Казанские маргиналии в богословских книгах древлехранилищ Нижегородского края
И. В. Нестеров
Тема этнических контактов внутри российского суперэтноса, особенно актуальная сейчас, получила неожиданное отражение в материале, казалось бы, от нее далеком – русских рукописных и старопечатных книгах XVII–XIX вв. Напомним, речь идет о собраниях христианских текстов, в которых, на первый взгляд, мудрено найти что-либо о представителях иной конфессии. Но только на первый взгляд.
Два слова о характеристике источника. У русских книг богословского содержания есть своя специфика. Пользователи не считали их чем-то священным и неприкосновенным. Свободное пространство в книгах – поля и чистые листы – издревле рассматривалось как место свободного письменного самовыражения. Маргиналии (или, уже по смыслу, записи) такого рода могли быть самыми разнообразными. Содержание их – от знаков собственности, читательских и писцовых помет до высказываний эмоционального характера, иногда даже ругательств. Некоторые из авторов записей могли позволить себе вещь совсем уж необычную: частичное или полное шифрование текстов, то есть создание криптограмм.
Именно такую запись встречаем в книге Зерцало 1636 г. как заключительную: «А по коего человека снисканью и радению сия душеспасительная книга Зерцало писана, и того имя и писавшего белецкое имя в тех (указанных выше) месяцех и числех»[1].
Набор предложенных букво-цифр (которые использовались в средневековой Руси до замены их нынешними «арабскими») следующий:
ЗРМД (даты: 7144 г. от сотворения мира = 1636 г. от Р.Х.)
а (январь – первый месяц; а = 1)
И i («18го дня»; И = 8, i = 10).
К сожалению, криптограмма (в отличие от большинства других) не имеет четко идентифицированного ключа и в итоге – однозначного толкования.
Если наша гипотеза верна, это криптограмма с двойным шифрованием (перешифровкой). Последнее заключается в прочтении согласных в обратном порядке. Это единственный, по нашему мнению, вариант, способный дать русское христианское имя: «ДИМИ[Т]РIЙ».
Возможное разрешение неполноты и недостаточности предложенного набора выглядит так:
1. Согласные берутся из даты, произносимой просторечно, то есть не «ЗРМД», а «РМД» (не «7144», а «144» год, как часто говорится и сейчас: «917» вместо «1917» и т. д.).
2. «Январь» пишется в дате не букво-цифрой (как все прочее), а словом, поэтому буква «а» может и не присутствовать.
3. Недостающая «Т» (аналог «ЗОО») могла быть утеряна по недосмотру шифровальщика (такие пропуски не редкость в средневековых, да и современных, криптограммах*) либо получалась в результате сложения года и месяца в обеих указанных в книге датах – начала и окончания работы писца:
[З]РМД ноябрь , [З]РМД январь
144 + 11 + 144 + 1 = 300
Учитывая местобытование книги – Казань (в этой же записи, выше), а также возможность указания двух, а не одного имени (см. запись), где второе – «белецкое», а значит, возможно, не русское и не христианское, допускаем для этого обратное прочтение: «Дамир»[2] (идеально подходит фонетически) или прямое: «Рамадан» / «Рамазан» (наименее вероятно – слишком много несовпадений).
Справедливость поговорки «Копни русского – найдешь татарина» еще убедительнее доказывает запись в книге Жития святых середины XVIII в.: «В Свияжской уезд в Новокрещенское село Рождественское… июня 7 дня 1761 года»[3] (л. 1–3).
Для специалиста по ранней русской деловой документации значение оборота «Новокрещенское село» совершенно очевидно: русские села так не назывались[4]. С учетом того, что Свияжский уезд – преддверие Казани, нетрудно догадаться (или с большой степенью вероятности предположить), кем в этническом отношении могли быть жители указанного населенного пункта.
Реальность перемены имени вместе с переменой веры (о чем так много говорилось в первом разделе статьи) подтверждает и заключительная запись последнего листа: «Федор Федоров»[5]. Палеография записи совершенно однозначно указывает на вторую половину XVIII века, причем даже не на конец (то есть на одновременность обеих записей). Последний лист книги – место, где посторонние люди, как правило, не расписывались. Автором автографа мог быть писец, переплетчик или читатель – коллективный собственник, что полностью соответствует статусу члена церковной общины села Рождественского.
В завершение нашего краткого обзора приводим тексты маргиналий двух рукописей одного автора. Первая из книг хранится в ФБ ННГУ[6], другая – в НГОУНБ[7]. Подобная ситуация в археографии не редкость при двух условиях: писец – человек местный или знаменитость. В нашем случае наоборот: речь идет о жителе Казани, а вся имеющаяся информация о нем получена от него же и предельно краткая.
Идентичность обоих почерков несомненна. Не имея возможности в рамках данной статьи приводить полный почерковедческий анализ, укажем только на графические элементы «Ж» – самой информативной буквы для книг русской средневековой традиции, выпяченную «грудь» и загнутый «хвостик» «Р», а также очень индивидуально выполненную выносную «Х», у нашего писца похожую на летящую чайку.
У обеих рукописей совпадает также топонимика (Казань), хронология (первая половина XIX века) и содержание – это Цветники (сборники христианских канонических и апокрифических сочинений).
Нет сомнений (доказательства – ниже), что казанец по имени Лазарь достаточно интенсивно работал на потребу местного книжного рынка и был человеком, достойным внимания историков. Тем огорчительнее изначальная мизерность сведений о нем.
Но в науке иногда необходимые данные приходят с самой неожиданной стороны. Мы имеем возможность призвать на помощь графологию, благо написанное Лазарем (пусть и не о себе самом) исчисляется сотнями листов[8].
Сразу сообщим, что в силу специфики имеющегося материала, современные графологические методики работают в отношении писаний Лазаря, от силы – на 10%[9]. Тем не менее и этого, как оказалось, достаточно для результата, превосходящего все ожидания.
Анализ данных по одним лишь размерам и в меньшей степени – форме букв выявил следующее. «Ранний» Лазарь (запись 1808 г.) на письме грубоват и прост. Он достаточно амбициозен: ширина букв (или, на языке профессионалов, «разгон») существенно больше средних показателей; именно этот признак интерпретируется графологами как отражение стремления в жизни занять как можно больше «места под солнцем»[10]. Значительная толщина штрихов (до 1 мм) характеризует его как человека физически сильного и достаточно материального в своих устремлениях. По возрасту он явно не дитя: почерк выработанный и отнюдь не ученический. Подпись – велеречивая и многословная: «Писана (книга) в пределех града Казани многогрешным рабом Божиим Лазарем сыном Георгиевым, гражданином Казанским». Самоуничижительное «многогрешный раб» не обманывает – это пока лишь дань традиции.
Почерк Лазаря 1836 г. меняется разительно. Это уже совершенно другой человек. Переставший жить интересами внешнего мира (ширина буквы омега, например, сужается с 6 до 4–4,5 мм), скромный непоказной скромностью (высота букв в тексте уменьшается с 3 до 2,5 мм, в последней же строке – там, где подпись, – падает до ничтожно малых 2 мм, да и ту зашифровал![11] Вместо 12 слов 1808 г. на этом мете – всего 4: «А писал Лазарь Казанец»); гораздо более интересный в духовном плане, Лазарь раскрывается как художник (фигурные элементы букв «Д» и «Ф» – альтернатива их примитивным предшественникам; топорно сработанные заглавные буквы «раннего» Лазаря – убогие прототипы красочных инициалов 1836 г., радостных, тянущихся вверх как ветви дерева к солнцу). При этом Лазарь 28 лет спустя отнюдь не рафинированное, утонченное создание. Последнее может иметь отношение только к душе, телом же он крепче прежнего (толщина штрихов – от 1 мм и более), да и возрастом не старик (почерк твердый, без изломов и «старческого дрожания»), хотя неумолимая арифметика сулит ему где-то под 50 – существенно больше тогдашней средней продолжительности жизни.
Кем бы ни оказался Лазарь в действительности, духовный путь его схож с эволюцией монаха.
Увы, чудесные подарки графологии не доходят до существенной детали: графология малоэффективна в отношении определения национальности человека[12].
Одно можно сказать уверенно: к «новокрещеным» Лазарь не относился; книга, написанная им… старообрядческая. Исходя из этого, основных вариантов два: русский старообрядец, каким-то ветром занесенный в Казань, либо давно обрусевший татарин, предки которого крестились еще в первое столетие жизни бывшего ханства в рамках государства Московского.
* См.: Каталог рукописных книг из собрания НГОУНБ. ч. 2 – Раритеты XVIII – нач. XX вв. Сост. И. В. Нестеров. – Нижний Новгород. 2000. № 13. Раздел «Записи». С. 16. По современному материалу см.: Соболева, Т. А. История шифровального дела в России / Т. А. Соболева. – М. 2002.
[1] Вязниковский историко-художественный музей. Рукопись. ВРКМ 989, л. 327б–328. Научное описание – в фондах музея.
[2] Коллеги указали нам возможность позднего происхождения этого имени, Б. М. Пудалов – на неоднократное появление его и в ранних источниках, но в форме – «Замир». Помня о том, что транслитерация текстов на татарском языке предполагает чередование согласных д/з и то, что обе эти согласные имеются в криптограмме, но не считая себя специалистом в данном вопросе, оставляем разрешение его на будущее.
[3] Общественный музей «Провинция» (Нижний Новгород). Инв. номер: IV-628. Книга старопечатная Жития святых на осеннюю четверть (Дмитрия Ростовского). сер. 18 в. 348 л. + 1 форзацный (первоначальная нумерация: л. 3–350). 10 (31 х 20 см).
Датировка:
а) филиграни – «АГ/Pro Patria – АГБ» (Клепиков С. А. Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства XVII–XX вв. М. 1959. Ближайшие аналоги: № 24 – 1749 г., №: 25 – 1754 г.);
б) л. 173 (175) – в тексте молитвы на одоление врагов упоминание «Императрицы нашей» (период между 1725 и 1796 гг.). Переплет: доски в ткани серого цвета, без застежек.
Орнамент: заставки гравированные стиля барокко. Состав: без начала (утрачены л. 1–2) и конца (нет листов выхода). Записи (кроме указанных в тексте статьи):
л. 6 – одно слово неразб.;
л. 226б – рисунок головы человека (XVIII в.?).
Оборот нижней доски: «…80» (ценовая запись антикварного магазина в Нижнем Новгороде, 2004 г.). Ниже: «29.12.[19]43 г., 30.04.[19]43 г».
Вложения: 1–3) Тканевые закладки, в т. ч. одна – раннего (XIX в.?) происхождения, золотное шитье (распалась на три фрагмента).
4) Листовка «Покаяние и исповедь» 22.6.1911, тип. Е. И. Фесенко в Одессе.
5) Титульный лист из книги гражданской печати «Творения… Иоанна Златоуста». СПб. 1896.
6) Лист бумаги «калька».
7) Два фрагмента из сельскохозяйственной ведомости сер. XX в. (использовались в качестве закладок). Реставрация: многие листы подклеены бумагой XVIII–XX вв. (неоднократная).
Сохранность: а) бумага – загрязнена, в затеках, мушиных засидах, со следами плесени, отдельные листы выпадают, блок книги поврежден; б) переплет – отделен от блока; ткань поедена, разорвана (особенно в верхней части).
[4] Признательность Б. М. Пудалову за консультацию.
[5] Л. 348б.
[6] Научное описание см.: Каталог рукописных книг ФБ ННГУ (в печати, компьютерная версия – в Отделе редких книг ФБ ННГУ), №: 98. Инв. номер рукописи – 933648.
[7] Научное описание см.: Каталог рукописных книг из собрания НГОУНБ, ч. 2… № 23. С. 23–25.
[8] См.: Зуев-Инсаров, Д. М. Почерк и личность/ Д. М. Зуев-Инсаров. – М. 1993; Маяцкий, В. Графология / В. Маяцкий. – М. 1990.
[9] Существующие методики рассчитаны на скоропись как тип письма – у Лазаря тексты полууставные (написаны буквами печатных форм), бумага линованная (что крайне затрудняет графологический анализ), ширина полей задана изначально, а не определяется самим писцом, и т. д., и т. п.
[10] Зуев-Инсаров… С. 54. Далее – без специальных указаний.
[11] Простой литореей: «Сафамь Тафапедъ» = «Лазарь Казанецъ».
[12] Специалисты по языку вполне могли бы провести такие исследования в отношении рукописей Лазаря. Удачный пример подобного рода: Русинов, В. Н. Рукопись из Села Валки Горьковской области/ В. Н. Русинов// Верхнее и Среднее Поволжье в период феодализма. –Горький. 1985. С. 68–71.