Д. З. Хайретдинов
автор книги «Мусульманская община Москвы в XIV — начале ХХ вв.» (Н. Новгород, 2002),
отв. редактор словаря «Ислам в Москве» (Н. Новгород, 2008),
кандидат исторических наук

Мифы о мечетях Москвы

Часть 1. Замоскворечье

Мифоторчество — неотъемлемая часть жизнедеятельности любого социума. Бóльшая часть мифологических сюжетов, связанных с прошлым и настоящим московских мусульман, возникла вследствие искажения их роли в истории Москвы. Эта тенденция, последовательно внедрявшаяся официальной наукой, всячески нивелировала роль мусульман.

Так, к мифам относятся сообщения о разрешении на строительство Исторической мечети в Замоскворечье по указу Александра I за «активное участие и героические подвиги татар в Отечественной войне 1812 года». В действительности мечеть в Татарской слободе (Старых Толмачах) в Замоскворечье упоминается и в 1712, и в 1744 годах. Она исчезла в середине XVIII века. После разразившейся в 1771 году эпидемии чумы была ликвидирована и последующая мечеть, которая размещалась во дворе мурзы Мамета Семенеева. Первые попытки восстановления мечети в Замоскворечье (о которых на сегодня известно) относятся к 1805 году. В октябре того года такая просьба поступила в адрес московского военного губернатора А. А. Беклемишева от имени ходатайствовавшего за москвичей муфтия ОМДС Мухеммеджана Хусаина (Гусейнова). После резкого возражения московского митрополита Платона, указавшего в своем письме Беклемишеву на возможные «неудовольствия и соблазны» для православных москвичей, губернатор решил дело «оставить без действия».

Вторично просьбу на имя Александра I разрешить строительство каменной мечети жители Татарской слободы — мулла Абдулла Узбеков и богатые купцы-мусульмане — подали в августе 1816 года. В течение всего 1817 года шел интенсивный обмен письмами между московскими татарами, генерал-губернатором Москвы графом А. П. Тормасовым и начальством в Санкт-Петербурге с целью разрешить вопрос. Каких только отговорок не предлагал князь А. Н. Голицын (обер-прокурор Св. Синода, главноуправляющий духовными делами иностранных исповеданий и член Государственного совета) московским властям, чтобы они не поддавались на давление просителей-мусульман. Так, в феврале 1817 года он предложил графу Тормасову «приискать в Москве какого-нибудь казенного дома, для отправления магометанского богослужения... — дабы построение мечети внутри самой Москвы не подало повода к разным толкам».

Мусульмане заняли тогда, что называется, принципиальную позицию. Один из ходатайствующих от их имени купец Макай Абдулов категорически отказался «построить... или нарочно покупить для мечети дома без приличного по обряду нашему признака». Более того, они даже немного повысили уровень своего требования, говоря о том, что согласны устроить в Москве мечеть, «если только от правительства будет разрешение, наподобие как устроены мечети в городе Казани и прочих местах». В итоге они еще на несколько месяцев остались без мечети.

Изменения в жизни мусульман «второй столицы» произошли примерно в середине 1818 года, когда здесь появился Магометанский молитвенный дом. Изученные нами документы говорят о следующем.

Купец мурза Хасан Аитович Мангушев выкупил владение 281 в Пятницкой части города, где некогда располагалась мечеть в Старых Толмачах. Сегодня здесь расположен жилой дом под номером 20, строение 2, по Большой Татарской улице. В свое время я сделал предположение, что происхождение семьи Мангушевых — касимовское или, возможно, казанское. Однако сегодня, после долгой работы по теме этногенеза и истории развития нижегородских татар, делаю вывод о том, что эти Мангушевы — выходцы из рода мурз из села Камкино Нижегородской губернии. Их ранние семейные владения включали и деревню Мангушево в той же губернии (обрусевшую в XVII–XVIII вв.), и соседние села. В свое время часть рода, спасаясь от крещения, бежала в район Заказанья. Хасан Аитович оказался в Москве.

Его сын Умар и брат Гибятулла развернули свою деятельность в качестве купцов в Мясницкой части, проживая в домах русских домовладельцев (известно, что Мясницкая часть в прошлом была центром, средоточием московской торговли и многие купцы из числа мусульман стремились торговать именно там). Еще раз внимательно просмотрев свои записи, я обнаружил, что в одной доверенности, приложенной к метрической книге Московской мечети, «московский купец Мирза Умар, сын Хасана» в 1837 году являлся представителем (вакилем) уроженца села Базлово Нижегородской губернии Б. Алтынбаева в деле замужества дочери последнего. Еще при написании своей книги в конце 1990 х годов я предположил, что автором доверенности был имам мечети села Камкино Ф. Аминов. Теперь все части этого ребуса оказались соединены и легко разрешились. Итак, Мангушевы действительно были мурзами — князьями, выходцами из Камкина.

Возможно, что легенда, бытующая среди камкинцев об одном знатном и богатом уроженце этого села, который «занимался восстановлением Москвы после пожара 1812 года», имеет отношение как раз к Мангушевым. Уроженец Камкина Исмаил Абдульман — «легендарный купец», который предполагается на эту роль, не подходит для нее: он являлся меценатом гораздо позже, в 1874 году (пожертвовал деньги на ремонт 2 й соборной мечети села Шыгырданы ныне Батыревского района Чувашии). Скорее всего, память камкинцев зафиксировала некоего купца, имевшего отношение к Москве, но не удержала его подлинного имени.

Вернемся к Мангушевым. Меня и ранее удивляло, что, будучи обладателями собственного дома в Пятницкой части, представители этого рода жили в наемных квартирах далеко от него. Теперь становится понятным и этот момент. Мурза Хасан Аитович выкупил владение не столько для себя, сколько для общины. В качестве Магометанского молитвенного дома домовладение Мангушева функционировало вплоть до открытия нынешней Исторической мечети. Все это время здесь же проживал имам молитвенного дома — «мулла и хатып» Москвы Сейфуль-Мулюк Асхапов.

Наконец, в 1823 году бухарский купец 1 й гильдии Назарбай Хошалов поддался уговорам муллы А. Узбекова и официального имама С.-М. Асхапова и выкупил по Татарской улице участок Пелагеи Сарычевой под номером 279/295. Сам Назарбай жил опять же очень далеко от этой местности, а именно в Мясницкой части. В 1822 году скончался его отец миллионер Алибай Хушалов. Он оставил своим наследникам огромное состояние и земельный участок в Сретенском переулке. Алибай завещал потратить 20 тысяч голландских червонцев на «построение в Бухарии народного училища» и еще 8 тысяч червонцев на его содержание (итого 322 тысячи рублей по курсу того времени). Всего же его имущество оценивалось более чем в 1,116 миллиона рублей. Однако Назарбай и его брат затеяли тяжбу против своей мачехи, второй жены Алибая — татарки Райханы Измайловой (молодой и весьма разумной). Именно с целью добиться расположения Назарбая имамы А. Узбеков и С.-М. Асхапов поддерживали его в тяжбе против мачехи, хотя формально по шариату Райхана была права. Однако имамы руководствовались принципом «маслахат» — извлечения благой цели для всей уммы, а не для отдельных семейств.

В августе—сентябре 1823 года, не дожидаясь окончательного разрешения властей на постройку именно мечети, на участке 279/295 началось возведение каменного одноэтажного здания. Встревоженный этим обстоятельством московский архиепископ Филарет задал вопрос новому генерал-губернатору Москвы князю Дмитрию Голицыну: «действительно ли от вышнего начальства на строение мечети дано позволение, и с таким ли обязательством, чтобы сего столь чуждаго богослужения публичных оказательств, каков публичный крик [азан], не было, согласно с известными секретными постановлениями о веротерпимости?» На том же документе стоит резолюция князя Д. В. Голицына московскому обер-полицмейстеру от 21 сентября: «Написать, чтобы крику [то есть азана] никакого не было, и выдать план для построения дома для купца просителя, а не для мечети [то есть без минарета и купола], а в доме он может по обряду своему богослужения отправлять уже».

Через 4 дня окончательно разнервничавшийся генерал-губернатор Д. В. Голицын издал несколько секретных постановлений по вопросу строительства мечети. Именно в этих документах мы видим кульминацию «компромисса» между властями и мусульманами о строительстве этого «столь чуждаго для Москвы» объекта. «Татарское общество допустить к построению дома для богослужения можно, но с тем, чтобы дом сей, будучи обыкновенного вида с прочими обывательскими домами, не имел снаружи ни малейшего признака мечети... Чтобы отнюдь дом сей строим не был в виде мечети, [далее дописано] и не назывался бы мечетью».

Мусульмане были вынуждены согласиться с ультиматумом властей. Понятно, что никакого разрешения императора на строительство мечети не было; ни о каких заслугах татар или прочих мусульман перед престолом в войне с Наполеоном говорить в этой связи не приходится; никакого уважения к Исламу в этих документах не найти при всем желании. Но жители Москвы, исповедующие Ислам, решили действовать согласно поговорке: хоть горшком назови, только в печь не ставь. Очевидно, что если бы они продолжали упорствовать в своих требованиях построить мечеть «как в Казани» и «только по разрешению правительства», они бы еще долго не смогли обрести богослужебного здания. В результате через некоторое время (ориентировочно к 1824/1825 году) мечеть переехала из дома Мангушева в здание специально выстроенного для этих целей Татарского молитвенного дома, который мы сегодня называем Исторической мечетью.

Часть 2. Соборная мечеть в Выползовом переулке

В статьях интеллектуалов родились мифы об образовании на рубеже XIX–XX веков «новых татарских слобод» в Мещанской, Сретенской и Мясницкой частях Москвы в дополнение к существовавшей Татарской слободе в Замоскворечье и об исторической преемственности между поселениями татар в Сретенской части в конце XIX века и Кучковым полем — поселением XII века боярина Кучки, «булгарина по национальности». Реальных исторических доказательств этих мифов не существует.

В связи с реформами 1860 х годов в социально-политической жизни России произошли крупные изменения. К концу XIX — началу ХХ веков население всей России, и Москвы в частности, увеличилось примерно в два раза по сравнению с дореформенным временем. Изменилась и этносоциальная структура населения Москвы. В частности, это выразилось в приливе татарского населения, прежде всего массовом потоке безземельных и малоземельных крестьян из Нижегородской губернии. В отличие от предыдущих эпох данные некупеческие социальные слои выбирали для проживания более подходящие, недорогие районы Москвы, в результате чего к началу 1870 х годов численность татар в новых районах расселения росла быстрее, так что Мясницкая, Сретенская и Тверская части значительно опередили по концентрации татарского населения Пятницкую часть, где татары традиционно и компактно селились с раннего средневековья. При этом единственная мечеть Москвы (Историческая) располагалась далеко в Замоскворечье и не могла вместить всех верующих.

Таким образом, основу второго мусульманского прихода, образовавшегося именно в Сретенской части не позже 1894 года, составили выходцы из татарских сел Нижегородчины, занявшие в Москве низкие социальные позиции — в отличие от старинного прихода в Замоскворечье. «Сословные (и, вероятно, субэтнические. — Д. Х.) перегородки отделяли зажиточных татар от их менее состоятельных соплеменников», — писал В. Г. Садур.

Имамом второго прихода стал представитель старинного рода ишанов из села Овечий Овраг (Куй Суы) Нижегородской губернии Бедретдин Алимов, который являлся двоюродным братом самого известного духовного наставника куйсувинцев и вообще всех нижегородских татар Садека-абзи Абдулжалилова.

Татарское население Сретенской части было сконцентрировано в районе Трубной площади и прилегающих переулков: в Сумниковском (ныне Пушкарев переулок) и Колокольниковом. Одной из характерных примет мест обитания татар здесь стала торговля конским и другими видами халяльного мяса и колбас, кумысом. Эта деятельность приобрела здесь размах и стала настолько традиционной, что существовала (с перерывами) вплоть до наших дней. Домовладельцев из числа татар в Сретенской части, за исключением касимовского купца Хусаина Байбекова (он имел дом под номером 20 на Цветном бульваре и содержал гостиницу «Малый Эрмитаж» с рестораном у Никитских ворот), не было, в связи с чем вся их жизнь и деятельность проходила в частных наемных домах. В одном из этих домов и возник второй, неофициальный мусульманский приход. Позже, в 1901 году, в доме Байбекова проживал и будущий второй имам Соборной мечети Сафа Бедретдинович Алимов, торговавший мануфактурным товаром; еще 6 лет назад он обитал в гораздо более дешевом доме в Сумниковом переулке.

Вскоре после начала своей деятельности члены новой общины стали искать возможности для строительства новой мечети. В 1894 году, в год вступления на престол императора Николая II, Б. Алимов и ряд видных московских купцов подали прошение на разрешение строительства второй мечети под предлогом «малой вместимости до 1500 человек» мечети в Замоскворечье. Однако только через 10 лет переписки и переговоров было возведено здание нынешней Соборной мечети в непрестижной Мещанской части в обход бюрократических препонов, полулегально. Ключевую роль в приобретении участка и домовладений на нем сыграли обеспеченные лица, так или иначе связанные с Бедретдином-хазратом и его сыном Сафой и убедившиеся в их высоких моральных качествах, — Хусаин Байбеков и Хабибулла Акбулатов из числа касимовских татар и Сабирзян Бакиров, родом из Вятской губернии, тесно связанный с Ахмет-баем Хусаиновым. Главным финансистом строительства мечети стал Салих Юсупович Ерзин.

Хусаин Мусяевич Байбеков являлся одной из ключевых фигур в мусульманской общине Москвы. В 1906–1916 годах он возглавлял Московское мусульманское благотворительное общество; в 1907 году вместе со своим зятем Захидом Шамилем (внуком имама Шамиля) являлся одним из издателей журнала для детей «Тарбияи-атфаль»; в марте 1917 года вошел в состав Мусульманского народного комитета в Москве; после Октябрьской революции 1917 года выдвигался Московским мусульманским национальным советом кандидатом в члены Учредительного собрания. В 1904 году именно Х. М. Байбеков выкупил и оформил на себя участок земли, где была построена Соборная мечеть.

Хабибулла Ханафиевич Акбулатов, торговавший мехами, проживал в 1901 году в доме Кознова на Новой площади в самой престижной, Городской части Москвы. Вероятно, он поселился там не случайно: в 1895 году в этом же доме жил Ахмет-бай Хусаинов — миллионер и крупнейший меценат среди татар на рубеже XIX—ХХ веков. С последним был тесно связан и Сабирзян (Сабирджан) Вакасович Бакиров — малмыжский мещанин, выступавший доверенным лицом А. Хусаинова в 1902 году в Нижегородском архитектурном комитете по вопросу возведения вакуфных торговых помещений внутри двора Ярмарочной мечети Нижнего Новгорода. В 1906 году С. Бакиров, проживавший к тому времени в Канавине (ярмарочная часть Нижнего Новгорода), наряду с А. Хусаиновым и рядом других крупнейших купцов выступил учредителем Мусульманского благотворительного общества на Нижегородской ярмарке. В связи со сказанным не исключено анонимное участие в деле приобретения земельного участка под Московскую Соборную мечеть и самого Ахмет-бая Хусаинова.

Участок по Выползову переулку в Мещанской части города перешел в собственность Х. М. Байбекова не позднее января 1902 года. В июле 1903 года в Московскую городскую управу пришло прошение Байбекова «разрешить мне в [моем] владении построить каменное трехэтажное жилое строение... и деревянное жилое строение...». При этом ни о какой мечети или молельном помещении даже не упоминается, а чертеж, приложенный к прошению 1903 года и подписанный архитектором Н. Струковым, не является планом мечети, сохранившейся до сего дня почти в первоначальном виде.

Очевидно, что мусульмане решили «обойти» многочисленные бюрократические препоны, не позволявшие им в законном порядке построить мечеть. Для этого с согласия собственника участка Х. М. Байбекова два других лица — С. Бакиров и Х. Акбулатов — стали совладельцами зданий на участке. 2 декабря 1902 года они подали московскому обер-полицмейстеру ходатайство о передаче участка со всеми строениями («два строения жилых двухэтажных, низ каменный, верх деревянный и шестнадцать построек и пристроек нежилых») в пользу Оренбургского магометанского духовного собрания. После того как официальным собственником участка сделалось ОМДС, вопрос о строительстве новой мечети вместо намечавшегося в прошении Байбекова жилого дома фактически был предрешен.

В истории Москвы немало аналогов такого рода легализации мусульманских учреждений постфактум. Так, в 1912–1913 годах община просила разрешение властей построить во дворе Соборной мечети двухэтажное деревянное здание «под квартиры». В действительности же в новом здании, помимо жилых помещений, начало работу и религиозное училище. После революции, вероятно, именно здесь расположилась татарская школа № 48.

Очевидно, что ни о каких новых «Татарских слободах на Сретенке, Мещанке, в Китай-городе, Марьиной роще», якобы возникавших в изучаемый период (как пишут в многочисленных публикациях на тему московских мусульман в последние годы), говорить не приходится. Фактом является то, что приезжающие в Москву татары и представители других мусульманских народов именно в это время начинают активно расселяться по всему городу. Один из выводов, который можно сделать из этого: вторая мечеть появилась именно в Выползовом переулке, а не в каком-либо другом месте, лишь благодаря стечению обстоятельств

Следует отметить, что из пяти ныне существующих в Москве мечетей четыре (Историческая, Соборная, мечеть «Ярдям» и шиитская мечеть «Инам») были построены на частной земле полулегальным образом, получив законное оформление только постфактум. Таким же образом возникли и все медресе — при Исторической, при Соборной мечетях, Дом Асадуллаева и современные. Очевидно, в «Третьем Риме» ни до революции, ни даже сегодня построить мусульманский храм или школу на законных основаниях было почти невозможно. В связи с этим превентивное разрешение властей на строительство данных мечетей в Москве также следует считать мифом. Например, в статье М. Кустовой «Полумесяц над Москвой» («ЛГ-Досье», 1991, № 7) сказано, что «разрешение на строительство Соборной мечети было дано быстро и без всяких условий» — в то время как 10 летняя история второго мусульманского прихода 1894–1904 годов доказывает противоположное.