Советские и постсоветские принципы формирования политической элиты современного Татарстана

Г.Я. Гузельбаева
к. социол. н, ст. преподаватель каф. социологии КГУ

Среди наиболее актуальных проблем, к изучению которых чаще всего обращаются российские элитологи, — это вопрос о том, насколько современная политическая элита России сохранила в своем составе элементы советской номенклатуры, и в какой степени это влияет на сегодняшние принципы ее рекрутирования.

В данной статье мы попытаемся проанализировать эту проблемы на примере Татарстана — региона, который уже с начала 1990-х гг. отличало наличие самостоятельной, сплоченной политической элиты, сильной как по отношению к Центру, так и по отношению к оппозиционным группировкам внутри республики.

Чтобы понять принципы формирования современной политической элиты РТ и сравнить их с основами и принципами рекрутирования советской элиты, мы использовали синтез позиционного и репутационного подходов, а также обратились к анализу биографий.

Номенклатурный работник высшего звена в советской Татарии, чтобы достичь высокой позиции, должен был пройти определенные этапы карьерного пути и иметь определенные пункты в своей биографии. В наиболее типичном варианте это включает в себя:

1) сельское происхождение (на момент распада СССР подавляющее большинство политической элиты ТАССР были выходцами из сельской местности (по данным М.Фарукшина, около 70%); это явно не соответствовало распределению населения Татарстана на городскую (71%) и сельскую (29%) части);

2) высшее образование, часто — сельскохозяйственный и ветеринарный институты (можно сказать, что Казанский сельскохозяйственный институт был единственным необществоведческим вариантом высшего образования для татар, не желающих менять малую родину и этническую принадлежность);

3) партийное образование;

4) работа в районной администрации и/или районом комитете партии.

Так, биография Президента РТ М. Шаймиева, который родился в деревне, закончил Казанский сельскохозяйственный институт, является типичной и включает в себя хозяйственную деятельность в аграрном комплексе, партийную работу, руководство номинальным правительством республики, затем ее обкомом и парламентом (интересно, что он избежал обязательное в те годы партийное образование). Нынешний вице-премьер, министр сельского хозяйства и продовольствия РТ М. Ахметов имеет в своей биографии все четыре пункта. А премьер-министр РТ Р. Мин­ниханов только два (сельское происхождение и сельхозинститут). Председатель Госсовета и все три его заместителя (все — члены партии «Единая Россия») имеют опыт работы в обкоме КПСС. Всего по элите к началу XXI в. подавляющее большинство лидеров республики имело опыт работы в партаппарате.

Сегодня представители политической элиты Татарстана имеют следующие схожие моменты в биографии.

Ключевым для татар, в отличие от русских, является негородское происхождение (всего по элите мы наблюдаем равное количество выходцев из деревни и уроженцев города — по 50%).

Принадлежность к титульной нации (татары) является «желательным», но не обязательным фактором. Распределение между татарами и русскими составляет 66% и 34% соответственно (другие национальности не представлены).

Сохраняется, хотя и в меньшей степени, связь с сельскохозяйственным и ветеринарным институтами. Их выпускниками являются 14,3%.

Стоит отметить, что выпускники Казанского сельскохозяйственного института и его животноводческого эквивалента Казанского ветеринарного института сильны не своим количеством, а занимаемыми постами. Они включают в себя президента, главу его администрации, премьер-министра, начальника контрольного управления президента, двух из пяти вице-премьеров, 4 министров, а также Председателя Счетной палаты РТ и депутата Госдумы РФ.

Говоря о преемственности сегодняшней элиты РТ по отношению к советскому периоду приходится констатировать, что советская номенклатура во многом сохранила и даже укрепила свое политическое и экономическое положение. В Татарстане к 2006 г. среди политической элиты доля выходцев из советской партийно-хозяйственной номенклатуры составляет 50%. В высшем политическом слое имеются «бывшие комсомольцы» — руководящие работники райкомов, горкомов и обкома ВЛКСМ.

Мощь политической элиты РТ во многом определяется двумя факторами: во-первых, клановым характером внутренних взаимоотношений, который, в частности, как раз и является тем «багажом», который сохранили старые номенклатурные кадры, а во-вторых, существенным объемом символического капитала — того компонента, который позволяет оправдать и легитимизировать власть элиты в глазах населения республики и за ее пределами.

Можно с уверенностью констатировать, что руководство Татарстана смогло обеспечить себе монопольное обладание «символическим капиталом» — во-первых, недопущением конфликта на межнациональной почве, а во-вторых, взяв на себя обеспечение выживания населения в начале 1990-х гг., возможное только в условиях получения части доходов от экспорта нефти (что фактически стало следствием ограниченного суверенитета начиная с декабря 1991г.)

В эти годы внедряется образ «бабая» М. Шаймиева, как единственного реального патрона для населения РТ.

Вообще, патрон-клиентные отношения весьма характерны как для советского общества, так и для сегодняшнего. В этом сходятся большинство и западных, и отечественных исследователей. Американский политолог М. Маколи пишет: «Характерными чертами советского общества являлись специфическая система обмена и наличие разветвленной сети предоставляемых государством благ… В итоге … — формирование гигантской сети отношений “патрон-клиент”, в которой наиболее слабые клиенты не располагают ничем, кроме своей жизни. Государство же стало самым главным “патроном”...  Именно поэтому верховный “босс” — государство — и берет на себя обеспечение определенного уровня благосостояния в обществе».[1]

В постсоветский период, несмотря на развитие рыночных отношений, такая модель по большей части сохраняется. «Дело не в том, что правление коммунистической партии оставило в наследство новому режиму штат номенклатурных чиновников… а в том, что даже после краха старого режима порожденная им социальная практика продолжает выращивать “патронов”, элитные структуры и простой люд, не видящий смысла ни в организации, ни в политической активности»[2].

М. Шаймиев во многом воспроизвел систему отношений, господствовавшую в советскую эпоху, с той разницей, что число представителей центра и его финансовая поддержка тогда были минимизированы самой Москвой. Лозунгом властей РТ стало мягкое поэтапное вхождение в рынок, средства на которое были получены в ходе распределения доходов от нефти РТ и получение квот на экспорт нефти в результате соглашения между правительствами РФ и РТ в декабре 1991 г. и феврале 1994 г. Это рассматривалось как личная заслуга М. Шаймиева, пополнившая его символический капитал.

Понятие «клан» вполне можно применить при характеристике татарстанской политической элиты, поскольку ей свойственны значительная закрытость, широкое распространение патрон-клиентных отношений (в частности, непременной их составляющей — отношений личной лояльности), а также сугубо корпоративная, партикулярная ориентация.

Это подтверждает профессор М. Фарукшин, когда говорит о том, что культура политической элиты РТ включает в себя чинопочитание, внутреннее неприятие оппозиции и инакомыслия, благоволение выходцам из собственной среды, тем более к землякам, подозрительность к «чужакам», особенно из городских и образованных слоев, представление о собственной непогрешимости, самолюбование и т.д. [3]

О.Гаман-Голутвина также считает, что элита Республики Татарстан является характерным примером клана: «в национальных республиках основой формирования кланов нередко являются родственные и земляческие отношения, общность социального происхождения. Примером подобной структуры может служить организация элиты в Республике Татарстан. Она представляет собой совокупность кланов, сформировавшихся вокруг влиятельных властных фигур. В свою очередь, эти кланы, подобно спутникам Солнечной системы, вращаются вокруг центра — президента РТ М.Ш. Шаймиева. Согласно мнению экспертов, структура элиты Республики Татарстан расположена концентрическими кругами вокруг М. Шаймиева: наиболее близкий круг — «семья» — близкие родственники; следующий круг — друзья «семьи»; третий круг — «социально близкие» высокопоставленные функционеры (этнические татары — выходцы из деревень); четвертый круг — «приближенные к трону» — функционеры, выдвинувшиеся благодаря деловым качествам, но с учетом безусловной личной лояльности первому лицу».[4]

Практика назначений и лишения должностей в РТ является ярким подтверждением этого вывода (например, сюжеты с отставкой Алтынбаева, Низамова, назначением родственников и друзей семьи Шаймиева).

В Татарстане политическая элита настолько сильно укрепила свои позиции, что не оставило шансов проникнуть в государственные структуры другим оппозиционным группам. Татарстанские политики обратились к локальным и этническим ценностям, но в организационном плане они пользовались привычными способами обеспечения своего контроля. Они унаследовали черты провинциальных советских руководителей, что в новой ситуации означало консолидацию их роли как патронов. Формирование основного слоя элиты происходит преимущественно административным путем; в значительной степени благодаря наличию общности политико-экономических интересов, родственным и/или земляческим связям, опыту совместной деятельности с первыми лицами РТ и др.

Вертикальное построение власти в республике и вертикальная структура подчинения политического персонала обусловила преобладание принципов рекрутирования и отбора кадров, характерных для закрытых элит.