллаева татарской общине. Делегации обивали пороги Министерства культуры СССР и других инстанций, но в тех условиях результатов добиться было невозможно.

Уже к началу 1950-х гг. благожелательное отношение властей вновь меняется на идеологический и политико-административный диктат. В Москве одним из проявлений этого стало мощное давление на налоговые органы, которые выставили в адрес мечети в конце 1952 г. непомерные суммы налогов за два предшествующих года. Вскоре после этого в начале 1953 г. имам Насретдинов заявил о готовности уйти в отставку и затем был лишен регистрации как священнослужитель и отстранен от совершения богослужений. В ответ на ходатайство РОМ Москвы, поддержанное муфтием ДУМЕС Ш. Хиялетдиновым, о восстановлении имама в прежней должности последовала резолюция уполномоченного по делам религии: «Удовлетворить ходатайство не представляется возможным из-за отсутствия необходимых для регистрации служителя культа документов». Это решение вызвало острую конфликтную ситуацию в мусульманской общине, часть которой активно поддержала Насретдинова. В связи с этим уполномоченный Совета по делам религиозных культов (СДРК) предписал РОМ «срочно запросить Духовное управление [ДУМЕС] по вопросу о назначении имама». 11 мая 1953 г. к обязанностям имама приступил срочно вызванный для этого в Москву «муллу из Троицка» И. Рахматуллин, продержавшийся на этом посту около года.

Исмаил Рахматуллин (1891–?), впоследствии имам казанской мечети «Марджани», был воспитан в той же религиозной традиции, что и покойный муфтий ДУМЕС А. Расули: Троицк был родиной и крупнейшим центром деятельности его отца ишана Зайнуллы Расули – самого влиятельного суфийского шейха тариката накшбандийа в татарских регионах Урало-Поволжья конца XIX – начала ХХ вв. Вероятно, при выборе нового имама власти так или иначе руководствовались некой религиозно-идеологической преемственностью между ними. Рахматуллин был лично знаком с Х. Насретдиновым еще с 1940-х гг. посредством муфтия А. Расули: их подписи значатся среди подписантов «Обращения представителей мусульманского духовенства к верующим по поводу немецко-фашистской агрессии», принятого 15–17 мая 1942 г. на совещании членов ЦДУМ в Уфе.

РОМ Москвы действовало в те годы в весьма стесненных условиях, однако постоянные жалобы верующих на тесноту не встречали понимания властей. По праздникам здесь собиралось до 10 тыс. верующих, и мечеть была просто не в состоянии вместить в себя всех желающих. Однако даже на проведение молитвенных собраний во дворе мечети в праздничные дни согласия со стороны властей не давалось. На заявление РОМ от 5 июля 1953 г. с просьбой «разрешить производить молитву в день праздника Ураза-байрам 12 и 13 июля с. г. во дворе мечети» последовала резолюция: «Оснований для поддержки не имеется». А после вторичной просьбы разрешить хотя бы провести два праздничных богослужения во дворе мечети для мужчин и женщин отдельно 8 июля 1953 г. в день Кадер-кич (Ночь Могущества, отмечаемая в последние дни месяца Рамадан) власти вызвали Рахматуллина и председателя РОМ Алибаева «для разъяснений» с наложением резолюции: «Молитвенные собрания проводятся только в молитвенном здании».

В середине 1950-х гг. отчетливо проявилось негласное противостояние двух тенденций в советской политике – идеологической и прагматической. Прагматические подходы во внешней политике, возобладавшие после смерти Сталина, оказывались все сильнее идеологических догм. Это обстоятельство впоследствии обеспечило выживание московской мусульманской общины и мечети как религиозного и социального института в условиях хрущевской антирелигиозной кампании конца 1950-х – начала 1960-х гг. Однако до этого Религиозному обществу мусульман Москвы уполномоченным по делам религии была навязана неоднократная смена кадров.

В мае 1954 г. был назначен новый имам Московской мечети – мулла мечети казанской «Марджани» уроженец г. Чистополя (Татарская АССР) Исмаил Муштари (И. М. Муштареев), который пользовался значительным авторитетом и «обладал влиянием на верующих». В период его нахождения на посту Соборная мечеть только начала пользоваться нарастающим вниманием иностранных гостей Москвы – делегаций из мусульманских стран. В частности, Муштари встречался с делегацией из Индонезии (в т. ч., возможно, с президентом Сукарно), посетившей мечеть летом–осенью 1956 г., и, вероятно, Йемена: наследный принц Йемена Сайф аль-Ислам Мухаммад аль-Бадр посетил Соборную мечеть в ходе своего московского визита в марте 1956 г. Тем не менее на Муштари оказывается прессинг уполномоченных Совета по делам религиозных культов (СДРК), которые тщательно отслеживали повседневную жизнь мусульманской общины, разрешая или запрещая любые мелочи в жизни мечети. Сохранились документы, что уполномоченные заставляли имама Муштари бороться с неимущими, собиравшимися у мечети (из них примерно треть составляли русские) и «использовавшими чувства советских людей, чтобы иметь легкий заработок» (август 1955 г.).

Кроме этого давления, Исмаил Муштари имел семейные проблемы: 23 августа 1955 г. он отъехал в Казань «в связи с болезнью жены», оставив «вместо себя» члена «двадцатки» (приходского совета) Хасанова Абдурахмана. В Москву свою семью Муштари привезти не мог по причине отсутствия у него жилплощади. Хотя РОМ Москвы ходатайствовало перед исполкомом Моссовета о предоставлении имаму жилплощади (и было поддержано в этом уполномоченным СДРК в августе 1954 г.), таковая была предоставлена только через два года, но к этому времени Муштари уже покинул Москву.

Отъезд Муштари в Казань в августе 1955 г., создавший прецедент отсутствия имама в мечети, которая все больше привлекала к себе внимание иностранных гостей, привел власти к мнению о необходимости закончить с кадровой чехардой. С января 1956 г. в мечети в качестве исполняющего обязанности имама проходил испытательный срок А. Мустафин, в середине того же года утвержденный вторым имамом. Тогда же, в июне 1956 г., имам-хатыбом был утвержден К. Салихов, служивший до того в казанской мечети «Марджани» и в Астрахани; они обеспечили стабильное существование РОМ Москвы на протяжении многих последующих лет.

Камаритдин Багаутдинович Салихов (1891–1963) родился в д. Альшик (ныне Буинского района Татарстана) в крестьянской семье, в 1912 г. окончил Буинское медресе, после чего там же работал преподавателем, в 1917–1924 гг. являлся имамом-хатыбом в д. Утямишево (ныне Тетюшского района Татарстана). В апреле 1920 г. он был арестован в Буинске, случайно оказавшись в городе во время антисоветских выступлений, по обвинению в контрреволюционных действиях и приговорен ЧК Симбирской губернии к лишению свободы, однако примерно через год его выпустили как выходца из бедной крестьянской семьи и «красного муллу» (т. е. лояльного к советской власти), за которого заступились односельчане. В 1924 г. Салихов переехал в д.Кильдуразы Буинского района, где, выполняя обязанности муллы, являлся столяром и пчеловодом в колхозе. В 1931–1932 гг. он вновь был посажен в тюрьму в Буинске на 2 года, его семья была раскулачена; старший брат был осужден по 58-й статье.

Только в 1945 г. он возвращается к богослужебной деятельности: с 1945 по 1952 г. служит имамом-хатыбом в мечети «Марджани» в Казани, в 1952–1956 гг. – в Астрахани. В 1956 г. переехал в Москву, где 26 июня был зарегистрирован в качестве имама-хатыба Соборной мечети. В характеристике на Салихова, составленной уполномоченным по делам религии С. Бесшапошниковым в 1958 г., было сказано: «Судим не был... По отношению к советской власти лоялен. За время службы в должности имам-хатыба в Москве ни в чем предосудительном замечен не был. Среди верующих снискал большое уважение». Следовательно, уполномоченный либо не знал о фактах двух арестов Салихова, либо, скорее всего, пытался их завуалировать в свете и без того частой смены кадров в мечети.

Наряду со свободным владением арабским языком, широкой образованностью и ораторским даром его отличали также блестящие организаторские и дипломатические способности. Именно благодаря последним московская мусульманская община даже в трудные годы хрущевской антирелигиозной кампании сумела не только сохранить мечеть, но и существенно расширить свою религиозную деятельность.

Так, со второй половины 1950-х гг. огромную роль приобрела международная деятельность Соборной мечети Москвы. Начало работы Камаритдина Салихова имамом совпало с визитами в Москву глав мусульманских государств: шахиншаха Ирана Реза-шаха Пехлеви (25 июня – 11 июля 1956 г.), президента Индонезии Сукарно (28 августа – 12 сентября 1956 г.), президента Сирии Ш. Куатли (осенью 1956 г.), которые, помимо прочего, посещали для богослужения Соборную мечеть. В июле–августе 1956 г. Салихов участвовал в хадже в числе делегации советских мусульман из 20 человек; на обратном пути паломники сделали остановку в Каире, где посетили университет ал-Азхар и встречались с его шейхом А. Тажем. В 1957 г. Салихов выступал по-арабски на радиопередачах, которые транслировались в страны арабского мира; посещал посольства мусульманских стран, встречался в мечети с многочисленными гостями из стран Востока. Московский имам встречался и с маршалом Г. К. Жуковым, посетовавшим ему: «Молитесь за нас Богу, а то всех сажают, снимают, отправляют, жизнь становится страшной».

Посещаемость мечети при Салихове постоянно росла (ежедневно на полуденном намазе собиралось 150–200 чел., по праздникам – до 3 тысяч чел.). В связи с этим Религиозное общество мусульман Москвы неоднократно ставило перед властями вопрос о передаче в пользование прихода одного из трех домов-флигелей, находящихся во дворе мечети и возведенных на средства мусульман еще в дореволюционный период (ныне на их месте – административное здание Духовного управления мусульман европейской части России). Общество намеревалось переоборудовать возвращенный дом под служебные и представительские функции. В письмах в адрес Совета по делам религиозных культов, подписанных председателем и секретарем религиозного общества, властям откровенно говорилось: иностранные делегации (из Индонезии. Египта и др.) желали бы встречаться с имамом Салиховым в приспособленном для этого помещении, а в силу отсутствия такового «делегаты покинули мечеть». Пытаясь поддержать реноме советского государства в глазах многочисленных иностранных гостей из дружественных стран Востока, отдельные чиновники-прагматики поддержали этот запрос. В связи с этим РОМ было разрешено построить на старом фундаменте новое кирпичное здание площадью в 250 кв. м (август 1958 г.), и все же окончательной передачи здания обществу не произошло, т. к. на более высших уровнях власти в принципе не желали расширения сферы деятельности мусульман. Это здание было передано РОМ на правах аренды лишь в 1960 г.

Несмотря на идеологический диктат, РОМ удалось упрочить положение мечети, которая получила статус центра мухтасибата ДУМЕС по Московской и Горьковской областям, Чувашской и Мордовской АССР. Государственные чиновники-прагматики проявляли повышенный интерес в привлечении имамов московской мечети к работе по укреплению международных связей СССР. В этих условиях административно-идеологический диктат государства в отношении мечети стал неизбежно ослабевать. С другой стороны, те властные структуры, которые отвечали за идеологию, были крайне враждебно настроены по отношению к К. Салихову. В июне 1960 г. они инспирировали в газетах кампанию по дискредитации имама, которая продолжалась вплоть до его смерти. Вследствие этого Салихов заболел болезнью крови, от которой скончался в 1963 г.

С 1964 г. первым имамом-хатыбом Соборной мечети Москвы стал Ахметзян Мустафинович Мустафин (1902–1986), уроженец с. Шубино Сергачского района Нижегородской области. При нем мечеть выполняла представительские функции, демонстрируя зарубежным гостям из мусульманских стран торжество «свободы совести в стране победившего социализма». Все эти годы религиозная жизнь протекала на задворках советского общества; для этого периода характерна замена ислама как образа жизни религиозной обрядностью. Верующие заботились о том, чтобы по возможности никто из окружающих – коллег по работе, соседей и даже родственников – не знал, что человек верит в Бога, посещает мечеть. Жизнь московского мусульманского прихода полностью контролировалась уполномоченными Совета по делам религий (единый орган по контролю за религиозными организациями, образован в 1965 г. после объединения Совета по делам православной церкви и СДРК). Они решали все, вплоть до того, можно ли размещать женский зал на 2-м этаже мечети или провести праздничное богослужение во дворе мечети, разрешено ли установить микрофон с репродуктором для подвального помещения мечети; нужно ли покрывать позолотой купола мечети (это не было разрешено); сколько автомашин должно быть у религиозного общества мусульман Москвы и т. д. О том, какова была жизнь мусульман в те годы, говорит и тот факт, что возведение весной 1980 г. на московском Даниловском мусульманском кладбище кирпичного помещения для обмывания покойников происходило в режиме конфликта с местными властями и завхоз мечети считал постройку этого помещения чуть ли не главным достижением московских мусульман за все годы существования общины при советской власти.

В конце 1970-х – начале 1980-х гг. происходит второй «всплеск» татарского национального движения в Москве с целью создать хоть какой-нибудь центр для одной из ведущих по численности нации столицы. В условиях отсутствия своего национально-культурного центра татары собирались на ежегодные сабантуи и еженедельные «джиены» («собрания») в Измайловском парке, пытаясь тем самым компенсировать недостаток национального общения. Однако это не могло решить с сохранением национальной культуры и языка. На этой волне в отсутствие разрешений на свой страх и риск активистами были открыты секции по изучению татарской культуры в клубе «Маяк».

В 1980-е гг. были открыты два неофициальных татарских центра: на Юго-Западе за кинотеатром «Звездный» и в клубе Энвера Байрамова; на них Гульсум Галимова при помощи Мухаммеда Миначева преподавала курс старотатарской графики и современный татарский язык. В конце 1980-х гг. в одном из детских садов на юго-востоке столицы впервые была открыта татарская группа, однако под видом ремонта детсад был закрыт и не возобновлял работу.

К разряду несомненных достижений столичных мусульман можно отнести сохранение Соборной мечети, которую в рамках подготовки к московской Олимпиаде 1980 г. некоторые партийные функционеры призывали снести, чтобы она не портила облик «образцового коммунистического города». Согласно планам реконструкции города, в 1979 г. Московская Соборная мечеть, единственная в Центральной России, должна была быть снесена как мешающая строительству спорткомплекса «Олимпийский». Кроме того, идеологическое наполнение Олимпиады-80 не допускало наличие мусульманской мечети бок о бок с объектом международного значения в стране победившего социализма. Она была даже исключена из планов города и не отмечалась на картах до 1985–1987 гг.

Для того чтобы отстоять мечеть, А. Мустафин вместе с председателем «двадцатки» (приходского совета) мечети Абдулкадыром Валитовым мобилизовал мусульманский дипломатический корпус, а Валитов еще использовал фактор уважения к ветеранам войны и труда. Пожилые мусульмане, награжденные государственными наградами, писали письма в защиту мечети, посещали различные инстанции. Результат был достигнут – мечеть отстояли. Однако в сентябре того же года жизнь московских мусульман омрачилась страшной трагедией – хорошо организованным убийством председателя «двадцатки» мечети Абдулкадыра Валитова, который и возглавлял протестное движение в вопросе предполагаемого сноса мечети. Тщательно организованное убийство расследовали следователи КГБ СССР, но истинные виновные не были найдены. Обстоятельства его гибели до конца не известны. Те, кто с ним работал и знал его, до сих пор отказываются обсуждать этот вопрос и сообщать подробности уголовного дела, которое со временем обросло нелепыми слухами и не менее грязными домыслами, не имеющими ничего общего с истинными обстоятельствами дела.

К началу 1980-х гг. относится возникновение в Москве группы молодых мусульман, которые не были удовлетворены позицией, занимаемой официальными исламскими структурами по отношению к правящему режиму и сервильностью официальных имамов. Они вошли в контакт с иностранными студентами-мусульманами, значительное число которых обучалось в советских вузах и посещало Соборную мечеть. Через них они получали литературу, в которой черпали информацию о современных проблемах исламской богословской мысли в мусульманских странах. В дальнейшем эта группа оформилась как неформальное объединение мусульманской молодежи, получившее название «Саф Ислам». Хотя в условиях брежневского застоя в результате общего краха идеологии произошло ослабление действия репрессивного аппарата по отношению к инакомыслящим по сравнению со сталинскими и хрущевскими временами, члены группы находились под пристальным вниманием КГБ.

В условиях жесткого атеистического давления в 1970–1980-е гг. было неизбежным образование мусульманских студенческих неформальных организаций из числа иностранцев, учащихся в московских вузах. Основной целью их деятельности было сохранение религиозной самоидентичности среди общей массы иностранных студентов, обучающихся в СССР. По своему этническому составу среди членов этого движения главным образом присутствовали арабы и индопакистанцы. Абсолютно точно известно про деятельность этого движения с начала 1970-х гг., хотя не исключено, что какая-то деятельность в этом направлении велась и раньше. По крайней мере именно для этого периода времени характерной чертой является выход из рамок национальных общин и землячеств и установление контактов с советскими, в первую очередь московскими, мусульманами.

Была создана межрегиональная система иностранных студентов-мусульман. Ее сеть охватывала все крупные университетские города, где учились иностранные студенты, – Москву, Ленинград, Ташкент, города Украины и Белоруссии. Известно, что уже в те же годы иностранные студенты в Ташкенте взаимодействовали с неформальным худжровским движением в Средней Азии (Узбекистан, Таджикистан). Через них в СССР проникали исламские книги и журналы современного издания на арабском языке; через них же исламские ученые Советского Союза стали известны в остальном мире. Вместе с тем следует отметить и то, что диапазон исламских взглядов, проникавших в СССР благодаря иностранным студентам, был крайне широк. Так как среди студентов были представлены представители всех течений в исламе, то и распространение получили все эти течения. Организационно среди них были сильнее «Братья-мусульмане», «Джамаате-ислами», Исламское движение Судана, различные суфийские тарикаты, главным образом турецкие и индопакистанские.

Ввиду невозможности легального приобретения исламской литературы в мусульманском сообществе Москвы и России в целом развилось такое явление, как самиздат. В Советском Союзе в 1970–1980-х гг. усилиями самиздата издавалась любая литература, которую нельзя было приобрести обычным путем через магазины; этим же способом выпускалась и вся мусульманская литература. Среди продукции самиздата в первую очередь выделяются репринтные копии дореволюционных изданий, отпечатанных типографским способом. Из них были наиболее распространены учебники по различным видам богословских дисциплин. Перевод Корана академика И. Крачковского, будучи научным изданием с крайне низким тиражом, являлся раритетом и также попал в число самиздатовских книг. Значительное число изданий, напечатанных в России типографским способом, выходило в Москве. Еще одной категорией мусульманского самиздата были два единственных размножаемых типографским способом аутентичных русскоязычных исламских текста (до того вся исламская литература в России выходила только на языках мусульманских народов, в основном татарском). Другой категорией являлись тексты и их копии, содержащие суры Корана или дуа (дога, мольбы), транскрибированные кириллическим алфавитом. Тексты печатались на пишущей машинке через копирку и размножались на множительной технике низкой производительности

Только с началом перестройки контроль спецслужб за деятельностью религиозных организаций начал понемногу ослабевать. После краха коммунистической идеологии и ослабления давления на верующих в России надобность в существовании организационной структуры иностранных студентов отпала сама собой, и студенческое движение прекратило свое существование. По мере возможности легально издавать исламскую литературу, появившейся с конца 1980-х – начала 1990-х гг., отпала необходимость в мусульманском самиздате.

С конца 1980-х гг. мусульмане Москвы в лице старейшин татарской общины неоднократно ходатайствовали о возвращении верующим Исторической мечети, однако только в ноябре 1990 г. было принято решение Моссовета о передаче здания религиозному обществу мусульман «Байт-Аллах», да и то в связи с протестами печатного цеха объединения «Художественная гравюра», который располагался в здании мечети с начала 1980-х гг., и некоторых жильцов окрестных домов, процесс передачи был отложен. Окончательно здание Исторической мечети – неотреставрированное и, по большому счету, не пригодное для общественных богослужений – передается мусульманской общине в январе 1991 г. В 1990-е гг. в Москве появляется множество общественных татарских организаций, однако в отсутствие реального лидера в их среде городские и федеральные власти считали возможным не реагировать на их многочисленные обращения по поводу возвращения дома Асадуллаева (здание было передано Региональной татарской национально-культурной автономии Москвы только в 2003 г.). Прямой контроль спецслужб за деятельностью религиозных и национальных организаций со временем сменился косвенным: стравливанием между собой их лидеров, манипулированием общественным мнением в вопросах т. н. исламизма, исламского экстремизма и др. Но, как бы то ни было, эти события происходят уже в другой стране – постсоветской России и требуют отдельного изучения.

 

Литература

Асадуллин, Ф. Москва мусульманская: история и современность / Ф. Асадуллин. – М., 2004.

Ислам в Москве. Энциклопедический словарь. Отв. редактор Д. З. Хайретдинов. – Нижний Новгород, 2008.

Маркус, Ж. Суфия-апа – Алимовлар неселенен сакчысы (Суфия апа – хранительница рода Алимовых) / Ж. Маркус // Мишэр доньясы – Нижний Новгород. –2007. – № 2. – С. 9.

Миннуллин, И. Р. Мусульманское духовенство Татарстана в условиях политических репрессий 1920–1930-х гг. / И. Р. Миннуллин. – Нижний Новгород, 2007.

Одинцов, М. И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. / М. И. Одинцов. – М., 1995.

Орлова, Ю. Совет по делам религиозных культов и верующие-мусульмане (1955–1965) / Ю. Орлова //Отечественные записки. – 2003. – № 5 (14).

Сайт общества «Мемориал». – http://www.memo.ru.

Сафаров, М. Династия имамов Исторической мечети Москвы / М. Сафаров // Ислам минбаре. – 2000. – № 1.

Сенюткина, О. Н. Фаттахетдинов Абдулвадуд – имам Московской Соборной мечети / О. Н. Сенюткина // Медина ал-Ислам. – Нижний Новгород. – 2005. – № 9. – С. 17.

Хабутдинова, М. Габдулла Сулеймани / М. Хабутдинова // Мадина ал-Ислам. – Нижний Новгород. – 2005. – № 8 (11).

Хайретдинов, Д. З. Мусульманская община Москвы в XIV – начале ХХ вв. / Д. З. Хайретдинов. – Нижний Новгород, 2002.

Шевченко, А. Г. Московская Соборная мечеть за сто лет (исламская составляющая культурного наследия Москвы) / А.Г. Шевченко, Ю.А. Гаврилов // Архив наследия. – 2004. – С. 179–226.