И. Захаров

магистр востоковедения и африканистики, аспирант кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ им. М. В. Ломоносова; заместитель начальника отдела вещания на Турцию, Афганистан, Иран, Курдистан
ФГУ РГРК «Голос России»

Европейские государственные модели глазами иранских путешественников XIX века

В первые годы XIX столетия в результате расширения контактов иранских правящих кругов с европейскими странами местные мыслители и политики получили возможность ознакомиться с другими политическими режимами, а также сравнить с ними власть правящей династии Каджаров^[1]. Шаги, направленные на развитие отношений с Западом, не были сделаны спонтанно, ради развлечения, и не явились результатом любопытства, а стали логическим результатом сложившихся исторических обстоятельств. Новые политико-экономические порядки возникают на основе модернизации, сталкиваются с традиционными режимами и бросают им вызов.

Суть этого вызова сводится к следующему: сможет ли господствующий в Иране политический режим противостоять возникшим новым порядкам и, постигая внутреннюю логику новой эпохи, постарается ли изменить и перестроить различные аспекты общественной жизни? И удастся ли ему положить конец черной полосе — полосе упадка и деградации, в которой оказалась страна, которая фактически стала зависимой от Великобритании и России? Или же в противном случае какой из политических режимов — новаторский (с использованием идей Французской революции) или традиционный (основанный на ничем не ограниченной власти шаха) — имеет возможности и потенциал для выхода из глубокого социально-политического кризиса?

В попытках найти ответ на этот вопрос и дать объяснение этому вызову истории начался процесс, который охватил не только эпоху правления династии Каджаров, но и последующие десятилетия.

Режим, существовавший в Иране до Консти­туционной революции, Макс Вебер назвал «патримониальным»^[2]. Этот прочный политический режим, по мнению ряда современных иранских исследователей, на протяжении долгих лет постепенно вел к упадку и деградации страны. В результате к середине XIX века в стране среди простого населения наблюдалась повальная бедность. Мирза Ибрагим, придворный историо­граф того времени, так описывает сложившуюся в стране обстановку: «Горе тому государству, где личностное развитие зависит от невежества и глупости; где сплошь да рядом бедность, воровство и мстительность; где царит беззаконие, а сопротивляться этому тщетно; равно как и развивать науку и искусство, намереваясь ликвидировать ложь…»^[3]. Приобретя такой негативный опыт, иранцы впервые знакомятся с новыми политическими моделями и с усердием принимаются их осваивать. Это знакомство с политическими моделями и их последующее применение можно условно разделить на два этапа:

— первый (с начала XIX века и до первых лет правления Насреддин-шаха (1830–1840-е гг.)). Период характеризуется большим количеством описаний иранцами увиденного и услышанного ими о западной цивилизации;

— второй (с прихода к власти Насер од-Дин-шаха до окончания правления Каджаров (1925 г.)) На этом этапе иранские мыслители, постепенно познакомившись с основами модернизации и поняв ее суть, предпринимают шаги для проведения реформ. Разрабатывается целый комплекс различных мер с целью привнесения изменений в политическую и социальную жизнь страны на основании моделей политической модернизации, заимствованных в Европе.

А) Первый этап. Описание Европы иранскими очевидцами. На этом этапе, когда с точки зрения социально-политического устройства Иран являлся целиком и полностью традиционной страной, одновременно развиваются такие литературные жанры, как книга наставлений (панднаме) и книга путешествий (сафарнаме). Вельможи и приближенные ко двору иранцы все больше говорят об «удивительной Европе».

Действительно, в то время вряд ли можно было отыскать для иранцев что-то более удивительное, чем главенство закона, участие общества в управлении страной, личные и социальные права, свободы и т. д. Итак, очевидцы, которых было немало, предоставили своим соотечественникам большое количество сведений о Европе.

Однако остановимся на открытиях, сделанных иранскими путешественниками XIX века, посетившими Европу, в области политики.

Мирза Абу Талеб-хан Исфахани (1788–1843) был первым иранцем, который предпринял поездку в Европу и описал в 1841 году свое путешествие в дневнике под названием «Путь, проделанный по зову сердца»^[4]. Абу Талеб-хан разделил политические режимы в Европе на 2 основные категории: страны с абсолютной властью монарха — диктатуры и стоящая особняком Англия, политическая система которой сложилась под влиянием модернизационных процессов, а «управление в которой осуществляется с учетом взглядов крестьян и лордов»^[5]. Особенность такой модели управления состоит в следующем. Выработка государственного политического решения проходит 3 стадии: первая — монарх, вторая — совет министров, третья — парламент. Стоит отметить, что каждая из ветвей власти обладает свободой и полной независимостью при принятии решений и ни одна из них не вмешивается в работу другой. Мирза Абу Талеб-хан подчеркивает, что парламент занимает особое положение в новой системе вертикали власти: ни монарх, ни министры без санкции парламента не могут принимать политические решения. Также монарх не имеет права назначать министров без получения соответствующего на то разрешение со стороны парламента. По сути, это означает, что правитель зависим от решений как совета министров, так и парламента»^[6]. Парламент, таким образом, является совещательным органом в социально-политической системе страны и возлагает на себя ответственность в управлении делами страны. В сферу полномочий парламента входят планирование бюджета, объявление войны и заключение мира. Члены парламента являются выборными лицами.

О причинах и необходимости ограничения власти монарха и возложении обязанностей управления страной на парламент писал и передовой иранский мыслитель того времени Ага Ахмад Керманшахи (1813–1857) в своей работе «Зерцало нашего мира»^[7]: «Английские ученые и мыслители отошли от государственных дел и сосредоточились на редактировании разработанных двумя столетиями ранее законов, касающихся полномочий монарха, в соответствии с которыми правитель не обладал абсолютной властью; а значит, после его кончины была вероятность придворных интриг и провокаций в борьбе за власть»^[8]. Однако Мирза Салех Ширази, изучив основы модернизации, видит ограничение власти монарха в особенностях исторического процесса, результатом которого стала модернизация в Англии.

Иранские очевидцы делают акцент на независимость судебной власти. Так, Абу Талеб-хан пишет, что монарх лишен полномочий назначать главу судебной власти.

Уделяется внимание иранскими путешественниками и правам человека — понятию, с которым иранцы прежде знакомы не были. Права человека, по мнению представителей иранской интеллигенции, — это прямое следствие независимости судебной ветви власти, когда справедливость стоит во главе угла. В дальнейшем иранские популяризаторы западных политических моделей и апологеты модернизации неоднократно в своих сочинениях называют верховенство закона самой необходимой и превалирующей характеристикой справедливого общества. Действительно, в какой-то момент для иранцев западная система разделения властей становится не иначе как справедливой, истинной и эталонной^[9].

Еще одно новшество, продиктованное модернизацией — гражданские свободы, среди которых следует обратить особое внимание на свободу печати. В этой связи иранский придворный каджарской эпохи Абдельлатиф Мусави Шуштари писал: «В Европе еженедельно на листе бумаги излагаются главные события и новости из жизни страны, после чего эти листы распространяются по всем уголкам страны, чтобы население было в курсе всех дел. При этом автор излагает в газете все что слышит, будь то правда или вымысел, нисколько не опасаясь реакции властей. И в отсутствии жесткой цензуры усматривается большая польза, гражданская свобода и высшая справедливость» ^[10]. Любопытно, что Мирза Салех Ширази научился печатному делу, а возвратившись в Иран, открыл собственную типографию и стал издавать газету под названием «Лист Новостей». И хотя в 1850-е гг. еще нельзя было говорить о том, что с точки зрения развития технологий и промышленности Иран соответствует лучшим европейским образцам, появление газет положило начало культурным изменениям в духе модернизации в этой восточной стране.

Великая французская революция стала также одним из объектов повышенного внимания иранских исследователей, побывавших в Европе. Например, Мирза Абу Талеб-хан расценивает события 1789 года во Франции как «пробуждение от сна неведения крестьян и рабочих и обретение силы слабыми при верховенстве закона над всеми»^[11]. Мирза Салех Ширази знакомит иранского читателя с политическим строем США: «Если население страны составляет 12 млн, то политикой занимаются около 600 человек (формируют Конгресс) — 200 из них входят в состав верхней палаты парламента — Сената, а 400 — члены Палаты представителей (нижней палаты). Сенаторы избираются на шестилетний срок, представители — на двухлетний. Главой исполнительной ветви власти является президент»^[12].

Итак, открытия иранских передовых политических мыслителей, побывавших в Европе, способствовали дальнейшему знакомству иранцев с политическими порядками, навеянными модернизацией, и постепенно разбили вдребезги те политические идеи, которые главенствовали в Иране ранее. Эти свежие взгляды привели к формированию нового течения мыслителей в Иране, которые стремились открыть для Ирана и иранцев путь к прогрессу и поступательному развитию. Таким образом, в истории страны открылась новая страница — наступила эпоха просвещения и модернизации, которая характеризуется появлением иранских теоретиков, ставящих целью социально-политические преобразования.

Б) Второй этап. Просветители и теоретики модернизации в каджарском Иране. На этом этапе иранские мыслители уже не ограничиваются одними описаниями европейских политических моделей, а приступают к разработке программ реформ под воздействием модернизации. Реформы оцениваются как необходимость изменения политических и социальных традиций страны. Однако министр иностранных дел страны времен правления Насреддин-шаха (1834–1895 гг.) Мирза Саид-хан Ансари выступил против каких-либо коренных преобразований. Фаридун Адамийят^[13] утверждает, что «Ансари воспротивился реформам и делал все, что было в его силах, доказывая шаху отсутствие необходимости изменений»^[14]. В любом случае, взгляды даже тех иранских политиков, кто считал проведение реформ нужным шагом, отличались по степени кардинальности преобразований. Условно сторонников проведения реформ представляется правильным разделить на 3 группы:

1. Мирза Мальком-хан Незам од-Доуле зарекомендовал себя сторонником введения нового законодательства по английскому образцу; активнее и радикальнее, нежели другие просветители, выступал за утверждение в Иране нового политического порядка. Отличительной чертой его взглядов являлась приверженность либерализму и позитивизму. Более того, Мальком-хан был заинтересован в том, чтобы модернизация охватила в ближайшем будущем все сферы деятельности иранцев, а не только политическую. Главенство закона (в том числе и над шахской властью) — вот приоритет его политической теории, которая должна была реализоваться за счет создания парламента (меджлиса) и кабинета министров. Мальком-хан писал: «Закон должен быть выражением воли шахиншаха и отвечать интересам всего народа»^[15]. Кабинет министров, по мнению теоретика, должен состоять из 7 министров — министра иностранных дел, науки, внутренних дел, торговли, министра двора, финансов, каждый из которых назначался бы шахом, действовал независимо от своих коллег и подчинялся закону, а в случае превышения полномочий, в соответствии с законом, незамедлительно отправлялся бы в отставку.

Мальком-ханом была выдвинута идея нового административного деления страны. Замысел заключался в разделении Ирана на 30 провинций, каждая из которых, в свою очередь, включала бы от двух до трех областей, а наименьшей административной единицей был бы район, от двух до пяти которых составляли бы область. Предлагалось назначать руководителей провинций (والی — вали) шахом, а правителей областей входило бы в компетенцию вали. Однако, утверждает Мальком-хан, неверно было бы полагать, что власть над провинцией сосредоточена лишь в руках одного вали. Каждая провинция в идеале должна управляться своим парламентом, назначаемым шахом на срок до трех лет, который должен быть сформирован из «вали, главного судьи провинции, колантара и 12 мудрейших жителей провинции»^[16]. В обязанности этого совещательного и одновременно исполнительного местного органа вменялись бы все внутренние дела конкретной провинции.

2. Юсеф-хан Мосташар од-Доуле, подобно Мирзе Мальком-хану Незам од-Доуле, связывал прогресс Ирана с проведением реформ в сфере управления страной, неоднократно в своих работах^[17] говорит о принципе разделения властей. Но в отличие от Мальком-хана он называл приемлемой такую власть, которая «целиком и полностью отвечала бы интересам народа»: «Закон един для всех: для шаха и для нищего, для воина и для крестьянина. Каждый из них связан законом»^[18]. Также новшество политической теории Мосташар од-Доуле для зарождающейся иранской политической науки состоит в том, чтобы члены меджлиса — нижней палаты парламента — избирались бы по всей стране повсеместно^[19]. Юсеф-хан вносит предложение о создании специальной комиссии для разработки свода законов, которая состояла бы из «мудрецов, сведущих в политике»^[20]. Стоит обратить внимание, что по замыслу теоретика свод законов должен объединять в себе законы «цивилизованных государств»^[21] и исламских таким образом, чтобы эти законы не представляли сложности для восприятия любым жителем страны. Остается добавить, что свод законов мог бы вступить в силу исключительно с санкции правителя. В этом прослеживается четкая система разделения властей, когда высшая исполнительная власть принадлежит шаху.

Политические взгляды Юсеф-хана, хоть и не нашли поддержки Насредди-шаха, все же оказали влияние на развитие иранской политической мысли уже спустя два десятилетия. Теоретики первой иранской революции — «Конституционной» — прибегли для формирования своих программ реформ к работе Юсеф-хана «Одно слово».

3. Еще одним видным просветителем второй половины XIX века в Иране является Мирза Абдуррахим Талыбов. Его концепция зиждилась на признании существующей шахской власти «деспотичной и угнетающей в силу отсутствия в Иране какого бы то ни было закона, пусть даже разработанного шахом. В этой связи решения, принимаемые каджарскими правителями, зависят от личных особенностей того или иного шаха и поэтому крайне субъективны»^[22]. По замыслу Талыбова, шах должен быть лишен реальной власти. Законодательная и исполнительная власть, а также вопросы объявления войны и мира, формирования бюджета, проведения реформ должны быть в ведении парламента. Снова звучит мысль о двухпалатном парламенте, когда члены меджлиса избираются народом, а сената — назначаются шахом. Поступательное развитие Ирана Талыбов связывает с личными свободами и гражданскими правами, которыми должны быть наделены все без исключения граждане страны.

В заключение стоит отметить, что планы иранских путешественников-реформаторов не были реализованы. Программы преобразований встретили резкое недовольство со стороны шиитского духовенства и были расценены как попытка посягательства на их влияние при шахском дворе. Сами же монархи — особенно Насер од-Дин-шах и Мозафар од-Дин-шах — воспринимали Европу как новый мир развлечений, но не кладезь идей модернизации власти. Как восклицает на страницах своих дневников путешествий в Европу вернувшийся из Франции Насер од-Дин-шах, «это было потрясающее зрелище!».