Ф. А. Дорофеев

Парадокс Хусаина Фаизханова как повод для патриотического оптимизма

Рубеж 2011–2012 годов был связан в России с выборами, острой политической борьбой и выходом на политическую авансцену молодого лево‑патриотического движения «Суть времени», инициированного С. Е. Кургиняном в апреле 2011 г. К числу наиболее заметных инициатив движения можно отнести массовые социологические опросы общественного мнения АКСИО‑1 и АКСИО‑2 (37 и 32 тыс. респондентов!), проведение фотоакции «20 лет без СССР» (более 30 тыс. фотографий), противостояние оранжевому движению в Москве, проведение двух альтермитингов, включая участие в митинге на Поклонной горе (более 100 тыс. участников), выпуск нескольких книг. Движение объединяет в виртуальный клуб ^[1] более 15 тысяч членов, проживающих как на территории СССР, так и за его пределами. Целью движения является сохранение территориальной целостности России, выведение ее в лидеры мирового сообщества через определение перспективных путей развития в ближайшем будущем. Сделано это должно быть на основе изучения положительного опыта российской цивилизации. Движение это левое по своей сути, в числе его перспективных планов — восстановление СССР в виде СССР 2.0 — его улучшенной версии, сохраняющей положительные наработки и исправляющей недостатки. Читателям нашего сборника может быть интересным, что одним из главных недостатков (и причин гибели) СССР идеологи движения считают пренебрежение метафизикой, в том числе и религиозной: «Политика СССР по отношению к религиям во многом была ошибочной. Мировые религии имеют огромные исторические заслуги перед человечеством и являются нашими союзниками в борьбе с постмодернистским отрицанием всех и всяческих ценностей » ^[2] .

Вышеприведенное положение является не популистским и сделано не из слабости или аморфности и всеядности идеологии нового движения. Оно прямо вытекает из оригинальной идеологии, разработанной Экспериментальным творческим центром под руководством С. Е. Кургиняна. В рамках данной статьи предполагается применить ряд новых теоретических положений к привычным нам историческим темам.

Поскольку сейчас общепризнанны (в том числе в программных статьях новоизбранного президента ^[3] ) имперская сущность и цивилизационное своеобразие России, то немаловажным является вопрос об учете опыта всех народов, населяющих Россию, всех религий, традиционно бытующих на ее территории. Нельзя при этом обойти роль и специфику российского ислама. В рамках рассматриваемой проблематики важно, что базой идеологии клуба «Суть времени» является кризис Модерна как мирового проекта. В связи с этим выделяются премодерн, модерн, контрмодерн и постмодерн. Перспективная задача движения — разработка проекта Сверхмодерн и введение в него России и тяготеющих к ней территорий и культур.

Примером контермодерна в программных документах движения часто выступает именно ислам в его ультраортодоксальных фундаменталистских формах — талибан, ваххабизм, «Братья-мусульмане» Египта и т. п. Контермодерн — это сознательное неприятие модерна, отрицание его ценностей вплоть до вооруженной борьбы с ним ^[4] . Вопрос соотношения ислам/контрмодерн актуализируется и в связи с «арабской весной» 2011 года — рядом революций и переворотов на Ближнем Востоке, в ходе которых к власти пришли фундаменталистские и близкие к ним режимы. Это рассматривается как сознательное проведение влиятельными в мире силами ставки на контрмодерн как на дестабилизирующий мировой континуум фактор, создание дуги нестабильности от Марокко до Западного Китая с целью подрыва потенциалов Европы, Ирана, Индии и КНР. Косвенно под угрозу ставятся и интересы России, имеющей выходы в Среднюю Азию ^[5] .

Разумеется, это сильно упрощенная схема, но и в той ее части, что интересует нас, необходимы некоторые поправки и детализации. Как минимум в том, что касается общей оценки ислама. Мы понимаем, что ислам не так однороден, как кажется со стороны. И дело здесь не только в разделении на шиитов и суннитов или в национальном своеобразии. Как и всякая мировая религия, ислам включает в себя массу верующих, которые не могут быть приведены к одному знаменателю, причесаны под одну гребенку. Их чувства и чаяния различны, различны мировоззрения и взгляды на жизнь. Разнится и горизонт ожиданий, видение будущего. Понимает это и лидер движения «СВ» ^[6] . Поэтому в такой оценке перспективнее идти не от общего к частному (дедуктивно), а от частного к общему (индуктивно). Не от обозначения религии к верующему, а от конкретного верующего к его религии. По Гордону Оллпорту: сколько верующих — столько и религий. Понятно, что это другая крайность постановки вопроса, но резон в таком подходе есть. Нельзя всех мусульман автоматически считать сторонниками старины, ретроградами и фундаменталистами, как нельзя всех протестантов по определению считать модернистами и новаторами. В контрмодернистском характере «Братьев‑мусульман» сомневаются некоторые российские исламоведы. Например, Игорь Алексеев считает их прямой производной модерна («это 100 % исламский модернизм и капитализм»). Я позволю себе усомниться в естественном характере контрмодерна «Талибана» как движения, имеющего очень смутные генезис, финансирование и практики. Осторожен здесь и сам автор идеи ^[7] . Но не будем вдаваться в частности и допустим, что в какой-то мере контрмодерн в исламе присутствует, как он имеет место в других массовых идеологиях. Для нас важнее другое — насколько российский ислам может быть вписан в реалии модерна, и нет ли у него столь же сложных связей с модерном, как это декларируется С. Е. Кургиняном в отношении всей российской цивилизации. В решении этого вопроса мы можем опереться на знаковые фигуры российских улемов и исламских мыслителей. И личность Хусаина Фаизханова здесь может быть весьма уместной.

Уже в 2006 году Умар-хазрат Идрисов отмечал во вступительном слове к сборнику, посвященному этому самобытному мыслителю: « Сегодня, когда нас пугают войной цивилизаций и глобальным противостоянием религий, мы должны вспомнить опыт Фаизханова. Он анализировал опыт сосуществования государств и народов, в которых люди исповедуют разные религии » ^[8] . Актуальность этой задачи к нашим дням только возросла.

К важнейшим элементам модерна (стоящим сразу после роста индустрии ), которые можно обсудить в связи с фигурой Фаизхани, относятся рост качества образования и рост великих культурных достижений .

Несомненно, одной из важнейших задач, решаемых Х. Фаизхановым, была реформа исламо-татарского образования «с целью создания национальной… религиозной и светской элиты Нового времени» ^[9] . Эта, казалось бы, банальная констатация, звучащая практически на всех «Фаизханов­ских чтениях», имеет очень важные философско-политологические последствия. Эта задача была решена, и сегодня мы во многом пожинаем плоды трудов великого крестьянского сына из села Сафаджай. Пример успешной реализации этой задачи подтверждает возможность реформирования кадимистского российского ислама к реалиям модерна без потери сущностных характеристик мусульманской религии.

Кроме того, Фаизханов был первым из татар, прямо сотрудничавшим с российскими академическими и университетскими структурами ^[10] . И в этом плане несомненна связь деятельности Фаизханова с ростом культурных достижений, например, отечественного востоковедения.

Практически все писавшие о Фаизхани рассматривали его как татарского просветителя ^[11] . Просветительство же — яркая примета и почти визитная карточка Модерна. Это показывает и прямо доказывает возможность сосущест­вования верующего практикующего мусульманина в мире модерна без утраты им самобытности: « Никакое знакомство со всемирно извест­ными русскими учеными… и кругом революционеров‑позитивистов не отвратило Фаизхани от идеи необходимости сплочения нации на основе религиозной автономии и создания национальной элиты на основе духовенства » ^[12] .

Но если не менялся Фаизханов, то, может быть, менялся модерн? Понятно, что объекты сравнения непропорциональны, но и Фаизхани действовал не в одиночку, и модерн, в котором он оперировал, был не французский, не английский, не западный, а российский. В этом, по-моему, и состоит разгадка парадокса. Приходя на почву альтернативного Запада — России, модерн меняется под влиянием ее цивилизационного ядра, культурных ценностей населяющих Россию народов, переосмысливается и буквально преображается, порождая массу интересных явлений: от джадидизма и ваисовства до советской власти и Победы 1945 года.

Таким образом, снова обратившись к деятельно­сти нашего великого земляка, мы видим, что взгляд на его достижения под новым углом зрения позволяет пролить свет на судьбы российского ислама в будущем, внушает оптимизм на преодоление глобального кризиса модерна, косвенно подтверждает правоту тезисов С. Е. Кургиняна в отношении специфики России и величия ее многонациональной культуры. Творческий синтез религиозного и свет­ского знания, сторонником которого был Х. Фаизханов, находит свое воплощение и в наши дни в идеологии «Сути времени»: «Мы с уважением относимся ко всем конфессиям. Никогда снова в стране не будет конфликта между атеистами и представителями конфессий. И в XXI веке есть гораздо большая база для сближения их позиций, чем в XX. Другое дело, что внутри конфессий могут быть и сепаратисты, и регрессоры, архаизаторы, которых, конечно, мы не примем. Но мы будем вести себя предельно умно, вежливо и тактично по отношению ко всем конфессиям. И никогда не будем охаивать конфессии как целое. Будем внимательнейшим образом смотреть за процессами внутри них. И это будет происходить с позиций беспредельной вежливости. Мы не будем вторгаться в чужой монастырь со своим уставом. Мы будем в этом вопросе более деликатны, чем в любом другом» ^[13] .