Н. Акчурина

выпускница Московского исламского колледжа

Татарская просветительница Мухлиса Буби

Галимательбанат, Махруй Барудия, Газиза Самитова, Фахрельбанат Сулеймания, Махруй и Махмуда Музаффарии, Лябиба Хусаинова, Фатыма-Фарида… В эту плеяду женщин, активно включившихся в общественную жизнь в эпоху первой русской революции или несколько ранее, несомненно, входят и женщины семейства Нигматуллиных-Буби^[1], известные своим подвижничеством и завоевавшие огромный авторитет просветительской деятельностью^[2].

Так, на рубеже веков семейство Буби пришли к мысли о необходимости реформирования обучения и воспитания не только юношей, но и девушек, предоставление им широких возможностей для повышения уровня образования и культуры, по мнению реформаторов, — одно из необходимых условий преодоления отсталости и обеспечения прогресса нации.

Приступившие в 1895 году к преобразованию мужского медресе братья Буби начали реорганизацию и женской школы.

Габдулла Буби в своем рукописном сочинении «Женщины» писал: «Нацию, женская половина которой остается невежественной, можно сравнить с наполовину парализованным человеком. В воспитании человечества ни один учитель не может оказать такого влияния, как мать»^[3].

Стараниями семейства Нигматуллиных-Буби к 1901/02 учебному году в Иж-Буби возникла шестилетняя татарская женская школа по принципу организации начального образования, применяемого для обучения мальчиков. И в татарской женской начальной школе, можно сказать, впервые в ее истории, была определена продолжительность обучения 4 года. Школа Буби была хорошо оборудована: имелись парты, классные доски, географические карты, глобусы, другие учебно-наглядные пособия. Все расходы по содержанию женской школы взяли на себя братья Буби. В ней изучались те же предметы, что и в школе для мальчиков^[4].

Наряду с вероучением преподавались чтение, письмо и грамматика тюркского (татарского) языка, арифметика, география. Также преподавались естествознание, всеобщая история, арабский и персидский языки, гигиена, каллиграфия, домоводство, рукоделие.

Успешной деятельности по созданию женского медресе в Иж-Буби способствовала новая обстановка в стране и в татарском обществе, возникшая в условиях назревания и развертывания первой революции в России.

События революционных лет вдохнули в реформаторов уверенность в правоте их дела. Они с еще большей решимостью продолжили дело создания женского медресе. В 1907 году при содействии гласного Сарапульского уездного земства, своего горячего сторонника и единомышленника Бадреддина Заляледдинова, братья Буби добились открытия в Иж-Буби земского одноклассного женского русско-татарского училища, ставшего составной частью женской школы, имевшей к этому времени семь классов.

Инспектор народных училищ Сарапульского уезда Н. Меньшиков, в 1903 году ознакомившийся с этим учебным заведением, сделал вывод, что «по общей постановке медресе в Иж-Буби стоит значительно выше, посему учителя русско-татарских школ сравнивают его с магометанской академией».

Получение в 1908 году братьями Буби от Сарапульского училищного совета разрешения (права) принимать экзамены на звание учительницы-муаллимы начального татарского училища и выдавать свидетельства, дающие лицам, выдержавшим эти экзамены, право преподавания, внесло существенные изменения в положение учительниц.

Первыми такие свидетельства, являвшиеся официальным документом, получили Мухлиса, Насима и Хуснифатима Буби и другие учительницы самой женской школы. К этому времени женщины семьи Буби были уже высокосообразованными и опытными учительницами, хорошо знавшими не только исламское вероучение. Братья полностью поручили своей сестре Мухлисе руководство женским медресе, этой первой в России упорядоченной женской татарской школой. Ее в это время начали называть «мулла абыстай».

Так появилась первая в России женская учительская семинария. Свидетельства, выдаваемые в Буби, были в то время для татарских учительниц единственным официальным документом, признававшимся всеми административными органами. Если учителя-мужчины могли получить подобный документ от Оренбургского духовного собрания, то у учительниц такой возможности до тех пор не было.

Появление новой системы женского образования у татар стали отмечать и представители учебного ведомства. Так, инспектор народных училищ А.В. Горячкин, по поручению попечителя Казанского учебного округа следивший за публикациями в татарской периодической печати, подчеркивал в донесении от 12 октября 1909 года: «Удивительно быстро развивается новометодное направление и среди женского мусульманского населения! И в то время, когда мы еще и не задумывались над образованием мусульманской женщины, сами мусульмане успели создать такую прочную организацию в лице женских новометодных мектебов, с которою теперь в интересах русского дела чрезвычайно трудно будет бороться»^[5].

В Иж-Буби придавалось большое значение не только общеобразовательной и педагогической подготовке, но и воспитанию личностных качеств девушек. Ученицам внушалось, какая высокая миссия «матерей нации» их ожидает, в них воспитывалось уважение к труду и особенно к труду учителя. Большое значение придавалось воспитанию в ученицах привычки к самообразованию. Их приучали читать не только учебную и художественную литературу на всех изучаемых языках, но и общественно-политические, философские и иные не менее серьезные произведения, касающиеся различных волнующих татарское общество проблем.

Для того чтобы яснее представить успехи Буби в области женского образования, обратимся к сравнительной таблице предметов преподавания с указанием количества недельных часов в женской школе Буби (1910 год) с рекомендациями журнала «Сююмбике»^[6],^[7] и программой женской гимназии ведомства Министерства народного просвещения^[8]. Обучение во всех трех типах школ было восьмилетним.

Без всякой помощи со стороны государственных органов, надеясь лишь на свои силы и средства, братья Буби разработали концепцию женского педагогического образования, подготовили и проверили на практике программы и учебные планы светского учебного заведения для подготовки учительниц, проложив путь идущим за ними в благородном деле обучения и воспитания будущих учительниц. За десять с небольшим лет становления семейство Буби подготовило в женском медресе и на летних курсах довольно внушительное количество татарских учительниц, занятых просвещеннем широких масс не только в царской, но и в советской России^[9].

Эта, несомненно, нужная и успешная работа была прервана царским правительством в самом начале пути. Позиция столыпинского правительства была сформулирована в отзыве министра народного просвещения А.Н. Шварца на проект плана государственной обороны, представленный военным ведомством. Министр отмечал: «Необходимо неуклонно отстранять всякие притязания инородцев на какую бы то ни было обособленность и национализацию школы». Правительство П.А. Столыпина четко определило свою линию в этом вопросе: школа должна быть только национально русской.

Этот же курс проводили правые и националисты^[10] в Государственной Думе. Любые заявления о необходимости допущения преподавания на любом другом языке, кроме русского, встречались ими с ожесточенным сопротивлением.

Государственный и общественно-политический деятель, член мусульманской фракции Думы, депутат от Казанской губернии Садри Максуди с горечью вопрошал: «Скажите нам откровенно, когда нам предлагалась русская культура, освобожденная от всяких русификаторских тенденций? Когда предлагался правительством русский язык без задней мысли обратить мусульман в православие? […] Русское правительство до сих пор, уверяю вас, ничего не делает для того, чтобы ввести среди нас, мусульман, культуру в смысле цивилизации. Были тенденции, как я вам описал, обратить в православие, было желание насадить русификацию, но никогда не открывалось ни одной школы с единственной целью — обучать арифметике, географии и русской литературе»^[11].

Правительство и церковь видели явную для России угрозу в просвещении инородного населения. Руководитель «Братства св. Гурия» в Казани, епископ Мамадышский Андрей писал председателю Совета министров П.А. Столыпину: «Завоевание татарами-магометанами Казанского и всего Прикамского края происходит на наших глазах — тихо, мирно, постепенно, но твердо и неуклонно. Это объясняется историческими причинами в развитии жизни приволжских татар и историческими ошибками русского правительства в отношении местного русского и вообще православного исповедания населения». Отметив, что «эти ошибки нужно быстро исправить, чтобы в Казанском крае не выросло для русского государства великое зло». Приведя слова крымско-татарского интеллектуала, просветителя и политика Исмаила Гаспринского о роли и значении мусульманской общины и школы, епископ подчеркивал, что она «сохраняет религиозное одушевление ислама, она воспитывает патриотизм магометанских школьников, она дает этим патриотам религиозное освещение всей их жизни»^[12].

В начале 1911 года над всеми учебными заведениями татар нависла угроза, начались обыски, аресты. Основной удар пришелся на комплекс учебных заведений Иж-Буби. Первым было закрыто мужское медресе, все его учителя были арестованы и отправлены в Сарапульскую тюрьму. В 1912 году была закрыта и женская школа.

В 1913 году Мухлиса Буби по приглашению Габдрахмана Ахмерова переехала в Троицк, приступила к обучению девушек в начальной школе. Убедила троицких купцов и меценатов Аушевых о необходимости открытия женского медресе. В 1914 году открывается женское медресе по типу Иж-Бубинского, а через год Мухлиса Буби добивается официального разрешения на открытие женской семинарии и становится заведующей этой семинарией.

Февральская революция 1917 года всколыхнула всю Россию, все угнетенные народы Российской империи, в том числе и татары, встретили ее с восторгом. 7 марта 1917 года в Казани был создан Мусульманский комитет, Декретом от 20 марта было разрешено употребление татарского языка в делопроизводстве, торговых книгах, частных учебных заведениях. Повсюду проводились митинги, демонстрации, всевозможные съезды — профессиональные, женские, религиозные, на которых обсуждались насущные политические проблемы того времени.

Жизнь Мухлисы Буби в этом году резко меняется. 24–28 апреля 1917 года в Казани состоялся Первый всероссийский съезд мусульманок, созванный по инициативе московских женщин. В работе съезда участвовало около 150 женщин из разных регионов, в основном представлявших интеллигенцию.

Председательница Центрального бюро по созыву съезда Хадича Таначева^[13] (Ямашева) отметила на открытии: «Революция дала нам свободу. Пользуясь ею, мы в разных местах начали собираться и обсуждать наши проблемы… На этом съезде мы будем обсуждать лишь важнейшие вопросы, которые надлежит внести на рассмотрение Всеобщего мусульманского съезда, который вскоре состоится в Москве. Вот они: права женщин по шариату; место женщин в семье и общественной жизни; политические права женщин и участие их в Учредительном собрании»^[14].

Для подготовки резолюций по этим вопросам было создано пять комиссий, заслушанные доклады вызвали бурные обсуждения. Редактор-издатель женского журнала «Сююмбике» Якуб Халили, присутствовавший на съезде как журналист и поместивший отчет о нем в своем журнале, отмечал высокий уровень докладов и активное участие в обсуждении не только делегаток, но и многочисленных гостей. Среди решений съезда, основанных на законах шариата, были отмечены следующие: равенство прав мужчин и женщин, право женщин на участие в политических и общественных делах, в выборах. Было избрано Центральное бюро мусульманок из пяти человек и делегация из восьми человек для участия на предстоящем Всероссийском общемусульманском съезде в Москве^[15].

1 мая 1917 года в доме Шамси Асадуллаева^[16] в Москве торжественно открылся Всероссийский общемусульманский съезд. В его работе участвовало около 900 делегатов из всех регионов России, в том числе 112 женщин. Это был пятый по счету всероссийский съезд (первые три состоялись в 1905–1906 гг., четвертый в 1914 г.). Это был первый съезд, в работе которого участвовали женщины. Одна из них — Салима Якупова, председатель Центрального бюро мусульманок России, была избрана в президиум съезда.

Участие женщин в работе Общероссийского мусульманского съезда говорит о том, что татары как мусульманское общество согласны с идеей равноправия женщины в обществе.

Женский вопрос обсуждался в специальной комиссии на десятом заседании съезда под председательством Гаяза Исхаки^[17]. В выступлениях особо подчеркивалось, что отсутствие равноправия женщин и мужчин затрудняет национально-демократическое движение. После бурного обсуждения была принята резолюция о равноправии женщин, подготовленная в Казани на женском съезде.

Исходя из принципа равноправия женщин, решался и вопрос об участии мусульманок в управлении духовными делами мусульман России,

5 мая 1917 года на съезде широко обсуждались проблемы управления духовными делами мусульман России. Впервые самими мусульманами были избраны муфтий и шесть членов ЦДУМ^[18] России, среди избранных впервые во всей истории существования ислама женщина-мусульманка Мухлиса Буби (307 голосов за, 280 — против) была избрана кадыем — судьей по шариатским делам.

Я. Халили писал по этому поводу: «Мы не знаем такого явления в исламском мире. Даже в являющейся исламским государством Турции, как нам известно, нет такого — женщины-кадыи. Это событие — избрание женщины-кадыя — стало возможным лишь под влиянием женского съезда, под воздействием голоса женщин. Это факт, доказывающий конец затворничества женщин, равенство мужчин и женщин в делах и правах»^[19].

Мухлиса Буби как кадыя автоматически стала членом Министерства религии. Мухлиса для знавших ее женщин и мужчин была воплощением последовательности и просвещенности. Ее преданность делу ислама и просвещения своего народа, особенно женщин, ни у кого не вызывали тени сомнения.

Архивы сохранили документы фантастического, с сегодняшней точки зрения, содержания. Например, Владимирский губернский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов постановил в начале 1918 года, что все девицы до 18 лет должны быть замужем. А кои останутся холостыми, будут выданы принудительно по разнарядке из губернского Совета. Так новая власть пыталась бороться, с одной стороны, с проституцией, безнравственностью, с другой — якобы непосредственно участвовала в создании семьи нового типа.

Мухлиса Буби приступила к работе в Духовном управлении 19 июня 1917 года. Один из первых самостоятельных шагов женщины-кадыи на своем посту — это обращение к мусульманкам России. Решения I Общемусульманского съезда о равноправии женщин вызвали шквал протеста на местах. Особое негодование мужчин вызвал пункт, запрещающий многоженство. Как писал Я. Халили, даже солдаты с фронтов в массовом порядке отправляли свои протесты по этому поводу. В ответ на это М. Буби обратилась к девушкам и женщинам с призывом не соглашаться быть второй женой. В результате II Общемусульманский съезд изменил этот пункт и позднее Центральное Духовное управление мусульман распространило особое постановление о многоженстве с перечислением всех условий, при строгом выполнении которых оно было возможно. Среди авторов этого постановления была Мухлиса Буби, его подписали также муфтий Г. Баруди и шесть кадыев^[20].

Мухлиса Буби руководила отделом по семейным делам. По материалам Третьего съезда мусульманского духовенства и верующих Внутренней России и Сибири, состоявшегося в Уфе в конце 1926 года, деятельность этого отдела предусматривала ведение метрических книг, регулирование семейных дел, работу по обращению в ислам, работу по определению фетв и ведение обширного делопроизводства.

К ней в Уфу в поисках защиты и справедливости обращались тысячи обездоленных, угнетенных женщин и находили у нее помощь и понимание. Не случайно и то, что на всех последующих мусульманских съездах в течение двадцати лет она неизменно переизбиралась и являлась правой рукой и помощницей муфтия Ризаэтдина Фахреддинова^[21].

Мухлиса Буби публиковалась в журнале «Ислам мэжэллэсе» («Исламский журнал»), издававшемся в 1924–1927 годах при ЦДУМ, составляла фетвы, выступала арбитром по семейным проблемам.

Некоторые из ее статей не потеряли актуальности и сегодня. Например, в статье «Женщины в мире ислама», проследив роль женщины в семье и обществе с эпохи первоначального ислама, она останавливалась и на задачах, стоявших перед современной ей женщиной. По ее мнению, наиважнейший долг женщины — сохранение традиций и языка: «На сегодня мы имеем язык, при помощи которого можем не только выполнять повседневные нужды. Этo также и язык религии и науки. Даже если в нем много слов, вошедших из других языков, они уже наше достояние… Следовательно, мы имеем очень хороший зрелый язык… Но в последнее время, даже в деревнях наблю дается слишком частое и неумелое использование русских слов… Пусть наш народ знает по-русски, если сможет, пусть знакомится и с другими языками, знание очень нужно, но нельзя, разговаривая на родном языке, использовать, к месту — не к месту, нужно — не нужно, другие языки»^[22].

Во времена репрессий, обрушившихся на татарскую интеллигенцию, несмотря на свои преклонные годы продолжавшую трудиться в Духовном управлении Мухлису Буби допрашивали представители органов НКВД в связи с обвинением в незаконном хранении золотых монет и ценных вещей по статье 59 Уголовного кодекса. Все, что она хранила, намереваясь совершить хадж в Мекку, было конфисковано. В начале ноября 1937 года в одном из отделов УГБ НКВД была составлена секретная справка по Башкирии, в которой было указано, что «Бобинская является и участницей контрреволюционной буржуазно-националистической повстанческой организации, вскрытой в Башкирии. Она активно проводит контрреволюционную националистическую работу, осуществляя связь с конт рреволюционной организацией, с иностранными разведками… Бобинская подлежит аресту и привлечению к ответственности по статье 58 пункты 2, 6, 10, Уголовного кодекса РСФСР»^[23].

Блестящий педагог, более 20 лет отдавшая делу распространения женского образования среди мусульманок России, авторитетнейшая кадыя ЦДУМ, Мухлиса Буби в 1937 году постановлением тройки НКВД Башкирской АССР от 30 ноября в возрасте 68 лет была расстреляна.

Постановлением Президиума Верховного суда Башкирской АССР от 23 мая 1960 года была реабилитирована «за отсутствием состава преступления»^[24].