«Где Москва, где восток, где запад?»: почему крымский хан Мухаммед IV не согласился с царем Алексеем Михайловичем в вопросе о том, кто может владеть Востоком и Западом

С. Ф. Фаизов
к. и. н., Москва

 

На 1655–1658 гг. приходится полемический обмен мнениями в переписке бахчисарайского и московского правительств (хана Мухаммеда IV и царя Алексея Михайловича) по вопросу об уместности включения в титул московского самодержца формулы «многих государств и земель восточных и западных, и северных отчич и дедич, и наследник, великий государь и облаадатель» = «Машрик ве Магриб, ве Шималь тарафнынг ата ве бабадин олагелмиш... ве хокемдары»[1]. Несмотря на относительную краткость суждений с обеих сторон, полемика была беспрецедентной по эмоциональному накалу, изобретательности аргументации (в первую очередь, со стороны Посольского приказа) и последствиям. Беспрецедентной была и сама тема дискуссии. Трудно сказать, насколько часто в мировой истории соседи того или иного монарха протестовали против притязания сопредельного коронованного владетеля объявлять себя «государем» стран света (хотя притязания такого рода — в соседстве с Россией же — были, об этом ниже), но неординарность дипломатического конфликта, видимый смысл которого сводился к тому, чтобы страны света были отчуждены (или не отчуждены) от формул сюзеренитета, бесспорна.

Первое упоминание об этой полемике принадлежит, пожалуй, С. М. Соловьеву — он в своей «Истории России» процитировал фрагмент письма Мухаммед-Гирея IV, полученного Посольским приказом в марте 1656 г.[2] В посмертно изданной незаконченной монографии А. А. Новосельского приведены устные ответы калги, второго лица властной иерархии Крымского юрта, и князя Мухаммедшаха (Маметши) Сулешева на царскую грамоту, заявленные ими в декабре 1655 г.[3].Первый, хотя и краткий, комментарий к конфликту дал Халил Иналчик, который, в частности, указал на то, что оспаривавшаяся Мухаммед-Гиреем формула была признана ханом Адиль-Гиреем в 1670 г. с ограничительным уточнением: «отчич,.. христиан Востока, Запада и Севера» = «Машрик ве Магриб, ве Шималь тарафында улган христианнынг ата»[4]. У Г. А. Саниа тема актуализирована на страницах его монографии о русско-украинско-крымских отношениях 1650-х годов дважды В одном случае он цитирует решение дивана (в изложении российских посланников Д. Жеребцова и С. Титова) по поводу нового титула российского самодержца: «...Та речь пристойна одному богу, а ко государю, де, так писать не годитца. Писать будут, как писывали к прежним государям и к отцу ево государеву», — и воздерживается от какой-либо оценки описываемого факта[5]. В другом случае он расценивает формулу «...многих земель восточных и западных, и северных», указанную в интитуляции октябрьского 1656 г. послания царя как «глухое упоминание», не признанное, тем не менее, крымской администрацией[6].

  

Ход полемики

 Впервые страны света были включены в интитуляцию царя в посланиях (мохаббат-наме) хану, калге и нуреддину (третьему лицу во властной иерархии Крымского юрта), доставленных в Крым 28 ноября 1655 г. Обнаружить эти письма не удалось, но текст интитуляции допустимо реконструировать по следующему (во времени) посланию царя Алексея Михайловича, написанному в конце 1655 – начале 1656 г. Оно начиналось со слов: «Божиею милостью от великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича, Всеа Великия и Малыя, и Белыя Росии[7] самодержца и многих государств и земель восточных и западных, и северных отчича и дедича, и облаадателя...»[8].

При ханском дворе в ноябре 1655 г. находились российские посланники Дмитрий Жеребцов и Семен Титов. Они зачитали на аудиенциях новый титул (новый в отношении нового же, зачитанного весной) своего государя и первыми услышали реплики представителей крымского правительства. Благодаря статейному списку посланников известны устные заявления калги Гази-Гирея и бея Мухаммедшаха Сулешева. Калга: «...Бутто, де, государь их (российских посланников. — С. Ф.) всем светом владеет. А на востоке и на западе, и на севере и оприч их есть многие государства. И такою, де, гордостью преже сего московские государи и отец ево государев не писывались, потому что то слово вымыслено не делом и богу грубо гораздо»[9]. Мухаммедшах Сулешев: «Если при царе Иване хотя будет так и писали, и то, де, уже задавнело, а ныне тому быть непристойно»[10]. Возмущенный ответ хана поступил в Москву в марте 1656 г.:
«Да как мы были в походу, и от Вас в Крым с любительною грамотою пригнал гонец Иван. В Вашей грамоте написано не против прежнего, написано: Восточной и Западной, и Северной отчич и дедич, и наследник, великий государь и облаадатель. И такие непристойные титлы предки Ваши никто не писывали. Где Москва, где восток, где запад? Меж востоку и западу мало ли великих государей и государств. Мочно было то знать и такие слова не писать, всей Вселенной отчичам и дедичам и облаадателем пишетеся, и так лживо и непристойно писать, и непригоже. Мусюлманские и крестьянские государи, иных вер никоторые государи так себя писать не могут»[11].

Спустя месяц Посольский приказ получил еще одно письмо с протестом хана. В нем присутствовали схожие аргументы[12]. Мохаббат-наме с разъяснениями Посольского приказа, написанные от имени царя в октябре 1656 г. и отправленные в декабре, были вручены крымским адресатам в феврале следующего года[13]. Приказ выдвинул ряд аргументов в пользу исторической и юридической обоснованности нового титула. Во-первых, указывали дьяки, «то дело не новое», еще царь Иван Васильевич так писал; во-вторых, на востоке есть Казанское и Астраханское ханства, на западе и севере — Сибирское; в третьих, на западе есть княжество Литовское и многие города «коруны польской»; в четвертых, страны света за царем признал сам император Фердинанд[14]. Аргументация была в значительной мере искусственной. В 1561 г. константинопольский патриарх Иоасаф действительно объявил Ивана IV «царем и государем православных христиан всей вселенной с Востока до Запада и до Океана»[15], но Иван Васильевич решился тогда оставить за собой только некую близкую к Океану Северную страну: «Северныя страны повелитель»[16].

Северная страна удержалась в царском титуле до 1654 г.[17], однако в крымские и турецкие грамоты ее, по-видимому, до 1655 г. не вписывали[18].

Переместив Сибирь на запад, приказ рисковал серьезно подорвать доверие оппонентов ко всей совокупности своей аргументации.

Княжество Литовское, включенное в состав титула Алексея Михайловича, еще не было полностью завоевано, а литовская правящая династия и знать продолжали считать себя под рукой польского короля. Города «коруны польской», перешедшие под руку царя, находились на территории Украины.

Приказ был прав в том, что Фердинанд III, заинтересованный в скорейшем примирении России и Речи Посполитой, признал титул царя с тремя странами света. Произошло это еще в 1654 г.[19]. Правда, в этом эпизоде есть одна выразительная деталь: канцелярия Фердинанда в 1654 г. признала за царем и «Малую» Россию, возвращение которой под польскую корону в то время было важнейшей задачей австрийской дипломатии (именование Украины «Малой» Россией было попросту неизвестно австрийскому двору; что думали чиновники императора по поводу «многих государств и земель восточных, западных и северных», сказать трудно.)

В 1657 г. канцелярии первых лиц юрта отстранились от титульно-географической темы, которая уступила место другим, имевшим большее прагматическое значение: конфликтной ситуации между двумя государствами в связи с убийствами посланников обеих сторон и успешными действиями конницы Мухаммед-Гирея против венгерского короля Д. Ракоци, союзника враждебной России Швеции[20]. Отсутствие протеста с крымской стороны Посольский приказ, вероятно, счел проявлением ее слабости и, отправляя очередных «годовых» посланников Якова Якушкина и Гавриила Михайлова в Крым, предписал им провозглашать титул царя во время аудиенций у первых лиц Крыма по образцу 1655 г. и отправил с ними соответствующую грамоту[21]. Крайне резкая реплика Мухаммед-Гирея на послание, доставленное Я. Якушкиным и Г. Михайловым, последовала 23 мая 1658 г. (время написания мохаббат-наме). «Отцы и деды Ваши до последних времен жили в согласии с Крымским царством, предки Ваши как достойно себя вели и не допускали таких неподобающих действий. Вы что же, выше предков своих себя ставите? Разве не знаем мы, что отцы Ваши, довольствуясь Московским царством, писали послания пребывающим в соседстве падишахам, сообразуясь с этим. А Вы притязаете быть выше их, пишете себя падишахом Запада и Востока...»[22]. Москва вновь сослалась на давность оспариваемой формулы и ее международное признание (прибавив к Фердинанду III «других» не названных государей)[23]. На этой точке «географическая» полемика завершается[24], дипломатическое противостояние двух монархов и двух государств перерастает в военный конфликт. Необъявленная крымско-российская война 1654–1657 гг., когда встречные боевые действия крымских и русских войск в Украине сочетались с «братской» перепиской, отправлением обычной дани в Бахчисарай, обменом посольствами, перешла в свою официальную фазу.

 

На восток и на запад от Малой России

 Страны света вошли в интитуляцию царя одновременно с «Малой Росией», и хотя за включением в титул «Малой» (и «Белой») «Росии»[25] стояла реальная трансформация политической карты Восточной Европы и реальные военно-политические достижения русского государства, презентация территориальных приобретений в дипломатических контактах с государствами, чье отношение к переяславской акции было заведомо недружественным, не могла иметь положительного прагматического смысла. Поэтому посольство Константина Мачехнина во Францию закончилось безрезультатно, посольство Ивана Баклановского и Ивана Михайлова в Вену принесло оплошное согласие императора с «Малой Росией» в инскрипции и несогласие по существу. Даже Швеция, помогавшая России поставками вооружений, отказала царю в признании его нового титула. Реакция Крымского юрта, в течение пяти с половиной лет оказывавшего действенную помощь «кардаш-казакам»[26], на появление «Малой» и «Белой» «Росии» в интитуляции царя была категорически негативной. Хан Ислам-Гирей III, не признававший за царем в 1648-1653 гг. даже «Великой Росии»[27], не мог признать «Росии» «Малой» ни при каких условиях. Той же линии стал держаться преемник и младший брат Ислам-Гирея III Мухаммед-Гирей IV[28].

Россия не имела никаких шансов на то, что действительное и протокольное отчуждение Украины от Речи Посполитой может быть признано юртом. Еще менее вероятным было согласие Крыма со вселенским (без четверти) титулом российского самодержца, Возникновение этого титула тотчас после внушительных побед царских войск в Литве, Белоруссии и Украине не прибавляло ему шансов на признание. Скорее, наоборот: явственное происхождение титула из военных удач 1655 г. возвещало юрту и другим соседям Московии[29] о грядущем еще большем триумфе воинства московского царя. Не только Московия, но и вся Россия, и не только прежняя, но и Малая и Белая, и не только именованные царства, княжества и земли уже под рукой царя, но «многие» неименованные земли трех стран света заявлены под той же рукой[30]. Недвусмысленное обещание новых территориальных приобретений, звучавшее в новом царском титуле лишь усиливало антагонизм Крыма к Москве и заставляло его более настойчиво, чем раньше, искать союзников против нее[31]. В те же годы (1654–1658) каждая новая дипломатическая миссия, направлявшаяся из Москвы в Бахчисарай, имела одну и ту же непротокольную задачу: добиться разрыва сложившегося в конце 1653 г. крымско-польского союза. Москва была готова двукратно увеличить выплату дани, посылала надбавки к обычным ежегодным выплатам, не решилась отклонить шертную (договорную) грамоту Мухаммед-Гирея, не отвечавшую ее ожиданиям, — то есть, предпринимала маневры, продиктованные логикой обстоятельств и потому вполне понятные.

Объявление «Малой» и «Белой» «Росии» в царской интитуляции мешало Москве достичь основной ее цели во взаимоотношениях с юртом, но, с другой стороны, отсутствие новых земель среди географических атрибутов титула поставило бы под сомнение уверенность России в необратимости ее территориальных приобретений.

Подключение к «Малой» и «Белой» «Росиям» «многих государств и земель востока, запада и севера» не имело никакого прагматического смысла, но заведомо обещало осложнения в общении с некоторыми соседями. Ни одно государство на трех странах света не могло отнести себя к ряду заявленных в титуле Алексея Михайловича. Вместе с тем, ни одно из них не могло быть уверенным в том, что близкая к вселенскости формула не относится к нему. В наибольшей степени новинка Посольского приказа смутила те страны, чье неименованное пребывание среди «многих» могло скоро перерасти (или частично переросло, как произошло с Литвой) в пребывание среди поименованных немногих. Статус царя как обладателя стран света стал, в частности, одним из предметов спора находившихся в Москве шведских послов и представителей российской стороны в начале 1656 г., накануне российско-шведской войны[32]. Позже, в конце 1657 г. шведский король писал своим представителям на мирных переговорах с Россией: «Что же касается титула: «и иным многим государствам, восточным и западным, и северным отчич и дедич, и наследник», то хотя эти выражения странны и неопределенны, невразумительны и темны, и можно их толковать так, что царь обнаруживает притязания на те земли, которые уступлены Швеции по Столбовскому договору, однако мы согласны величать царя и этим титулом, если он даст письменное удостоверение, что этими выражениями не наносится ущерба нами землям нашим»[33].

Крымскому юрту вселенскость царского титула ничем не грозила: южные «многие государства и земли» оставлены были Посольским приказом без попечения московского владетеля. Но именно крымская сторона более всех других соседей России была озадачена новыми географическими атрибутами царского титула и более всех других оппозиционна к ней. Она отстаивала старые межи и границы. Но не те, которые проходили между государствами, а те, которые проходили между человеком и Богом. Когда диван объявлял, что «та речь пристойна одному Богу», он вкладывал в эту формулу отнюдь не риторический смысл, а прямой. Каждому мусульманину было известно, что вселенная состоит из востока и запада, исчерпывается этими двумя сторонами света, а принадлежать они могут только Всевышнему[34]. «Аллаху принадлежат и восток, и запад, и куда бы вы не обратились, там лик Аллаха» (сура 2, аят 115), «Аллаху принадлежат и восток, и запад» (сура 2, аят 142), «Господь востока и запада, и того, что между ними» (сура 26, аят 28), «Господь обоих востоков»[35] (сура 55, аят 17), «Господь обоих западов» (сура 55, аят 18) — в этих и еще семи аятах (формулах речения) Коран провозглашает исключительное могущество Всевышнего над двумя странами света, подразумевая под ними всю Вселенную (север и юг в Коране не упоминаются).

Несовместимый с именем простого смертного или венценосного раба божьего титул особенно остро воспринимался Мухаммедом IV, совмещавшим государственные обязанности с занятиями богословием и носившим прозвище Суфи[36]. «Познающий себя в смирении и познающий своего господа в пребывании»[37] и потому однажды (в начале 1640-х гг.) объявивший себя рабом своего венценосного соседа —
Михаила Федоровича[38], Мухаммед-Гирей в 50-х годах уже отдавал себе отчет в том, что Крым и Россия следуют во многом различным культурно-историческим традициям и в полемике с преемником своего покойного венценосного соседа не обращался ни к канонической, ни к суфийской аргументации. Его аргументация — синтез политического памфлета, эпистолярии разочарованного друга и официального послания главы государства. Его доводы были красноречивы и убедительны. Но... В них — так же, как в объяснениях российской стороны — присутствовала не вся совокупность особо значимых противостоящих доводов. Обе стороны замалчивали один и тот же известный им довод — прецедент вселенскости по ордынскому образцу, существовавший в течение ряда десятилетий в протокольной практике канцелярий Крымского юрта. Замалчивавшийся прецедент — запад и восток («правая и левая рука» = «оn kоl, sоl коl»)[39], обычный элемент интитуляций посланий и договорных грамот Гиреев в конце XVI — первых десятилетий XVII ст., получателями которых были и московские государи[40]. Поэтому крымские ханы, сюзерены «Великой Орды, престольного Крыма, Дешти Кыпчака, всех ногайцев, горских черкас, татов с тавгачами[41], всех татар», долгое время были известны в Москве также в статусе «падишахов правой руки и левой руки». Употребление этого преномена не составляло незыблемого правила, было дискретным и зависело, видимо, от вкусовых предпочтений хана или принца в области протокола, их богословской образованности. Однако заметна и общая тенденция. В посланиях и договорных грамотах Ислам-Гирея III (1644–1654) и Мухаммед-Гирея IV в период его второго правления «правая рука и левая рука» отсутствуют, наблюдается правильная, с точки зрения коранических норм, корректировка ханского титула. Есть прочные основания полагать, что одна из старейших формул ордынского протокола отождествлялась в то время с пережитой древностью и расценивалась как добросовестное заблуждение великих предков.

Понятно, почему Мухаммед-Гирей в переписке с Алексеем Михайловичем не мог сослаться на внутреннее вето в отношении вселенскости: такого рода ссылка могла быть трактована российской стороной как дополнительное основание в пользу новой протокольной практики Посольского приказа — по принципу «сегодня тебе, завтра мне» («Hodie tibi, cras mihi!»). Но и Алексей Михайлович никак не желал без нужды припоминать своему корреспонденту мнимые прегрешения его предков: это означало бы легализацию преемственности от самого Крыма и общих с Крымом корней[42]. В середине XVII ст. перенесение ордынских имен и процедур не могло быть предметом всеми одобряемого публичного действия, как это было в конце XV ст., когда в Москву перенесли двуглавого орла с ордынских монет[43], или в середине XVI ст., когда перенесли титул «царя».

  

Рах третьего Rоmаnа[44]

 Россия могла обменять три абстракции, одну из которых она придумала сама, а две заимствовала у щепетильного соседа, на многие реальные выгоды, если бы решилась на дружественный диалог с юртом. Готовая на многие уступки, она в 1654–1658 гг. все же не уступила Крыму ни одного пункта в вопросе о своем праве осенять именем самодержца три стороны («trivium») земли. Нерациональная абсолютизация формального и предпочтение декларативных атрибутов здравому смыслу произрастали из нескольких казуальных факторов и прежде всего из того комплекса чувств и притязаний, который охватил верхушку российского общества после успешных военных кампаний 1654–1655 гг. В августе 1654 г. были взяты города Гомель и Могилев, в сентябре 1654 г. — Смоленск. К началу августа 1655 г. войска Алексея Михайловича взяли Велиж, Витебск, Полоцк, Минск, Вильно. В Украине российские и украинские полки продвигались в направлении Львова и осадили его в сентябре. Поход московской рати на Варшаву уже обдумывался окружением царя Алексея Михайловича осенью 1655 г. как проект, обещавший стать реальностью в самом ближайшем будущем. Целое столетие Россия дожидалась побед. Сорок лет ждала этих побед новая династия. Многие и многие десятилетия мифология «Третьего Рима» питалась либо воспоминаниями о походах Ивана Грозного и его военачальников на восток, либо грезами о будущих победоносных походах. Наконец, в ноябре 1655 г. царь российский мог вступить в свою столицу триумфатором — так же, как его давний предшественник ровно 103 года назад, после казанского похода. Пешком, во главе когорт войск в Москву входил тогда молодой царь-цезарь, на чьем саадаке (колчане) было начертано: «...Как некогда царь Константин, так и ныне князь Алексей да возвратится со славою победоносца»[45]. Русскому обществу явился, наконец, герой, которого так не хватало после Ивана IV в системе заявленных монахом Филофеем ценностей и приоритетов: герой и царь в одном лице. «Восприемник царя Константина» и «новый Моисей» из речи иерусалимского патриарха Паисия, «царь восточный»[46] из речи Богдана Хмельницкого на Переяславской раде — это об Алексее Михайловиче в начале его стяжаний. В будущем «тишайший», сегодня он по праву пожинает лавры победителя и не без трепета угадывает в гласе медных труб на московских улицах отзвук великих побед Александра Македонского, первого «объединителя Востока и Запада».

Вера в близость полного воплощения «Третьего Рима» в самодостаточном московском образце захватила самые широкие круги российского общества. В соответствии с этими настроениями в высших церковных кругах при участии царского двора накануне и в начале войны 1654–1667 гг. разрабатывается модернизированная концепция «Третьего Рима», нашедшая свое концентрированное выражение в летописном Своде 1650 г. и Кормчей 1653 г. Идеи довизантийской древности русского христианского государства, его права на византийское наследство, разделяемое с существующей греческой церковью —
современным воплощением «Греческого царства», единства Российского и «Греческого» царств —
ключевые для понимания сакральной основы внешней политики Москвы в третьей четверти XVII ст.[47] Ведущая фигура процесса модернизации основных идеологем Русского государства в 1650-х годах — новгородский митрополит (до 1652 г.) и патриарх Никон.

Он же должен быть признан инициатором принципиальной модернизации царского титула в 1654–1655 гг.

Полномочий и влиятельности для проведения этой акции у Никона, наставника и близкого друга царя Алексея Михайловича, замещавшего его в Москве во время ратных походов, было достаточно. Не меньше было у Никона уверенности в том, что Россия наконец вступила в период поступательного воплощения своего предназначения как избранного царства. Успехи опекаемого им нового царя-полководца представлялись Никону непреоборимо прочными и обещали триумфальное продвижение православного воинства на запад[48]. Но заинтересованность Никона во внедрении вселенскости в титул своего августейшего подопечного питалась не одними только заботами об имидже молодого царя-цезаря или будущности государства. И, пожалуй, в первую очередь вовсе не ими. Есть серьезные основания предполагать, что к обретению вселенскости в своем сане и титуле, не менее молодого царя, стремился сам патриарх[49]. Хорошо известно, что титул Никона включал в себя многие компоненты титула Алексея Михайловича, в том числе «государь»; появление новых географических компонентов в царском титуле влекло за собой включение их в титул патриарха. Так, после соединения Украины с Россией и присоединения Белоруссии в титул патриарха вошли «Малая» и «Белая» «Росии»[50]. Вселенскость же не могла не занимать патриарха: уравнявшись с царем во влиянии на ход государственных дел и даже несколько возвысившись над ним, глава русской церкви продолжал оставаться патриархом с титулом, ограниченным границами одной страны, хотя и с добавлением к ней еще одной — «Северныя»[51]. В то же время менее влиятельные в мире константинопольский, александрийский, антиохийский и иерусалимский православные патриархи, подданные турецкого султана, именовались «вселенскими»[52].

По меньшей мере три эпизода из биографии московского и всея Руси патриарха свидетельствует об остром неравнодушии его к неполноте собственного титула и статуса. Два из них связаны с новоиерусалимским сакральным архитектурным комплексом, возведенным по замыслу Никона. Первый: храм Воскресения Господня, под сводом которого находилась копия гроба Господня, имел пять престолов, посвященных пяти православным патриархам, но серединное, доминирующее место среди них занимает престол московского патриарха[53]. Второй: после отречения от сана «патриарха московского и всеа Росии» Никон подписывал свои послания титулом «патриарх новоиерусалимский»[54], максимально приблизив себя таким образом к статусу вселенского главы церкви. Третий эпизод имел место в ходе первого визита антиохийского патриарха Макария аз-За’има в Москву (1655–1656), когда Макарий по ходатайству Никона просил царя согласиться с новообретенным правом московского предстоятеля церкви носить тот же головной убор, какой носят вселенские патриархи[55].

Переживания Никона по поводу неполноты своего титула и статуса подпитывались его чрезвычайными амбициями. Но не только ими. И не только тем, что «милостинники» московских царского и патриаршего дворов имели более высокий формальный статус, нежели их покровители. Проблема вселенскости титула и статуса московского патриарха была изначальной (родовой) проблемой московской патриархии. В процедуре и процессе его учреждения разрешение этой проблемы потребовало не меньше усилий, чем принятие принципиального решения об учреждении новой кафедры. В 1588–1589 гг.[56] правительство царя Федора Ивановича и Бориса Годунова имело реальный шанс учредить патриархию как вселенскую. Для этого нужно было согласиться на наделение константинопольского патриарха Иеремии, решившегося переехать в Москву, неформальными полномочиями главы русской церкви. Борис Годунов предпочел тогда обменять вселенскость мало знакомого Иеремии на надежность и предсказуемость митрополита Иова, но в Литву позже отписал, что все четыре патриарха с собором греческих городов решили вместо папы римского поставить вселенского патриарха константинопольского, а на его место поставить четвертого патриарха в Московском государстве[57].

  

Протокольные источники вселенского титула

 Основной формальный источник вселенского (без одной четверти) титула Алексея Михайловича находился в статусной номинации четырех греческих патриархов как вселенских. Помимо «вселенского» элемента в интитуляциях двух старших по Номоканону патриархов исключительное образцовое значение для московских властителей имел «весь Восток» титула антиохийского патриарха. Наконец, «Восток, Запад и Океанские пределы», комплиментарно адресованные патриархом Иоасафом Ивану IV в 1561 г., в течение почти ста лет напоминали российским монархам о трехчастности доступной для них вселенной.

Второй по значению источник — «правая рука и левая рука» интитуляций крымских ханов и принцев. Восток и запад титула Алексея Михайловича — освобожденная от соматической иносказательности инверсия вселенскости титула поздних Чингизидов.

Некое образцовое значение могли иметь также инскрипции персидских шахов, которых Посольский приказ в первой половине XVII ст. прописывал «шаховым величеством восточного предела», то есть с указанием одной из стран света под рукой персидского монарха.

Новый титул Алексея Михайловича по объему подразумеваемого в нем сюзеренитета имел сходство с титулом китайского императора, «владыки Поднебесной империи», т. е. всего мира (в центре которого находился собственно Китай — Срединное государство). К середине XVII в. Посольский приказ располагал обширной информацией о Китае благодаря дипломатическим контактам с Монголией. Подготовка посольства Ф. И. Байкова в Срединную империю, состоявшегося в 1654–1658 гг., активизировала изучение китайских реалий Посольским приказом, а в 1654 г. член посольства Ф. И. Байкова Петр Ярыжкин был принят во дворце китайского императора[58]. Единственная империя, для которой в 1654 г. не существовало ни «новой эры», ни «до новой эры», осознававшая себя вселенской в большей мере, нежели Рим, протянула тогда России покровительственную руку сюзерена, не узнав в ней наследницу римских императоров. Россия же училась. Училась «настоящему» имперскому стилю и, бывало, демонстрируя только что освоенные манеры, рисковала оказаться непонятой.

Рассмотренный выше титульный феномен выразительно демонстрирует, каким образом в одном и том же предмете и явлении «переноса империи» («translatio imperii») почти неразличимо сочетаются несколько источников. Но и степень различимости достаточна, чтобы видеть и распознать эти источники. Ключевая формула модернизации «без границ» соответствовала хорошо известному в Посольском приказе татарскому эквиваленту вселенскости и плохо известному ее мусульманскому эквиваленту. «Северная сторона», прямая наследница «северныя страны», воплощала в титульном синтезе стран света внутреннюю, российскую традицию. Функция этого элемента двойственна. В силу отсутствия своей южной антитезы «северная сторона» призвана была оберегать Москву от обвинений в узурпации всей вселенной, но в то же время собственной бытийностью она напоминала, в первую очередь, христианским корреспондентам: от завершенной вселенскости Москву отделяет всего лишь одна ступень — одна четверть земного круга. Ее присутствие в свите царского (позже императорского) имени обусловило уникальнейшую умозрительную ситуацию: незавершенная европейская вселенскость стала формой выражения завершенной тюркско-мусульманской с одной лишней частью света. Две вселенскости сосуществовали в явственной амбивалентной связи: допущение юга создавало одну вселенную, исключение севера — другую.

Смысловая уязвимость протокольной конструкции 1654 г. не помешала Посольскому приказу одержать в конечном итоге победу в споре с крымскими канцеляриями. Но основная заслуга здесь принадлежала не Посольскому, а Разрядному и другим военным приказам русского государства. Начиная с 1654 г., соотношение сил двух сторон в военной и политической сферах меняется в пользу России. Удача все реже сопутствует государству Чингизидов. В 1660 г. крымский двор торжествует победу на поле битвы, и Сефер-Гази-ага настоятельно советует Москве укоротить царский титул по старой мерке, однако спустя 10 лет хан Адиль-Гирей уже вынужден согласиться с распространением царских прерогатив на всех христиан трех стран света. Спустя 22 года хан Мурад-Гирей, скрепя сердце, прописал за царем три четверти земного круга со всем их населением, как того требовала Москва, и хотя в интитуляции той же шертной грамоты он восстановил «правую руку и левую руку»[59], размен не был равноценным: Россия приблизилась к искомой вселенскости, а Крым уже более тридцати лет предпочитал не докучать небесной канцелярии нескромными протоколами.


 

[1] Татароязычная формула извлечена из текста Бахчисарайского мирного договора 1681–1682 гг. (Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). — Ф. 123, оп. 2.—Д. 64).

[2] Соловьев С. М. История России с древнейших времен. — Кн. VI. — С. 13–14.

[3] Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами во второй половине XVII века // Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994. С. 25–26.

[4] Inalcik H. Power relationships between Russia the Crimea and the Ottoman Empire as reflected in titulature // Passe turco-tatar present Sovetique. — Louvain; Paris, 1986. Р. 200–202. Изложенное в этой же статье мнение X. Инальчика о прекращении использования царем стран света в интитуляциях после протеста Мухаммед-Гирея (Р. 200) ошибочно.

[5] Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII века. М., 1987. С. 99–100.

[6] Санин Г. А. Указ, соч. — С. 199.

[7] Написание именования русского государства в форме «Россия» утвердилось в конце XVII ст., в середине столетия писали «Росия» и «Русия».

[8] РГАДА. —Ф. 123, оп. 1,1655, Д. 14.—Л. 222.

[9] РГАДА. — Ф. 123, оп. 1, кн. 37. — Л. 215 (в записи российских посланников Д. Жеребцова и С. Титова).

[10] Там же.— Л. 215 об.

[11] РГАДА,— Ф. 123, оп. 1,1656, д. 2. — Л. 15. В оригинале послания подчеркнуто, что даже османский падишах, под рукой которого находятся Мекка и Медина, не пишет себя владетелем Запада и Востока (см.: Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы для истории Крымского ханства. — СПб., 1864. — С. 870-872). Мухаммед-Гирей в этом случае был не в полной мере прав. X. Инапьчик отмечает использование Востока и Запада в титуле Мухаммеда III, правившего в 1595-1603 гг. (Inalcik Н. Ор. cit . — Р. 199); в 1681 г, утверждая крымско-российский Бахчисарайский мирный договор, султан Мухаммед IV также указал себя «государем восточным и западным», но при повторной ратификации договора в 1682 г. опустил эту формулу в своей интитуляции (Полное собрание законов Российской империи. — Т. II. — С. 389–391). Симптоматична — как срез представлений об атрибутах власти в российском и турецком обществах — проекция трехсторонней вселенской державности на турецкого султана Ибрагима I в середине XVII ст. (не позже 1648 г.), представленная свету в творчестве Тимофея Акундинова, самозванца, авантюриста и неординарного поэта: «От неприятеля бежав через осмь земель, не приткнули мы о камен свою ногу,/ а не нарушили здоровья и чести и сана / и ныне есте мы под крылами милости турсково Ибрагим султана, / дву цесарств и сту царств и двухсот пятидесяти кролевств трех частей света монархи...» (Акундинов Тимофей. Декларация Московскому посольству // Виршевая поэзия (первая половина XVII века). М., 1980 С, 258).

[12] РГАДА. —Ф. 123, оп. 1, 1656, д. 5.—Л. 12.

[13] Вручили мохаббат-наме царя и отстаивали новый царский титул посланники Роман Жуков и Ларион Пашин (РГАДА. — Ф. 123, оп. 1, 1656, д. 11. — Л. 40–41).

[14] Фердинанд III, император Священной Римской империи; РГАДА. — Ф. 123, оп. 1, 1656, д. 10. —Л. 265–269.

[15] Уортман Ричард С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. — Т. I. М.,2002. С. 52.

[16] Артамонов В. А., Вилинбахов Г. В., Фаизов С. Ф., Хорошкевич А. Л. Герб и флаг России. Х–ХХ века (далее — Герб и флаг...), М., 1997. С, 181. «Северныя страна» встречается в царском титуле с 1557 г., в 1566 г. этот элемент оспаривался литовскими дипломатами (С. 181).

[17] «Северная страна» одно время вновь возникла в титуле Петра I, затем уступила место трем странам света (см. Герб и флаг... — С. 266, 268 (рисунок печати)).

[18] «Северный» элемент титула российского самодержца, видимо, в том же 1655 г. был использован в переписке с османской канцелярией. На это, в частности, указывает письмо переводчика канцелярии Зульфи каразги, написанное им в апреле 1656 г., в котором отправитель впервые включил в ряд владений царя Алексея Михайловича «Северные Дар-Инджи и Немчи» = «Карангылыгы Дар-Инджи ве Немчи» (РГАДА. — Ф. 89, оп. 2, д. 33. — Л. 1). Какие страны подразумеваются под наименованиями, указанными после «Северных», однозначно определить затруднительно. В «Дар-Инджи» допустимо видеть «студеную страну» (от персидского «дар» и турецко-арабского «инджимат» = «замерзание»), но более вероятно его происхождение от «иных» в посланиях царей российских в Стамбул. Ранее Зульфикар-ага писал на царское имя в 1641, 1645,1654 гг; письма он подписывал своим именем; царь ему отвечал. В РГАДА хранится черновик письма царя Михаила Федоровича к Зульфикару (РГАДА. — Ф. 89, оп. 1641, д. 1. — Л. 2-6), есть также запись Посольского приказа о посылке «жалованья с прибавкою» Зульфикару в 1656г. (РГАДА. —Ф. 52, оп. 1, 1641, д. 25. — Л. 7).

[19] ННStА — Wiеп. Russland. Кагtоп 7. Fоl. 81 (сведения любезно предоставлены автору доктором Искрой Шварц).

[20] Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов Х. Материалы... С. 513–516, 519–522.

[21] РГАДА. — Ф. 123, оп. 1, 1657, д. 13. —Л. 96,80.

[22] «Ата ве дадаларыгыэдан бу заман, а дагин Кырым Йорты ила барыш улуб, хич бер заманда адждадыгыз не магъкуль харакат ве мондай охшаусыз иш иткан тогел ирде. Адждадыгыз артык улдыгызмы? Белмийорез бабаларынгыз Маскау йортына канагать идеб, итрафларында улан падишахлар,а уз лаекларинча мактуб йаэылырды. Анлардан артыклык дагъвасын идеб, узегезне Магьриб ве Машрикъ падишахы йаздыккыздан гайри...» (Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы...— С. 533).

[23] РГАДА— Ф- 123, оп. 1, 1658, д. 7.— Л. 23–25.

[24] Ее отголоски будут слышны еще не раз: в торжествующем письме визиря Сефер-Газы-аги 1660 г., шертной грамоте хана Адиль-Гирея 1670г., шертной грамоте хана Мурад-Гирея 1682 г. (Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы... — С. 872–875, 599–602; Полное собрание законов Российской империи. — Т. I. СПб., 1832. С. 290–291. 389–391; РГАДА. — Ф. 123, оп. 2. — Д. 64).

[25] На знамени Большого царского полка уже 10 ноября 1653 г. самодержец российский был назван «всея Великия и Малый, и Белыя Русии».

[26] Братьям-казакам.

[27] Он прописывал в то время либо «джомла Уруснынг» = «всея России», либо «барча уруснынг» = «всех русских». Подробнее об этом см.: Фаизов С, Ф. Тугра и Вселенная. Мохаббат-наме и шерт-наме крымских ханов и принцев в орнаментальном, сакральном и дипломатическом контекстах. — Москва; Бахчисарай, 2002. С. 18.

[28] См.: Вельяминов-Зернов В. В, Фаизханов Х. Материалы... — С. 483–485, 513–516, 519–522, 528–530, 533–534.

[29] Именно это именование русского государства в формах «Маскау» = «Московия», «Маскау юрты» = «Московский юрт», «Маскау мамлакате» = «Московское государство» бытовало во внетитульных разделах писем первых лиц Крыма (См., например: Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы... — С. 494–496, 513–516, 528–530, 533–534, 880–881).

[30] Не решаясь обозначить четвертую страну света в числе протокольных доминант, царь Алексей Михайлович в непротокольной речи все же объяснял потенциальную вселенскость своих прерогатив более раскованно: «Бог благословил и предал нам, государю, править и рассуждать люди своя на востоке и на западе и на юге и на севере вправду» (Цит. по: Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. — Кн. 2. М., 1993. С. 415).

[31] В феврале-марте 1655 г. крымское посольство во главе с Мейдан-Гази-аги посетило императора Фердинанда III. Летом 1655 г. крымские послы побывали в Дании (См.: Заборовский Л. В. Великое княжество Литовское и Россия во время польского Потопа (1655–1656). Документы, исследование, М., 1994 С. 157–158, 181; Абдуллаев И. Возрождаемый архив: цели и перспективы // Голос Крыма. — 2001. — 2 февраля). Последующие посольства в Вену: Мейдан-Гази-аги и Мустафы-аги — в июле 1656 г., Девлет (?) Али-аги — в ноябре-декабре 1658 г. (Ivanics М. Diрlоmatische Beziehungen zwischen Bachtschissarai und dem Wiener Hof (1598–1682) — из рукописи тезисов, любезно предоставленной Марией Иванич автору).

[32] Соловьев С. М. Указ. соч. — Кн. V. — С. 655.

[33] Соловьев С. М. Указ. соч. — Кн. VI. — С. 61.

[34] Примечательно отожествление востока и запада со вселенной в православной литературе второй половины XVII в., посвященной вопросу о всемирно-исторической роли России. В частности, архимандрит московского Новоспасского монастыря Игнатий писал: «Что есть российский род? — Не самое ли Российское Московское царство пресветлых царей и кесарей... самодержцев всея России, Востока и Запада» (Цит. по: Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (ХV-ХV1 вв.). М., 1998. — С. 312).

[35] То есть, востока бренного мира и востока мира вечного.

[36] Мухаммед-Гирей известен также как поэт и музыкант. Одна из замечательных черт рассматриваемой полемики состоит в том, что антагонист Мухаммед-Гирея с российской стороны царь Алексей Михайлович также известен как пытливый поклонник богословских дисциплин, он пробовал свои силы в поэзии и музыке.

[37] Из книги: Нурбахш Джавад. Беседы о суфийском пути. М., 1998. С. 48.

[38] Первое правление Мухаммед-Гирея в Крыму относится к 1641–1644 гг.

[39] По монгольской традиции, правая рука отождествлялась с западом, левая — с востоком. В древнет.ркской традиции трансполяция рук на страны светы была обратной (см, об этом: Подосинов А. В. Оriente Luх! Ориентация по странам света в архаичных культурах Евразии. М., 1999. С. 419, 425). Чингизиды придерживались монгольской ориентации — в силу того, что при основателе этой династии Чингисхане в сфере сакральных ориентиров смешанного тюркско-монгольского сообщества-государства утверждается культ юга (а запад принимает значение правой стороны именно при взгляде (повороте человека) на юг). Об утверждении культа южной стороны в государстве Чингисхана см.: Подосинов А. В. Указ. соч. — С. 425. Характерно, что в оригиналах своих писем Мухаммед-Гирей и его везирь Сефер-Гази-ага в известном фразеосочетании запад ставили перед востоком, По‑сольский приказ при переводе менял их местами.

[40] См., например: шертная грамота Джанибек-Гирея (Вельяминоа-Зернов В. В., Фаизханов X. Материалы.., — С. 65), его же мохаббат-наме (Там же. — С. 104}, мохаббат-наме принца Фетх-Гирея (Там же. — С. 276). Включения формулы «правой и левой руки» в интитуляцию крымских ханов в 1591 и 1630 гг. как отдельного объекта сюзеренитета упомянуты X, Инальчиком (Inalcik H. Op. cit. — Р. 195.), но он воздержался от указания на присутствие в этой формуле стран света.

[41] «Тaт милан тавгач» — вместе со словами «тенгри», «хан» и «чарау» — вероятно, является древнейшим монголо-тюркским компонентом титула Гиреев. «Тат»ами в Монголии эпохи Чингисхана называли уйгуров, «тавгач»ами — китайцев, словосочетание «тат-тавгач» употреблялось также в значении «всякие иностранцы». Не исключено, что в канцелярии Гиреев в XVII в. уже не помнили точного значения этого словосочетания, но следовали освященной веками традиции, сохраняя в именовании поздних Чингизидов атрибуты именования их предков только в силу сакральности атрибутов.

[42] Ранние Чингизиды употребляли формулу «правой руки и левой руки» а области адресата ярлыков. Гирей, сохранив традиционное употребление, стали включать ее также в интитуляции. Обозначение стран света посредством правой руки и левой руки в области адресата ярлыков было ограничено подчиненной территори‑ей и не несло вселенского смысла. К примеру, в известной грамоте Темир-Кутлуга: «...Оn kol, sol kolnyng oglanlaryga» = «уланам правой и левой руки» (Радлов В. Ярлыки Токтамыша и Темир-Кутлуга // Записки Восточного отделения Император‑ского русского археологического общества. — Т. 3. — СПб., 1889. — С. 22), В ярлыке Селамет-Гирея: «on kolnyng ve sol kolnyng… darugachi bulgan Ahmed-pasha-bek bashlyk» — «правой руки и левой руки сборщикам податей ведомства бека Ахмеда-паши» (татарский текст: Фиркович 3. А. Сборник старинных грамот и узаконений Российской империи касательно прав и состояния русско-подданных караимов.СПб., 1890 С. 57).

[43] Перенесение изображения двуглавого орла с джучидских монет на русские второй половины XIV в. и чеканка монет с аналогичным изображением в русских княжествах XV в. отмечались русским нумизматом А. В. Орешниковым (Орешников А. В. Древнейшее русское изображение двуглавого орла // Труды Московского нумизматического общества.—Т. II. —Выл. 1. М., 1899. С. 11–14). О восточном и, в частности, золотоордынском генезисе двуглавого орла см.: Фасмер Р. О двух золотоордынских монетах // Записки Коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР.—Т. II. —Л., 1927. С. 111–112.

[44] Рах Rоmаnа — мир Рима, одна из важнейших формул древнеримской политической лексики имперского периода, подразумевала переустройство всего мира по римскому образцу.

[45] Левыкин А. К. Воинские церемонии и регалии русских царей. М., 1997. С. 41, 75. Имя императора Константина осеняло и деяния первого царя-триумфатора. Оно было даровано Ивану Грозному константинопольским патриархом Иоасафом в акте признания за московским монархом титула царя: Гудзяк Б. Православии мандрiвники XVI столiття на шляху з Османськоϊ iмперiϊ до схiднослов’янських земель // Марра mundi. Збiрник наукових праць на пошану Ярослава Дашкевича з нагоди його 70-рiччя. — Львiв; Киϊв; Нью-Йорк, 1996. С. 223.

[46] «Царь восточный» — аллюзия преномена «цезарь восточный», бытовавшего в политической лексике двух римских империй (западной и восточной) и относившегося к императорам Византии.

[47] О трансформации комплекса идей «Москва — Третий Рим» в середине XVII ст. см.: Синицына Н. В. Указ. соч. — С. 306–317.

[48] Об особенностях восприятия Никоном побед 1654–1655 гг. свидетельствует, в частности, тот факт, что в 1656 г. он благословил и отправил донских казаков в морской поход к Стокгольму (см. об этом: Соловьев С. М. Указ. соч. — Кн. V. — С. 658).

[49] Примечательно мнение В, О. Ключевского о Никоне: «Укрепившись опорой вне сферы московской власти (т. е. среди греческих патриархов — С. Ф.), Никон хотел быть не просто московским и всероссийским патриархом, а еще одним из вселенских и действовать самостоятельно» (Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. — Кн. 2. М., 1993. С. 398).

[50] Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. — Т. М. — Сергиев Посад, 1909.С. 141–142.

[51] Образец интитуляции патриарха: «Никон, Божиею милостью великий господин и государь, архиепископ царствующего града Москвы и всеа Великия и Малыя и Белыя Росии и всеа Северныя страны и помориа и многих государств патриарх» (Каптерев Н. Ф. Указ. соч. — Т. II. С. 141–142). Формула «архиепископ царствующего града Москвы» — явное подражание аналогичному форманту титула константинопольского патриарха «архиепископ Константинополя — Нового Рима».

[52] Из них двое прописывали себя в интитуляциях посланий к царям со вселенским («oikoumenikos») формантом: константинопольский — как «вселенский патриарх», александрийский — как «папа и судья вселенский». Патриарх антиохийский включал в свою интитуляцию «весь восток», важнейшую страну света в сакральной географии. (См. о титуле александрийского патриарха: Русское православие: вехи истории. М., 1989. С. 151; послания с титулами других патриархов к царям в первой половине и середине XVII ст, (выборочно): РГАДА. — Ф. 52, оп. 1, 1628, д. 6.—Л. 1; там же. — 1630, д. 23. — Л. 5; там же. — Д. 28.—Л. 1-2; там же, — Оп. 2. — Д. 470.) Иерусалимский патриарх почитался как вселенский а силу того, что подчиненная ему церковь изначально была включена в Номоканон как отдельная структура вселенской христианской церкви (наряду с римской, константино-польской, александрийской и антиохийской церквами). Интитуляция антиохийского патриарха Макария, араба по этническому происхождению, представляет немалый интерес для исследователя интеграционных явлений в сакральных культурах, Она прописывалась в системе арабского алфавита и на арабском же языке с элементами турецкой и латинской грамматики: «Маkarius, bi-rahmat Allah al-uzma Antakiyyah wa sair al-Mashrik» = «Макарий, милостью Аллаха Всевышнего патриарх града великого Аллаха Антиохии и всего Востока» (РГАДА. — Ф. 52, оп. 2. — Д. 470).

[53] Вышегородцев В. И. Царь Алексей Михайлович и патриарх Никон // Великие государственные деятели России. М., 1996. С. 242.

[54] Соловьев С. М. Указ. соч. — Кн. VI. — С. 264. И. Л. Бусева-Давыдова полагает, что такой подписи не было, но согласна с версией о притязании Никона именоваться патриархом Новоиерусалимским, и указывает также на внеобрядовое отождествление им себя с Иисусом Христом (Бусева-Давыдова И. Л. Об идейном замысле «Нового Иерусалима» патриарха Никона // Иерусалим в русской культуре (далее — Иерусалим,..). М., 1994 С. 175).

[55] Зызыкин М. В. Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи. — Часть II. — Варшава, 1934. С. 136; Каптерев И. Ф. Указ. соч. — Ч. I. — С. 201. В эпизоде с головным убором (белым клобуком) получила свое бытийное завершение легенда «О новгородском белом клобуке», существовавшая на Руси в литературной форме с середины XVI ст. и обосновывавшая исключительное право московской Руси воплощать в себе «благодать святого духа» после падения Константинополя (см.: Повесть о новгородском белом клобуке // Памятники литературы древней Руси. Середина XVI века. М., 1985. С. 225).

[56] Первый патриарх Иов был посвящен в свой сан 26 января 1589 г.

[57] Соловьев С. М. Указ, соч. — Кн. IV. — С. 307–308; хотя Иеремия писал перед тем Иову: «Послали мы твоему святительству соборную совершенную грамоту: будешь иметь пятое место, под иерусалимским патриархом» (там же). Пятое место московского патриарха, отведенное ему Константинопольскими соборами 1590 и 1593 гг., светские и церковные власти России восприняли как явную несправедливость и оспаривали в полуофициальной полемике. Известно, к примеру, «сказание» патриарха Филарета о введении патриаршества в России, в котором предстоятель русской церкви признал за греческими патриархами одно именование «святительства», «власти же едва на всяко лишеным», и добавлял: «...И сего ради хощу, аще Богу угодно будет и писания Божественный не прорекают, яко да в царствующем граде Москве устроится превысочайший престол патриарший» (цит. по: Зызыкин Указ. соч. — Ч. II. — С. 149). В середине XVII в. в ходе визита старца Арсения Суханова на Ближний Восток полемика с греческими иерархами по поводу статуса патриархов и церквей приняла формы, граничившие с нарушением элементарных приличий. Греческим иерархам пришлось услышать от Суханова беззастенчивые заявления о неполноте сакральных и иных прерогатив греческих патриархов, стесняемых османскими властями, и несравненной с ними полноте прерогатив московского патриарха (см. об этом: Зызыкин М. В. Указ. соч. — Ч. II. — С. 148). О негативном восприятии в России решений Константинопольских соборов конца XVI ст., закрепивших за московским патриархом пятое место см.: Русское православие: вехи истории. —М., 1989. —
С. 150–151.

[58] Русско-китайские контакты XVII ст. описаны в кн.: Демидова Н. Ф., Мясников В. С. Первые русские дипломаты в Китае (Роспись И. Петлина и статейный список Ф. И. Байкова). — М., 1966; о приеме представителя России Петра Ярыжкина во дворце китайского императора в 1654 г, см.: Су Фэнлинь. История культурных отношений Китая с Россией до середины XIX в. // Восток — Запад. Историко-литературный альманах. М., 2002. С. 70.

[59] Ранее он прописал «правую руку и левую руку» в интитуляциях мохаббат-наме, отправленных государям Польши и России (Вельяминов-Зернов В. В., Фаизханов X. Указ. соч. — С. 630, 638).