СООТНОШЕНИЕ СВЕТСКОГО И РЕЛИГИОЗНОГО ЗНАНИЯ В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ ЦЕЛОСТНОГО ЧЕЛОВЕКА
Асадуллин Р. М., профессор, заведующий кафедрой педагогики и психологии профессионального образования, ректор ГОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы», доктор педагогических наук.

Пространством жизни человека и формирования его сознания является все мироздание как единое целое, охватывающее земное пространство и Солнечную систему, весь бесконечный звездный галактический мир. Возможно, во многом интуитивное и сознательное стремление к познанию всего этого, заложенное в самой природе человека, пробуждает в нем творческие силы, проявляющиеся в самых разнообразных формах его деятельности и закрепляющиеся в виде артефактов, художественных образов и результатов научного исследования.

В культуре общечеловеческого познания мира категории понятия, принципа, закона предстают как вершины оформления научной мысли, охватывающей не только материальные объекты и природные явления, но и все, что возделывал и окультуривал сообразно себе человек на всем протяжении своего существования. Для педагогики как особой духовной области, отвечающей, по С.И. Гессену, «за культуру индивида»[1], важно знать, носителем каких знаний и ценностей станет растущий человек. Для педагогической деятельности ценно не только поведение людей, т. е. зримая и видимая часть его поступков, но и чем вызывается и чем руководствуется человек в своих поступках. Полемика между научным мировоззрением и религией на первый план выдвигает спор о ценностях, о природе нравственного сознания, о нравственном идеале и путях их достижения. В этом споре сталкиваются в теории и на практике два понимания гуманизма, способов и сфер проявления человеколюбия, его социальной направленности. Сталкиваются идеи, но люди, отстаивающие правоту своих идей, в то же время имеют общие интересы, общие цели.

В истории педагогической мысли противопоставление идей в основном оформилась как проблема противоречия между этическим и религиозным, как противоречие между религиозной и светской этикой. Чем обусловлено поведение человека? Его свободным моральным выбором или его социальными или природными предпосылками? Этот спор продолжается на протяжении тысячелетий, оформляясь в различные теории и концепции человека, стратегий его деятельности. Они переходили в непреодолимые научные споры, даже в многолетние и безвыигрышные войны, унесшие тысячи людей, но так и не дав ответа в этом, казалось бы, бессмысленном споре. Религиозная этика призывает человека быть свободным от причинной, природной и социальной зависимости, а светская этика не может понять и принять поступок Ибрахима (почему не Авраама?), жертвующего ради своей веры самым дорогим — единственным сыном. Религиозная аксиома гласит, что источником всего истинного и доброго человека (???) является только Бог, а все собственно человеческое изначально греховно (почему изначально, если человек есть творение Божие, созданное по его образу и подобию? Если исходить из Писания, то не изначально, а до грехопадения). Светская мысль также признает совесть, честность и доброту как понятия, отражающие истинно человеческие качества, но считает, что наивысшим выражением развития человеческого духа является нравственное сознание в его самых гуманистических, исторически прогрессивных проявлениях. Рыцарь веры, по определению религиозного философа С. Кьеркегора, одинок. Но ведь и феномен веры и состоит в том, что единичный индивид, определяя свое отношение к абсолюту, тем самым определяет свое отношение всеобщему. Вера — это всегда индивидуальный выбор, это всегда индивидуальное отношение. Но при всем том « единичный индивид в качестве единичного стоит выше всеобщего, единичный оправдан всеобщим, не подчинен ему, но превосходит его, правда таким образом, что единичный индивид подчинен всеобщему... Вера — это парадокс, согласно которому единичный индивид в качестве единичного стоит в абсолютном отношении к абсолюту»[2]. Продолжая тезис С. Кьеркегора о парадоксальности веры, нужно еще раз уяснить, что ее нельзя объяснить только движением сердца, простым чувствованием или эмоциональным восприятием действительности. Веру нельзя понять и принять рационально, как бы человек ее ни промысливал, ни пытался объяснить себе и людям. Она и не простая любовь и признание долга к богу. «Вера — это не есть какое-то эстетическое волнение, но нечто гораздо более высокое; как раз потому, что ей предшествует самоотречение, она не может быть непосредственным движением сердца, но только парадоксом наличного существования»[3]. Вера — это не осмысливаемое сознанием усердие принять будущее, творимое в мечтах, но требуемое нечеловеческих усилий оставаться человеком.

В познавательном процессе мышление стремится открыть причинные взаимосвязи, напасть на след законов существования и функционирования действительности. Познавательный процесс не признает ни одного абсолютно прочного пункта — нельзя найти предметы, которые существуют лишь благодаря тому, что соотносятся сами с собой. Человеческий разум не признает существования абстрактного и абсолютного бытия без опосредствования с другими объектами и процессами. Все, что существует вокруг человека, берется в сравнении с другими. Мышлению нужны критерии, оно слабо в самостоятельной оценке существующего. В познании не всегда присутствует общая точка зрения. Сомнения в истинности результатов познанного другим диктуется логикой самого познавательного процесса. Но при всем том в познании человек также утоляет свою потребность изучить объективные законы развития действительности не только как внешнюю силу, но «овнутрить» их, то есть делать эту силу своей силой.

Конечно же, религиозные переживания верующих не тождественны эмоциональному восприятию действительности, возникающих у людей в процессе познавательной деятельности. Но они и не отделены друг от друга непреодолимой пропастью, тем более что обращены к одной и той же действительности. Любой человек, несмотря на то что все его поступки и действия несут отпечаток единичного особенного (философия знает 3 категории — единичное, особенное и общее), всегда имеют в себе признаки всеобщего человека. Именно с таких позиций педагогическая антропология разрабатывает основные теоретические положения и исследует пути осуществления единого образовательного процесса, способного обеспечить целостное развитие человека. Отсюда же для данной сферы научного знания характерно стремление к определению педагогических условий формирования у человека ценностного отношения к познаваемому миру и определения самого человека в мире вещей и событий.

Решение столь непростой задачи было бы a priori односторонне узким без учета и существенного привлечения знаний из других областей миропонимания человека. Задолго до опытно-научного толкования природы и человеческого бытия развивалась предшествовавшая ему интуитивная, основанная на вере форма познания мира — религиозное знание. В истории духовной жизни религия как господствовавшая на протяжении тысячелетий система мировоззренческих взглядов, как способ пусть интуитивного, но в немалой степени основанного на жизненном опыте познания человеком окружающего мира и самого себя, выступала основой для определенных ценностных ориентиров и критериев организации человеческого социума — основой, дававшей универсальные ответы на вечные вопросы о жизни и ее смысле, о добре и зле, справедливости, смерти, вечности...[4] Наличие религиозных ценностей, несмотря на все их различия у представителей различных вероисповеданий, еще раз убеждает, что типологически судьба людей универсальна, едина и непрерывна. История человечества умощена противоречиями и конфликтами, часто кровавыми, но у всех народов вечны их проблемы: конечность земной жизни, отношение к ближнему, к смерти[5], понимание добра и зла, справедливости... Словом, едины бытийные потребности людей, а стремление к их реализации образует стержень развития как общества, так и государства.

Вот почему без синтетического сопряжения научного знания, базирующегося в основном на опыте, и знания религиозного, базирующегося главным образом на интуиции, невозможно иметь сколько-нибудь полное, точнее — адекватное и надежное представление о человеке в целом и особенно о духовном содержании его природы. Без синтеза науки, религии и искусства, как убедительно показывает многовековая практика, человек не в состоянии приблизиться к более или менее объективному восприятию окружающего его мира, к формированию того или иного представления о нем и к его соответствующему объяснению. «Опыт и основанная на нем наука дает факты, Разум и основанная на нем рациональная философия дают нам отвлеченные начала. Вера и основанная на ней религия дают нам начала, которые выражают не то, что бывает или может быть, а то, что должно быть»[6]. Входящие в отмеченную триаду специфические области познания не перекрывают, а дополняют друг друга, расширяют для человека площади восприятия им действительности. Каждая из них, изучая свой предмет, формирует у исследователей более близкое, понятное, но, самое главное, целостное представление об объект познания.

На современном этапе развития педагогической науки и практики, с одной стороны, и религии — с другой очевидна необходимость тесного взаимодействия светского и религиозного образования. Их отношения должны строиться на принципе взаимного дополнения и учета особенности целей, содержания и методов деятельности каждой из сторон. Понимание необходимости взаимодействия пробивалось и достигалось сквозь пелену, казалось бы, непреодолимых противоречий, а нередко и жестоких противостояний.

Духовно-нравственные искания — вечный спутник жизни человека. Наконец-то и к нерелигиозным людям пришло столь общественно необходимое осознание того, что в религии верующий человек обретает мощную духовную опору, жизненные ориентиры, базирующиеся на высших представлениях о добре и зле, правде и справедливости, а также способность преодолевать боль и страдания. Даже крайне фанатичный атеист испытывает смутное волнение, когда он не может найти ответы на многие жизненные вопросы, перед которыми разум современного человека, многократно усиленный методами научного познания и научного исследования, вынужден терпеть фиаско. А искренне верующий человек не просто руководствуется такими представлениями, но постоянно сверяет по ним всю свою жизнь, получая ответы и на те неизбежные для него мировоззренческие вопросы, на которые опытно-научное знание ответов пока еще не дает и неизвестно, даст ли когда-нибудь. Такова правда жизни. И чем больше человек преуспел в годах, тем больше он руководствуется вечными истинами.

Религия наравне с искусством позволяет человеку лучше понять самого себя и управлять движением своей души, соучаствующей в познавательном процессе. Религия на протяжении многих веков выступала чуть ли не единственным институтом воспитания, причем ее великое и неизменное преимущество перед всеми другими педагогическими институциями заключалось неизменно в том, что, по очень глубокой мысли академика Д. Лихачева, «религия воспитывает впрямую»[7]. И чем дольше история, тем ближе понимание, что воспитание — это «некий курс, который проходит отдельный индивид, чтобы нагнать самого себя; и тому, кто не желает проходить такой курс, мало поможет даже то, что он родился в самый просвещенный век»[8].

Обладая более основательной силой, чем общественное воспитание, особенно в сфере синтеза и утверждения нравственно-этических устоев, оберегающих человека от противоестественных, аморальных поступков, вызывающих общественное, почти инстинктивное осуждение, великие религии неизменно уделяли самое первостепенное внимание формированию представления о подлинно человеческих нормах и правилах поведения как отдельного индивида, так и общества в целом. Даже марксизм признавал, что в условиях «бессердечного мира» религия является духовной опорой человека[9]. Сегодняшний мир не стал более сердечным, чем он был при Марксе. Да, он, конечно же, неизмеримо более совершенен в научно-техническом плане, но сохранил, а часто и умножил социальное неравенство, зависимость одних людей от других. Современная цивилизация, ознаменовавшая новый, более сложный этап социального неравенства, только формально провозглашает равенство и свободу граждан, поет дежурный гимн человеческому достоинству, поднимает на олимп идеологию индивидуальности. Даже государства, так или иначе выражающие настроения и устремления своих граждан, все еще достаточно далеки от реальных путей построения обществ подлинного человеколюбия и, как правило, остаются на позициях малопродуктивного морализирования. В условиях, при которых общественное сознание характеризуется ценностной дезориентацией, настроениями разочарования, проявляется тяга к религии, к поиску в ней духовно-нравственной опоры. Человек, который в силу своей естественной природы непременно испытывает потребность в нравственном идеале, находит в религиозных представлениях выход своим возвышенным интуитивным побуждениям, получает подлинно гуманистические ориентиры для своей личной и общественной жизни. И как бы блестяще, с точки зрения материального благополучия, ни была обустроена жизнь личности, человек всегда будет искать пути духовного и нравственного благополучного обустройства земной и внеземной жизни людей. Такова его природа принятия смысла жизни.

Не будет, очевидно, преувеличением допущение того, что проблема гуманизма не только может, но и должна непременно рассматриваться в контексте исторической взаимосвязи общечеловеческой морали[10] и религии. Религиозные постулаты, раскрывающие суть универсальных правил личного и общественного поведения, содержат в себе две стороны: формирование позитивного образа для подражания и установление системы сдержек и запретов, не позволяющих человеческим слабостям и недостаткам превращаться в пороки. Так, в Коране сказано, что «Пророк побуждает людей к доброму и удерживает их от неодобряемого, разрешает им блага и запрещает им мерзости, снимает с них бремя и оковы, которые были на них, — вот те, которые уверовали в него, и поддерживали его, и помогали ему, и последовали за светом, который ниспослан с ним, это те, которые имеют успех!»[11].

Притягательной стороной религиозного мировоззрения является идея посмертного воздаяния в виде награды или наказания. Эта поистине универсальная путеводная идея — одна из самых узловых для постоянного самоконтроля со стороны верующего, который больше всего страшится нарушить святость заповедей своего Творца. Более того, из нее же вытекает и другое великое положение о том, что подлинное достоинство человека определяется в конечном счете не его национальностью, родовитостью, общественным статусом или богатством, но именно его богобоязненностью, т. е. тем, что называется благочестием: «Поистине самый достойный из вас пред Аллахом — самый благочестивый»[12]. Не нужно забывать, что для верующего человека религия всегда дает надежду в моментах объективно неразрешимых проблем, связанных в том числе с перспективой экзистенциального выбора. И неудивительно, что мораль и религия воспринимались и продолжают восприниматься верующими как идентичные явления, когда одно не мыслится без другого. Человек приобщился к религии намного раньше, чем стал пользоваться методами опытно-научного анализа действительности. На ранних этапах цивилизации он проявлял бóльшую активность в сфере религии и веры, чем в области опытно-рационалистического познания своего бытия. Характерно, что Л. Фейербах, определяя религию как проекцию человека на тверди небесной, усматривал в витках ее развития поступь человеческого самопознания[13].

В цепи эволюции органического мира человек качественно отличается от других животных. Наделив человека умом, природа, кажется, внесла в гармонию инстинктов известный дисбаланс в индивидуальное и видовое сохранение животного мира. Ум, как известно, эгоцентричен. Он заставляет своего обладателя поступать, прежде всего, в соответствии с осознаваемыми им собственными интересами и потребностями. Особенно ярко проявляется индивидуалистическое и эгоцентричное поведение у тех людей, которые по каким-либо причинам не получили достаточного общественного воспитания.

Ум изобретает всевозможные орудия, благодаря чему человек осваивает навыки и способы той или иной деятельности, вбирает в себя содержание социального опыта и приобретает умения применять их. Ум не только выводит человека из гомологического ряда инстинктивных животных, отношения между которыми упорядочены этой их главной природой, но усиливает его потенциал в борьбе за существование и ставит его над первозданной природой земного мира. Такая особенность человека содержит в себе потенциальную угрозу не только гармонии сформированных и отлаженных в этом мире отношений, но, как показывает история, и разрушения сплоченности самого человеческого общежития. И неудивительно, что и сами же люди ради собственного самосохранения сначала стихийно, а затем все более сознательно, через череду мучительных проб и ошибок начали приходить к особому, собственно человеческому виду урегулирования связей между собой — через запуск механизма общественной морали, которая на ранних этапах своего становления оформлялась в обычаях и традициях, которые заняли место животных инстинктов и превратились, так сказать, в социальные инстинкты человеческого общежития. Последние же перестают быть инстинктами с утверждением в человеческих сообществах религиозного сознания, становятся богоданными законами, универсальными и обязательными для всех, причем опять-таки на основе рационального осознания людьми их полезности и принципиальной, жизненной необходимости. Постепенно, по мере взросления общества и традиций, ею придуманных, инстинкты закреплялись в глубинах индивидуально бессознательного, переходили в общественное сознание, оформляясь в различные формы проявления общего. Это хорошо иллюстрируется на примере ислама, третьего и завершающего звена в цепи хронологически предшествующих ему и генетически родственных с ним иудаизма и христианства[14].

Человек объявляется в Священном Коране наместником (халифа) Бога на Земле, ответственным перед Ним за сохранение и его, и всего сущего на ней[15]. «Не производите порчи на Земле после ее Божественного благоустроения!»[16] — строго и не единожды[17] предупреждает Всевышний. Таким образом, социальный инстинкт охранения окружающего мира, приобретенный людьми в результате их многотысячелетнего опыта, освещается для верующих Божьим повелением и утверждается тем самым как непреложный Закон. То есть происходит чудесное, органичное слияние нравственно-этического и правового начал, непревзойденное по силе своего воздействия на поведение как отдельного индивида, так и целого людского сообщества.

Человек, согласно исламу, рождается с врожденным свойством готовности к вере и приобщается или не приобщается к ней под влиянием различных внешних обстоятельств. У разных людей разные пути приобщения к религии, но каждый раз необходимо искать основополагающий внутренний мотив, не поддающийся простому рациональному толкованию. Религия, оформившаяся в системное мировоззрение, явилась мощнейшим инструментом морального воздействия на человека, стала средством предостерегающим от тирании индивидуального над общественным. Она призвала людей думать не только о своем индивидуальном, личном существовании и благополучии, но и стала условием сохранения общества и его традиций, в котором самыми главными представлениями оказываются в конечном счете представления о Боге-Творце и о неразрывных с ним образах Его Пророков и Посланников, остающихся и по сей день наивысшими этическими идеалами, даже несмотря на то, что для многих прихожан церквей и мечетей восприятие религиозных учений, по обыкновению, ограничивается только поверхностным выполнением культовых обрядов и требований более или менее общепринятой морали. И в этом усматривается своя логика приобщения людей к вере.

Известно, что люди при возникновении у них религиозного сознания еще долго затем, на протяжении столетий не имели соответствующих ему четко систематизированных установлений и правил, но у них было главное — сильная вера, высокая духовная жизнь и чувство единства в вере. Религиозное мировоззрение может явиться и появилось в действительности в результате напряженного духовного труда огромного числа сменявших друг друга поколений людей. Его общим итогом стало утвердившееся в их сознании стойкое представление о некоей грандиозной потусторонней реальности, вторгающееся в это сознание: сначала — через озарение Божественным Откровением пророков, которые распространяли его среди своих сподвижников, а те — среди своих последователей и так далее вплоть до того, когда их самоотверженному Религиозному Призыву начинали внимать миллионы. Яркой иллюстрацией тому служит, в частности, возникновение и распространение ислама, начавшееся Пророком (наби) Мухаммадом , подхваченное его сподвижниками (асхабы), продолженное их последователями (таби‘ун) и охватившее в итоге миллионы и миллионы людей[18]. Произошло подлинное чудо, которое по праву можно назвать Божественным: мусульмане, отдаленные друг от друга огромными географическими и этнокультурными пространствами образовали не просто единую мировоззренческую общность (умму), но создали на ее основе целую цивилизацию — исламскую, базирующуюся не на той или иной территориальной базе, например страна (Китай, Индия) или континент (Африка, Латинская Америка), но на базе религии (а чем отличаются буддизм и христианство? Тем же самым). Именно она дала начала потрясающим прорывам сознания, устремив его в трансфизическую высь и позволив материализоваться ему в различных формах социального наследования: в творениях слова, кисти, музыки, бесчисленных прикладных искусствах и ремеслах, отразивших великую перестройку представлений об окружающем мире и его образах.

На начальных этапах развития человеческого сообщества первые моральные требования сводились в первую очередь и по преимуществу к обычаю, который с течением времени был дополнен, обогащен мифотворчеством. И то, и другое, превращаясь в традицию, осваивалось человеком эмоционально, на веру, без сколько-нибудь серьезного предварительного критического осмысления. Такие особенности субъективно-эмоционального восприятия мира способствовали формированию эстетического чувства и в синтезе с рациональным восприятием предметного мира определяли наиболее полное его выражение в комплексе мировоззренческих и поведенческих установок личности, способах, методах и формах их воплощения, то есть в повседневной деятельности. Религиозное мировоззрение и религиозная вера во взаимодействии с рациональным мышлением выступают способом уравновешивания человека с окружающим его многоликим миром. Религиозные и светские знания, дополняя и обогащая друг друга, основательно закреплялись в общественном сознании и поведении, формируя целостный образ человека. Обмениваясь и интегрируя свои ценностные смыслы в виде живых Собеседников[19], люди, находящиеся в вере, призваны вести непрерывный диалог с окружающей культурной действительностью во имя еще большего и детализированного, по Александру Блоку, постижения человека «с его духом, душой и телом».

Диалектическое взаимодействие между рационалистическим знанием и положениями религии, базирующимися на Откровении, с переменным успехом в ту или другую сторону сопровождает всю историю человечества. На протяжении веков и религиозное, и светское образование спорили за свое превосходство. Факт семидесятипятилетнего официального исключения советским государством религии из арсенала отечественной педагогической науки в сфере духовно-нравственного воспитания и практики духовного становления человека не раз отмечался специалистами, работающими в области гуманитарных и естественнонаучных исследований. В то же время накоплено немало интересных и концептуально обоснованных продуктивных суждений об отражении религиозных знаний в содержании современного образования, его специфике и воспитательных функциях, принципах и методах обучения и воспитания. Так, история исламского образования располагает достаточно убедительными фактами возможности компромисса и даже сотрудничества между светским и религиозным.

В XIX веке после длительного противостояния кадимистов и джадидистов , усилиями выдающихся просветителей и глубоко верующих людей, благодаря применявшемуся ими усуль-джадиду , заключавшемуся во введении в процесс традиционного религиозного образования изучения светских дисциплин, стал возможен прорыв в науке, культуре и экономике[20]. Взгляды просветителей формировались на основе широкого знакомства с мусульманской и европейской социально-политической литературы своего времени. Мусульманские школы, руководствуясь изречением пророка Мухаммеда: «Стремление к знанию — обязанность каждого мусульманина»[21], преследовали конкретную цель воспитать подрастающее поколение в духе исламских духовных ценностей, чему должно было способствовать приобщение к арабской книжности и образованности. Джадидизм, не отвергая вековых традиций, исходящих от великих мыслителей всего восточного мусульманского мира, давал медресе и мектебе использовать в своей деятельности содержание, формы и методы работы светских школ. Таким образом, новые школы, приняв ориентацию на европейский путь развития и став национальной, не отказалась от богатого религиозно-педагогического наследия. И это создало реальную возможность обновления искусства, литературы, культуры в целом и заложила основу активного сотрудничества народов, исповедующих ислам, с остальным миром. В итоге во многом новометодное учение просветителей с модифицированным содержанием религиозно-светского образования совершило переворот в национальном самосознании народа, способствовало расцвету культуры и образования... Поэтому не случайно именно на конец XIX — начало XX в. приходится бурный расцвет промышленности и экономики.

Исторический опыт просветительства служит доказательством того, что наука и вера вовсе не обязательно должны исключать друг друга, но в состоянии активно и плодотворно способствовать более детальному и углубленному пониманию окружающего мира. Мусульманские ученые считают, что аналогичный вывод может касаться и содержания Священного Писания приверженцев ислама — Корана, который считается высшим и завершающим проявлением Божественного Откровения. Коран в совершенной и неподражаемой форме (и‘джāз) излагает Истину метафизической природы и выступает фундаментальным руководством для жизни как отдельного человека, так и целого общества, отвечая на вопросы о ее смысле, об органичной целостности и единстве бытия (вáхдат аль-вуджуд), представленного двумя мирами — дольним (ад-дунья) и последующим потусторонним (аль-āхыра); о понятии вечности, справедливости, счастья, успеха и т. д. Эта вечная Книга раскрывает базовые, имманентные составляющие духовного мира человека, в котором Богом данный ему Закон и законы, определенные Им для окружающего его мира, сходятся, синтезируются, обеспечивая всю полноту человеческого бытия. Человек становится точкой сопряжения этих взаимодополняющих начал, что позволяет ему преодолевать экзистенциальную раздвоенность и устанавливать единство с самими собой, а также с окружающим его социальным и природным миром . И нельзя не солидаризироваться с мнением одного из видных ученых современности философа и антрополога Г. Бейтсона, который предлагает в поиске «основания моста между фундаментальными понятиями отправиться назад к самым началам научной и философской мысли, в период более ранний, чем тот, когда наука, философия и религия стали отдельными видами деятельности»[22]. Более того, он рекомендует наиболее глубокие методологические и теоретические положения науки искать в Вечных Книгах Божественного Откровения.

Принцип причинности является универсальным законом и основой всех усилий человека в приобретении знания. Старания ученых раскрыть причину какого-либо явления возникает из веры в то, что никакое явление не возникает само по себе, без вмешательства каких-либо сил. Связь между причиной и следствием является одним из самых сильных умозаключений, когда-либо сделанных человеком и приведших его к убеждению, что в природе все взаимообусловлено и имеет причинно-следственный порядок.

Богослов видит исходную причину всего в формуле «Бог сотворил мир» и верит в вечность Бога. Предвечность, а с ней и вечность Бога — одна из самых сложных для рационального восприятия религиозных аксиом. Для приближения к нему представляются небесполезными мысли по данному поводу известного английского писателя и философа Бертрана Рассела в лекции, прочитанной в атеистической аудитории: «Нет никаких оснований предполагать, что мир вообще имел начало. Представление о том, что вещи обязательно должны иметь начало, в действительности обязано убожеству нашего воображения»[23].

Когда люди не способны установить причину какого-либо явления посредством реального чувствования или с помощью научного эксперимента, то они, не отрицая закона причинности, признаются в том, что причина явления им неизвестна. Такие категории, как справедливость, красота, враждебность, мудрость, доброта, злоба, совесть, составляющие основу истинных человеческих отношений, не обладают видимыми, осязаемыми элементами физического существования. Но они реалии, сопровождающие многие поколения людей. И ни один даже самый совершенный метод не позволит обнаружить их, равно как и отрицать, что человеку в жизни, в очеловечивании его бытия нужны многие категории, которые естественнонаучное знание выносит за скобки. Отмеченные понятия и категории могут восприниматься и осваиваться через эмоционально-чувственные способности человека, в развитии которых особое место занимает религиозное мировоззрение. Ученые-теологи называют религиозность четвертым измерением духовности людей.

Три других измерения охватывают такие понятия, как любопытство, добродетель и красота. Религиозное чувство надстраивается над ними как сила, направляющая внутренние устремления людей выйти за пределы природы и создающая почву для проявления доброты, ощущения красоты и познания истины. Есть еще одно важное отличие между двумя методами восприятия и отражения окружающей действительности. Знания, открытые учеными, и знания, ниспосланные пророкам, имеют разные онтологическую и гносеологическую сущности и, следовательно, несут в себе отличающиеся нравственные и человекосозидающие причины. Уже самим этим фактом они дополняют друг друга. Ученый, каким бы великим он ни был, строит свои суждения, сомневаясь, рискуя ошибиться. Настоящий ученый в своих исканиях опирается на нулевую гипотезу и не утверждается в истинности своих открытий, пока кропотливым и долгим экспериментом не подтвердит правильность вводимого им понятия, принципа или закона. Часто последующие открытия обнаруживают относительность предыдущего знания, его частичность или полностью отвергают его как не отвечающее логике истины.

В противоположность этому пророки всегда убеждены в верности ниспосылаемых им Откровений и соответственно в истинности назначенной для них Божественной миссии. Воспринимаемая ими истина, по определению, должна приниматься на веру и сама по себе не допускает какого-либо сомнения как с их стороны, так и со стороны их сподвижников и последователей. Пророки, не колеблясь, отказываются отступать от ниспосылаемого им Божественного Откровения, упорно и стойко отстаивают верность своей проповеди, проявляют несгибаемую волю и беспримерную готовность принести в жертву даже свою жизнь ради донесения до людей своего учения во всей его первозданной чистоте, что само по себе не может не приводить к известному относительному консерватизму внедряемых в общественное сознание религиозных систем. В них больше чем в светской жизни преобладают открытые и латентные конфликты между творческим меньшинством и консервативным большинством. Отсюда изменения в религиозной жизни совершаются по ступеням, причем и на каждом этапе развития из-за преобладающего массового общественного сознания приветствуется стабилизация положения.

В проповедях пророков и священнослужителей никогда не содержится отрицания предыдущего знания. Человечеству не известны пророки, которые питали бы еще какой-нибудь страх, кроме единственного вмененного им свыше Господнего страха. Эта потрясающая черта пророков всегда усиливала веру людей в них и в их Миссию, связывая в представлении верующих их учение с действительно истинным и правдивым источником и давая им радость приобщения к настоящему, Божественному Знанию как непротиворечивому условию обеспечения себе вечного спасения. К такому Знанию неизменно стремится верующий человек и в итоге полностью доверяет только ему. Чем больше какая-либо идеология дает непротиворечивые ответы, тем она привлекательнее для большинства. И в этом также следует искать причину того, почему иррациональные идеи имеют такую притягательность для людей. Несложно заметить, что синтез религиозного и светского знания в отношении к каждому конкретному человеку образует своего рода «герменевтический круг», который в словах Святого Августина звучит: «Верить, чтобы узнать — знать, чтобы верить».

Постижение сути явлений невозможно, если человек находится в изоляции по отношению к познаваемому и к самому познавательному процессу. Познание окружающего мира не должно сводиться к его объективистскому, беспристрастному, равнодушному объяснению, поскольку в таком случае истинность вещей и процессов рискует быть отчужденной от познающего. Вектор поведения человека определяется как научным знанием, так и верой. Альберт Эйнштейн, которому было знакомо искушение и верой, и наукой, говорил о том, что «разум сам по себе не может разъяснить смысл конечных фундаментальных целей... выявить эти цели и сделать их основой эмоциональной жизни индивидуума, — именно в этом... состоит наиболее важная функция религии в социальной жизни человека. Религия должна помочь молодому человеку вырасти так, чтобы эти фундаментальные принципы стали для него воздухом, которым он дышит... путь к истинной религиозности проходит не через страх жизни, страх смерти и слепую веру, но через стремление к рациональному знанию...»[24]

Поведение человека обусловливается взаимодействием факторов, в котором чувствам отводится особое место. Чувства органично вплетены в гармоничный комплекс высших человеческих способностей, связаны с воображением, образами, фантазией, интеллектом и с волевыми устремлениями человека. Эмоции и интеллект рассматриваются в непрестанном взаимодействии. «Нет ничего в разуме, что до того не присутствовало в чувстве», — утверждает К.Г. Юнг, опираясь на исследования психологов своего времени[25]. Возникающие в сознании явления, вначале с очевидностью не осознаются: их осознание возникает из неосознанного состояния. Большинство основных функций инстинктивной природы протекает бессознательно: «...сознание, скорей всего, продукт бессознательного», — пишет тот же К.Г. Юнг[26]. Человек может верить самым разным идеям, но важно отметить главное: потребность в вере и служение ей — это первичная экзистенциальная потребность, которую человек стремится непременно реализовывать.

Человек всегда испытывает огромную внутреннюю потребность в жизненных ориентирах, в объектах почитания. Они концентрируют и направляют его энергию, поднимают над уровнем обыденности, над всеми сомнениями и сложностями, придают его жизни смысл. Знания и представления о Боге люди всегда соотносят с собой и принимают образ Бога как социально одобренный, а Его деяния как абсолютно верные и образцовые ориентиры для истинно нравственного поведения человека. И в какой мере люди познают Бога, в такой же они оценивают свои чувства, мысли и поступки. Без сомнения, религия — это та особая идеология, которая скрепляет порывы отдельных людей в одну общую систему устремлений; это сила и воля, которые соединяют сотни и тысячи людей в один сгусток энергии, способной однонаправленно проявиться. Религия, таким образом, выступает как ценностная форма образа жизни и поведения людей, дающая им ориентиры и направления их целеустремленной жизнедеятельности. Ценность всегда выступает в форме какого-то объекта. Но в ней есть еще релятивистская, эмоционально-оценочная сторона, имеющая более сложную природу. Бог для верующего человека выступает как абсолютная Ценность, и отношение к Нему как Носителю Высшей истины и морали становится прообразом подлинно верного поведения людей на земле. Роль веры и религиозного чувства в развитии человека, в обуздании его имманентных животных инстинктов и страстей неоспорима. Вера дает критерии, по которым можно измерять степень соответствия поведения отдельных индивидов и целых людских сообществ богоданным ценностям, заложенным в религии.

Вера, опыт и разум — понятия, взаимодополняющие друг друга, и при правильном воспитании они не просто уживаются, но и плодотворно помогают друг другу в познании и освоении мира. Сущее, отображаемое разумом, и должное, рисуемое человеческому воображению верой, обязаны друг другу совместной работой по приближению истины к человеку. Опыт религиозной жизни души и опыт познавательно-практической деятельности неразрывны между собой в качестве источников и поставщиков материала для критической и нравственно-конструктивной работы ума и сердца. Это далеко не бесспорное суждение для верующего человека становится для современной науки предметом специального изучения.

Выше на примере ислама отмечалось, что в религиозном сознании предрасположенность человека к вере в Бога полагается как имманентно присущее ему свойство, заданное от самого его рождения. Но сама по себе такая предрасположенность не может сравниться по своей силе с материальными потребностями жизни, которых человек постоянно стремится достичь. В биологическом смысле потребность характеризуется как объективное состояние внутреннего равновесия организма, существенное нарушение которого может навредить его жизнедеятельности и привести даже к гибели. Такое угрожающее состояние отражено в понятии нужда. Потребность в вере опережает наступление реальной нужды и наряду с побудительной силой обладают прогностической функцией. Она выражена в форме устремлений, объектами которых являются ценности.

Несомненно, естественная предрасположенность к вере составляет сущностную характеристику человека. Она сродни инстинкту, способному развиваться и эволюционировать с помощью рассудка. Верующий человек обретает способность очистить свою душу от мыслей, противоречащих его религиозным убеждениям. Его поведение и деятельность развертывается вокруг ценностных отношений, благодаря которым жизнь человека приобретает особый смысл и значение. Они формируют ядро личности, ее направленность: в нем сходятся потребности, устремления, мотивы, переживания, воля. Религиозные ценности познаются на эмоциональной основе — здесь мысль бессильна. Вера — это своего рода думанье сердцем[27].

Религиозные верования вплетены в ткань жизни человека и определяют его поведение и взаимоотношения с другими людьми. К религиозным установлениям верующий человек относится как к своей первейшей жизненной обязанности, помогающей ему контролировать свои инстинкты и приобретать способность соразмерять свое поведение в соответствии с Законом, предначертанным ему свыше. Вера, открывая человеку истинный смысл его существования, наставляет его на путь самосовершенствования.

Понимание сущностных свойств человека, отличающих его от всех других представителей тварного мира, достигается в конечном счете через понимание склада и характера проявления его души. Как справедливо отмечает известный русский философ И. Ильин: «...Человек призван быть на земле именно духом — не просто живым человеком наподобие животного или насекомых, и не только одушевленным созданием, удачно соображающим и желающим для себя всякой пользы, капризно и разнообразно чувствующим и нестесненно фантазирующим...Человек как духовное существо всегда ищет лучшего, ибо некий таинственный голос зовет его к совершенству... Все эти душевные способности даются ему, но не для злоупотребления ими, а для благого и ответственного служения. Человек как духовное существо всегда ищет лучшего, ибо некий таинственный голос зовет его к совершенству. Он, может быть, и не знает, что это за голос и откуда он... Он, может быть, чувствует бессилие своей мысли и своего слова каждый раз, как пытается сказать, в чем же состоит это совершенство и какие пути ведут к нему. Но голос этот внемлет ему и властен над ним; и именно желание отозваться на этот призыв и искание путей к совершенству придают человеку достоинство духа, сообщает его жизни духовный смысл и открывают ему возможность творить настоящую культуру на Земле. Без духа и вне духа мы не имеем истинного бытия, а остаемся, по выражению Гегеля, “существователями”. Но если кто-нибудь принял в себя начало духа и начал духовную жизнь, то перед ним открываются новые горизонты, и он вступает в новый план бытия. Он убеждается в том, что дух есть «воздух» и «хлеб» человеческой жизни, ибо человек задыхается и изнемогает без него. Дух есть дыхание Божие в природе и в человеке; сокровенный, внутренний свет во всех сущих вещах — начало, во всем животворящее, осмысляющее и очистительное. Он освящает жизнь, чтобы она не превратилась в мертвую, невыносимую пустыню, в хаос пыли и в вихрь злобы; но он же сообщает всему сущему силу, необходимую для того, чтобы приобщиться к духу и стать духовным. А это и есть самое важное в воспитании»[28].

Из сказанного становятся очевидными как минимум два вывода. Первый состоит в том, что в образовании главной составляющей является воспитание, а не просто овладение некой суммой знаний (пусть даже исчерпывающей) о природе, обществе и способах жизнедеятельности. Конечно, для того чтобы стать личностью, человеку необходимо овладевать знаниями, в том числе и знаниями о самом себе. Однако в мироздании еще много и такого, что нельзя выразить в виде четко формализованных знаний, закономерностей и понятий.

Второй вывод заключается в том, что образование должно разъяснять людям, что путь к истине обеспечивается только в том случае, если человек комплексно и одновременно привлекает к процессу познания методы философии, науки, религии и искусства. Нельзя не прислушаться к голосу В. Вернадского, утверждавшего, «что прекращение деятельности человека в области ли искусства, религии, философии или общественной мысли не может не отразиться болезненным, может быть подавляющим образом на науке»[29]. Вырывая из контекста всей культуры один из способов его познания и развития, мы тем самым разрушаем целостность самой культуры, обделяем себя в возможности наиболее полно и целостно воспринимать мир, в строительстве которого принимало не одно поколение людей. Вот почему правильно подобранные педагогические средства, актуализирующие чувства человека, могут и должны быть использованы в формировании всесторонне развитой, духовно богатой личности.

Образование реализует общую задачу и служит цели облагородить человека, освободить его от разрушительных эгоистических природных влечений, ибо в противном случае совместная жизнь людей становится невозможной. Школе надлежит помочь личности в поисках и обнаружении границ и функций каждой из составляющих знания, и тогда осознание своей специфической особенности, нахождение своей жизненной идеи, правильная постановка вытекающих из нее практических задач и дел исключат антагонизм, расчистят и подготовят почву для продуктивного взаимодействия опытно-научного с религиозным. И если при этом светские педагоги в формировании нравственности опираются в основном на рациональное сознание человека, то религиозные учителя обращаются прежде всего к врожденным природным свойствам человека, уповая на бесконечность Божьей доброты и милости.

Итак, проблема взаимодействия светского и религиозного знания требует перезагрузки именно потому, что устоявшийся стереотип этого взаимодействия не отвечает задачам формирования целостного человека. В этом видится не только понимание того, что каждый человек имеет право сделать свой мировоззренческий выбор, а нечто большее — решается задача адекватного и полноценного восприятия человеком окружающего мира. История убеждает в том, что религиозные и образовательные институты могут в принципе искать и находить общие точки соприкосновения в оценке целостного человека и формирования его как личности. Для представителей светских педагогической отрасли это очевидно, и потому им остается лишь находить пути практического взаимодействия со своими религиозными коллегами без того, однако, чтобы какая-то из сторон была вынуждена поступаться своими глубинными основаниями. Для профессионального педагога важно не просто быть компетентным специалистом в той или иной отрасли конкретного знания, но и личностью, имеющей всеобъемлющее представление о духовных и нравственных началах человеческой души. Он должен быть не только Учителем, обучающим профессии, но и духовным Наставником, способным формировать духовно развитую личность. В свою очередь, священнослужители уже не могут вести свою деятельность без опоры на современное знание, без использования современной техники. Все это лишнее свидетельство того, что объекты влияния и цели деятельности общие, лишь методы работы могут быть разные. Необычайна сложность и длительность становления в человеке собственно человеческого требует в педагогической деятельности совместного использования религиозного и светского знания.