Глобализация и мусульманское сообщество

Как уже отмечалось, распад СССР привел к изменению мировой геополитической ситуации, которое не могло не затронуть и мусульманский мир. Если до начала 1990-х гг. исламский Ближний Восток находился в зоне влияния двух супердержав, к концу прошлого тысячелетия преимущество в этом регионе перешло к Западу, и прежде всего США. Хотя арабский мир, являясь сердцевиной исламского пространства, составляет по численности его незначительную часть (из почти 1,3 млрд мусульман чуть более 260 млн живут в арабских странах), осуществить основной «прорыв» в этом электорате авторы глобализационного проекта планировали именно в «колыбели» ислама. С геополитической точки зрения в данном аспекте ничего удивительного нет, т. к. данный регион контролирует 70% мировых энергоресурсов. На долю Саудовской Аравии, Ирана, Ирака, ОАЭ и Кувейта приходится порядка 56% доказанных мировых запасов нефти, 26% мировых запасов газа и 43% запасов обоих энергоносителей.

Как отмечает член экспертно-аналитического совета при Комитете по делам СНГ и соотечественников Госдумы РФ Борис Подопригора, «геополитическая суть происходящего в основном энергетическом макрорегионе планеты – Среднем и Ближнем Востоке – со стороны Запада сводится: во-первых, к силовому контролю за производством главного сырья и его начальным транзитом; во-вторых, к созданию на этой основе тандемной, во много эксклюзивной взаимозависимости Запада и исламского мира, в том числе через экспорт сюда западных культурно-правовых и идейно-политических стандартов; в-третьих, к установлению здесь форпостов стратегического сдерживания РИК (Россия – Индия – Китай. – Прим. авт.), их противопоставления между собой и третьим силам»¹. То есть одной из важнейших целей мировых глобалистов является укрепление политико-экономического могущества в этом регионе. Тем самым соглашаться с популярным ныне тезисом о превращении Ближнего Востока в мощный идеологический центр мирового из-за активизации «политической роли» ислама не представляется возможным.

Вполне очевидно, что планы усиления стратегических возможностей на Ближнем Востоке приводят к необходимости достижения заинтересованными силами «идеологической поддержки» предпринимаемых в регионе шагов. А уже отсюда, посредством СМИ и других составляющих «стандартного пакета», в сознание мусульман «вносятся» элементы «культурной глобализации» («тонкости» (техника) доведения глобализационных лозунгов до «потребителя» идентичны тем, что были описаны ранее). Именно поэтому практически все страны традиционного Востока сталкиваются сегодня с тяжелейшим процессом внутренней трансформации, связанной с «проверкой на прочность» присущих обществу ценностных ориентаций. В ходе этого процесса главенствующей видится опора на национально-культурные традиции, важнейшей основой которых является религия. Тем самым сохранение монолитности мусульманского общества может быть обеспечено соответствием социально-экономических и идеологических трансформаций его национально-религиозной идентичности. От этого зависит будущее всего мира ислама.

Целесообразно отметить, что в результате осуществления глобализационного проекта происходят массовые передвижения людей, приводящие к изменениям традиционных ареалов распространения определенных ценностей. Поэтому приверженность традициям ислама фиксируется почти во всех регионах мира. Правда, с учетом регламентации за пределами Востока жизни индивидуума «гражданскими» законами немалая часть мусульман в этих странах ограничивает исполнение предписаний ислама рамками своей частной жизни. Однако вопрос не только в объемах миграции мусульман. Развал СССР привел к провозглашению независимости этнически мусульманскими республиками, входившими в Советский Союз. И массы людей именно в исламе увидели те ценностные ориентации, которые недосягаемы для них в «гражданской» жизни. Кроме того, большой поток в ислам устремился и в странах Запада. В этом контексте можно видеть феномен исламской религии: как бы ни пытались глобалисты уменьшить (притупить) религиозную основу жизни, ислам получает распространение по всему миру.

Правда, общеглобализационные процессы просто не могут не затронуть различные сферы жизни стран Ближнего Востока. Египет, Марокко, Иордания, Тунис, Ливан и Алжир взяли на себя обязательство проводить экономические реформы в соответствии с рекомендациями МВФ и ВБ. Официально зарегистрированные рынки капиталов (фондовые биржи) имеют Саудовская Аравия, Бахрейн, Египет, Иордания, Кувейт, Ливан, Марокко и Тунис. В конце 2006 г. шариатский комитет ОАЭ издал фетву, согласно которой Дубайская фондовая биржа (ДФБ) стала первым в мире исламским рынком ценных бумаг (доходы биржи со сделок и операций подразделяются на традиционные и шариатские, получаемые от компаний, работающих на основе исламского законодательства). Эти шаги нередко преподносятся как отход от исламских ценностей. Директор Института мировой экономики и международных отношений НАН Украины Юрий Пахомов пишет в этой связи: «На глобальном пространстве пускаются в ход наиболее изощренные механизмы неэквивалентного присвоения... И здесь наиболее уязвимыми оказываются арабо-мусульманские страны. Особенно сказывается в этом отношении повышенное неприятие мусульманами разгула на глобальном пространстве спекулятивного, то есть виртуального капитала»². Поэтому ничего неожиданного нет в том, что еще в 1997 г. главы государств и правительств восьми ведущих мусульманских стран Турции, Ирана, Пакистана, Малайзии, Бангладеш, Индонезии, Египта и Нигерии учредили исламскую восьмерку (D8).

В то же время параллельно экономической составляющей глобализации мир ислама оказывается подверженным и ее культурному «отсеку», в которой главной мишенью является мусульманская религия.

Культурная глобализация и ислам

Безусловно, задача формирования глобальной цивилизации с новым миропорядком порождает серьезные вызовы для религиозного сознания индивидуума и религиозных институтов в целом. Мусульмане, в какой части света они бы ни проживали, также не могут не быть задеты элементами культурной глобализации. Но в данном аспекте вопрос не только в свободном передвижении, «предоставляющим» мусульманам «на месте приземления» все современные «прелести». Дело в том, что сами арабские общества становятся открытыми миру, за счет чего добро на вещание получают зарубежные теле- и радиоканалы с круглосуточным культивированием «западных ценностей» в области «свободы личности». В этой связи следует признать, что в немалой степени этими «новшествами» объясняется некоторый отход арабской молодежи от соблюдений исламских ценностей (не только в странах Европы, но и ближневосточном регионе). И данный факт нередко подводит ряд исследователей к выводу, что ислам-де очень быстро оказался подверженным «прелестям западной свободы».

Вопрос, однако, значительно шире, чем просто констатация факта восприятия определенным количеством мусульман «открытого образа жизни». Парадокс, если можно использовать данный термин в этой связи, в том, что даже послабления (иногда в немалой степени) религиозного характера не приводят к тому, что «нарушители» предписаний перестают считать себя мусульманами (даже оказавшись на Западе). То есть хотя отход (во внешнем проявлении) молодых мусульман от традиций ислама приводит часть электората мусульманского общества к прозападным настроениям, но даже при несоблюдении каких-то канонов ислама и желании «попробовать» иные ценности эта часть населения продолжает идентифицировать себя только лишь в исламе. С. Хантингтон, например, дает этому факту следующую оценку: «Политические системы некоторых арабских стран приобрели определенную долю открытости. Но это идет на пользу главным образом исламским фундаменталистам. Короче говоря, в арабском мире западная демократия усиливает антизападные политические силы»³.

Следовательно, причиной неисполнения предписаний вероустава нередко является не до конца осознанное (ощущаемое) понимание личностью ислама. В данном ракурсе просматривается, что ценности ислама просто-напросто не доводятся до молодых людей. Немало религиозных деятелей определяющим фактором восприятия индивидуумом себя мусульманином считают этнический аспект (рождение в традиционно мусульманском государстве). Однако наличие свободного общества, допускающего ознакомление с какими-то новыми, нетрадиционными для мусульман, «культурными веяниями», в буквальном смысле обязывает разъяснять ценностные ориентации исламской религии и для молодых мусульман. Понимание необходимости этого очень важно, т. к. современный мир, полный внешних прикрас и соблазнов, воздействует на человека, нередко поглощая его внутренний мир.

В то же время в рамках рассматриваемых вопросов проявляется еще одна парадоксальность: именно наличие открытого общества позволяет индивидууму укрепить свое пребывание в исламе осознанно-чувственно. В свете невостребованности морально-нравственных принципов в пропагандируемом «новом обществе» немало людей начинают искать пути выхода из ситуации. А отсюда – иное отношение к религиозным ценностям, т. е. к вере, в которой личные духовные устремления (поиски истины) могут найти свою значимость. Тем самым вполне возможно «пробуждение» сознания в направлении нахождения реализации своего внутреннего мироощущения именно в исламе. Но если этнические мусульмане могут ощутить принадлежность к исламу, изначально воспринимая его в качестве «своей» религии, то немало людей принимают эту религию, ранее будучи убежденными в его «чуждости» своим убеждениям. Таким образом, «открытость» всего мирового пространства глобализации позволяет не просто сохранять традиции мусульманства, но и расширять географию ислама.

Глобализация и нахождение в исламе «своего я»

Как уже отмечалось в исследовании, глобализационный проект, декларирующий «счастье для всех и каждого», в действительности приводит к человеческому одиночеству с перспективой «умирания по одному». Этот «путь» вполне ожидаем еще и потому, что в условиях глобализации исчезает всякого рода самоидентичность. Самосохранение личности (нации, народности) возможно с точки зрения соблюдения ею (ими) культурных традиций, передаваемых из поколения в поколение. Но глобализация ликвидирует эту возможность. В этом контексте ислам оказывается той притягательной силой, которая может объединить людей, пытающихся противостоять шагам по «манкуртизации» мирового сообщества. Так, директор Института глобальных стратегий (Украина) Вадим Карасев считает, что «мораль в современном обществе коммерциализована, она становится все менее и менее значима. А значимость приобретают сейчас деньги, удовольствие, консюмеризм... Тут, безусловно, западная культура проигрывает, потому что она аморальна и антиморальна (кино, порнография, наркотики, насилие и т. д.)... Западная культура все меньше и меньше способна нормировать и легитимировать социальные отношения... Западное общество захочет нормальных упорядоченных правил и норм поведения... На эту роль как раз претендует ислам. Он выдвигает свою культурную, экономическую и властную альтернативу. Ислам вносит новую мораль в общество, в т. ч. бытовую, а общество без морали жить не может»⁴. Вторит В. Карасеву эксперт Московского центра Карнеги, профессор МГИМО МИД России Алексей Малашенко: «Иерархия причин, которые побуждают человека принимать ислам... зависит от региона, личной ситуации и т. д. Например, это связано с желанием поменять веру. А это, в свою очередь, связано с разочарованием в окружающем мире... Я думаю, что ислам рассматривается как альтернатива западной культуре... Можно допустить, что те люди, которые переходят в ислам... ищут в этой религии ответа на какие-то социальные проблемы»⁵.

Таким образом, ответ на вопрос, по какой причине именно ислам, а не другая религия оказывается в «эпицентре» сегодняшних духовных поисков, лежит на поверхности. И заключается причина повсеместного прихода в мусульманство в ценностях ислама. Так, по Корану все религии являются единым духовным целым, созданным Богом по Его единому плану: «Мы ниспослали Таурат (Тору), в котором содержится верное руководство и свет. Покорившиеся пророки выносили по нему решения для исповедующих иудаизм... Вслед за ними Мы отправили Ису (Иисуса), сына Марьям (Марии), с подтверждением истинности того, что было прежде ниспослано в Таурате (Торе). Мы даровали ему Инджил (Евангелие), в котором было верное руководство и свет, которое подтверждало то, что было прежде ниспослано в Таурате (Торе)... Мы ниспослали тебе Писание с истиной в подтверждение прежних Писаний, и для того, чтобы оно предохраняло их (или свидетельствовало о них; или возвысилось над ними»⁶. Тем самым Коран относится к людям Писания как к членам единой семьи «предавшихся Всевышнему», противопоставляя их язычникам, что свидетельствует о подразделении людей по исламу на «верующих» и «неверующих».

Вместе с тем в исламе нет присущего протестантизму разделения людей на изначально «правых» и «греховных». Опять-таки главным принципом здесь является факт: «верный» или «неверный» человек Богу. А отсюда отсутствие понятия коллективной ответственности, потому что каждый перед Богом отвечает за свои поступки сам («Каждая душа приобретает грехи только во вред самой себе. Ни одна душа не понесет чужого бремени. Затем вам предстоит вернуться к вашему Господу, и Он поведает вам о том, в чем вы расходились во мнениях»⁷. Лишь Господь определяет «верен» или «неверен» Ему человек (в зависимости от деяний). То есть не изначальное предопределение, а поступки личности являются определяющими для оценки Всевышним ее деятельности. Здесь речь идет о полнейшем равенстве перед Богом всех и каждого в зависимости от равной и полной ответственности каждого индивидуума за свои деяния, тем более что между человеком и Всевышним нет никаких посредников. С учетом же того, что в исламе отсутствует аппарат религиозной администрации, отпадает вопрос «отпущения грехов» верующему человеком, пусть и «представителем» Бога на Земле. Поэтому, отвечая за свои деяния только перед Всевышним, верующий ощущает свою связь с Господом непосредственно.

С другой стороны, в исламе все члены уммы равны перед Богом вне зависимости от национальной идентичности. Это признает даже американский политолог и социолог Фрэнсис Фукуяма, которого при всем искреннем желании невозможно обвинить в симпатиях к мусульманству: «Призыв ислама потенциально универсален, он обращается ко всем людям как таковым, а не как к членам конкретной этнической или национальной труппы»⁸. То есть «право избранничества» в мусульманстве отсутствует в корне. Как пишет О. Попов, «соблюдение чистоты еврейской крови и недопущение (или минимизация) смешанных браков освящается религией иудаизма как самый важный ее канон... В биологической и этнической природе иудаизма – его фундаментальное отличие от... христианства, ислама, буддизма, которые не имеют биологической “основы” и природы, но лишь духовную»⁹. Согласно Корану, среди знамений Господа – «различие ваших языков и цветов»¹⁰. В данном контексте британский философ и социальный антрополог Эрнест Геллнер пишет: «Разнообразие мусульманской цивилизации сейчас – твердо установленный факт... Ислам трансэтничен и транссоциален: он не приравнивает веру к верованиям какого-либо одного сообщества (даже всей совокупности верующих). Но транссоциальная истина, которая может судить социальные, – это Книга плюс Традиция, записанное Откровение, а не институция»¹¹.

Привлекательность ислама для людей – и в его отказе от аскетизма. Коран призывает мусульманина не быть сторонним наблюдателем происходящих процессов, а созидать на пути к Истине. С одной стороны, данный аспект позволяет индивидууму быть оцененным Господом по достоинству (согласно реальным поступкам); с другой – не быть безактивным и безынициативным «винтиком» в «чужих» руках. Тем самым активность проявляется как в духовной сфере (поклонение Господу), так и «мирской жизни» (необходимость труда). По словам имама каирского университета «Аль-Азхар» шейха Мухаммада Сайеда Тантауи, «Ислам не предполагает, что мусульманин должен всегда находиться в мечети или жить в пещере, как отшельник! Ислам требует от мусульманина... быть наилучшим примером подлинно цивилизованного человека... а в науке быть среди ведущих ученых. Он побуждает каждого мусульманина вести уравновешенный и здоровый образ жизни»¹². В этом же контексте находится и постоянный призыв Корана разуметь, размышлять, анализировать над знамениями Господа. Как отмечает одна из ведущих на Западе специалистов по истории религий, воспитанная в католическом монастыре Карен Армстронг, «мусульманам надлежит не пренебрегать силами рассудка, а, напротив, взирать на мир с вниманием и любознательностью. Именно этот подход позднее позволил арабам развить замечательную традицию естествознания, в котором ислам в отличие от христианства не видел большой угрозы для веры»¹³.

Целесообразно также отметить, что, признавая частную собственность, мусульманство не проводит различия между богатыми и бедными. И если протестантизм как бы оставляет бедного («слабого») на обочине жизни, обосновывая такое состояние человека изначальной определенностью, ислам предписывает людям с достатком оказывать помощь нуждающимся и сиротам. Кроме того, богатство человека, согласно Корану, не является «единовременным» и на всю жизнь. Господь определяет – достоин ли его обладатель всего, что имеет? А параллельно предполагает возможность изменения материальных условий неимущих.

Кроме того, именно в исламе огромные права получила женщина. Так, согласно Корану, ей были предоставлены законные права на развод и наследование части недвижимой собственности своей семьи; осуществился запрет на принуждение женщин к вступлению в брак; убийство (захоронение заживо) дочерей стало незаконным и нравственно недопустимым и т. д.

Изложенные выше (в очень краткой форме) религиозные принципы ислама становятся притягательными для масс людей. Со слов К. Армстронг, «эта религия принесла человечеству учение, помогшее миллионам людей обрести Бога и душевный покой, найти смысл своего существования... Сама я не мусульманка, но именно углубленное изучение ислама дало мне лично ощущение того, чем может быть монотеистическая религия в своем высшем выражении»¹⁴. Не случайно известный российский писатель и журналист Леонид Млечин утверждает, что «ислам действительно как самая молодая из распространенных религий обладает большим потенциалом развития. Переход в ислам является очень активным, в христианство так не переходят. Ислам распространяется»¹⁵.

Но при всем этом, что довольно симптоматично, критики мусульманства говорят об отсутствии в исламе «норм демократии», т. к. в этой религии отсутствует-де возможность для проявления индивидуумом собственной воли. Например, заслуженный профессор кафедры ближневосточных исследований в Принстонском университете Бернард Льюис ссылается на «отсутствие в классической исламской политической философии и практике понятия гражданина как свободного и активного члена гражданского сообщества»¹⁶.

Ислам, демократия и свобода выбора

Через призму пропагандирования «факта» «отсутствия в мусульманстве демократических принципов» авторы проекта глобализации пытаются нанести один из «ударов» по исламу. Но в данном аспекте вопрос в том, что подразумевается под термином «демократия». Дословно понятие «демократия» переводится как народовластие. Но словосочетание «народная власть» не может быть «включено» в основу религии в принципе. Другое дело, что исламская политическая система вполне может функционировать на основе осуществления народом власти, согласно законам, ниспосланным Аллахом. Как отмечается во Всеобщей исламской декларации прав человека (1981 г.), Господь «даровал человечеству право и мораль, позволяющие установить и регулировать все необходимые институты и отношения... Права человека в силу божественности их источника и предназначения не могут быть упразднены или ограничены ни правительствами, ни какими бы то ни было институтами власти»¹⁷. Краеугольной основой ислама является вера в Суд Аллаха. Однако именно в данном ракурсе нередко утверждается, что раз справедливость Божьего Суда является проявлением непогрешимости Аллаха, то Господь изначально безошибочно управляет всем и вся; следовательно, индивидуум несвободен с момента рождения.

Коран гласит совершенно иное. В буквальном смысле Аллах изначально призывает человека: делай так, а не иначе. То есть Господь определил, что есть разрешенным в жизни человека, а что запрещено. И посредством пророка Мухаммада, да благословит и приветствует его Аллах, Всевышний довел Свои слова до индивидуумов. Значит, люди слышали (слышат) сказанное Богом. Но все ли воспринимают? И в этом контексте Господь фактически предоставляет личности право выбора, предупреждая, что за совершение разрешенного (добрых дел) человек попадет в Рай, а в случае греховного образа жизни – конкретному лицу уготована дорога в Ад. То есть человек перед принятием какого-то решения уже знает, согласно Словам Аллаха, данное деяние несет отпечаток разрешенного или греховного. И волен принять решение самостоятельно. Как писал выдающийся мыслитель и богослов аль-Газали, «деяния могут считаться ценными только в том случае, если основой веры является сознательный шаг к добродетели... которые человек совершает сам и по своей волей и которые дают возможность человеку достичь очень больших и величественных стандартов»¹⁸.

Да, невозможно не признавать, что Аллах знает путь каждого заблаговременно: «Любое несчастье, которое происходит на земле и с вами самими, записано в Писании еще до того, как Мы сотворили его. Воистину, это для Аллаха легко»¹⁹; «Разве ты не знаешь, что Аллаху известно то, что на небе и на земле? Воистину, это есть в Писании. Воистину, это для Аллаха легко»²⁰. Но индивидуум-то не располагает этой информацией. И иногда он остается как бы перед дилеммой – принять или отвергнуть путь к Истине (в каждом отдельном случае). А это и есть право выбора. Согласно М. С. Тантауи, «Аллах одарил человека силой разума... и силой воли, чтобы можно было двигаться в избранном направлении»²¹, т. е. Господь, имея неограниченные возможности, желает сознательного поклонения, а не обязуемого. А уж от того, насколько человек исполняет предписания Господа, зависит оценка его Всевышним: «Скажи: “Разве равны слепой и зрячий? Или же равны мраки и свет?”»²². Поэтому многих привлекает в ислам не только факт возможности самостоятельного выбора пути, но и то, что оценивает все действия человека Господь непосредственно. И даже пророку (да благословит и приветствует его Аллах) запрещено судить человека; он лишь передает слова Господа. А «расчет» на Господе: «Воистину, твой Господь лучше знает тех, кто сошел с Его пути, и лучше знает тех, кто следует прямым путем»²³; «Он сказал: “Господи! Воистину, они – люди неверующие”. Отвернись же от них и скажи: “Мир!” Скоро они узнают»²⁴.

Таким образом, свобода выбора не означает вседозволенность (это-де предопределено Господом), а, наоборот, призывает к ответственности человека за совершаемое, т. к. любой поступок будет оцениваться Всевышним. Поэтому совершение греховного деяния происходит от человека непосредственно: «Кто совершил грех, тот совершил его во вред себе. Аллах – Знающий, Мудрый»25. Но для понимания сути ислама в данном аспекте важно осознание того, что, даже согрешив, человек не теряет надежду на прощение Господа: «О те, которые уверовали! Раскаивайтесь перед Аллахом искренне! Может быть, ваш Господь простит ваши злодеяния и введет вас в Райские сады, в которых текут реки»26; «Любое бедствие постигает вас лишь за то, что приобрели ваши руки, и Он прощает вам многое»²⁷. И при этом Всевышний все время призывает людей к добру: «Тем, кто уверовал в Аллаха и поступал праведно, Он простит злодеяния и введет их в Райские сады, в которых текут реки. Они пребудут там вечно»²⁸; «А тем, которые уверовали и совершали праведные деяния, уготованы прощение и великая награда»²⁹. То есть истинная вера подразумевает исполнение добрых дел.

Как отмечал выдающийся русский философ XIX в. Владимир Соловьев, «мы нигде не находим в Коране признания отвлеченной, чисто теоретической веры: Мухаммед никогда не разделяет веру от дел веры... А о такой мнимой вере, которая не выражается ни в каких добрых делах, в Коране даже не упоминается»³⁰. То есть Господь призывает не к бездумному (механическому) исполнению ритуалов, а к реальным деяниям во имя веры, что отмечается и аль-Газали: «Верующий человек, который совершает определенные молитвы или исполняет определенные формы поклонения, но в то же самое время после этого совершает какие-то злостные поступки, или груб в отношениях с людьми, издевается над бедными и жесток с беспомощными, тогда как можно назвать такого человека праведным?»³¹.

Ислам, джихад и милосердие

Выше уже отмечалось, что ислам не приемлет аскетизма, а подразумевает реальное проявление веры. Именно в плане деяний на пути к Истине прежде всего должен рассматриваться джихад, подразумевающий (в переводе с арабского) «борьбу, усилие, усердие, рвение на пути Аллаха». Очень красиво об этом сказала Валерия Порохова: «“Убей неверного” толкуется не так, как нужно. “Убей неверного” – это убей неверие в себе, и называется это “Джихад Кабир” – великий джихад, когда вы убиваете в себе неверного. Потому что мы очень часто материально обусловлены, очень часто... Вот когда вы можете побороть в себе стремление к излишествам, к каким-то баснословным деньгам в банковском исчислении, любовь к золоту, любовь к женщинам, когда вы можете справиться со своими излишествами, вы совершаете великий джихад, и вы убиваете неверного в себе»³². Другими словами, джихад – это намерение совершать благие поступки во имя Аллаха, благодаря чему «Человек получит только то, к чему он стремился. Его устремления будут увидены, а затем он получит воздаяние сполна»³³. Но джихад не ограничивается исключительно внутренней борьбой за свое «очищение» путем противостояния соблазнам и низменным инстинктам, а подразумевает реальные действия по распространению ислама, активность на пути к установлению социальной справедливости, а также защиту самого себя, своей семьи, своей веры или территории своей страны от внешних агрессоров. Таким образом, джихад подразделяется на две ипостаси: усердие в вере, т. е. борьба с личными низменными страстями (большой джихад), и справедливое сражение за веру (малый джихад).

Нередко под понятие «сражение за веру» ряд комментаторов подводят словосочетание «священная война», однако, по исламу, войны подразделяются на «законные» и «незаконные» (справедливые и несправедливые). Под малым джихадом (справедливая война) подразумевается отражение агрессии: «Дозволено тем, против кого сражаются, сражаться, потому что с ними поступили несправедливо. Воистину, Аллах способен помочь им»³⁴. Но при этом Коран вновь равняет всех «верных» Богу, противопоставляя верующих неверующим: «Они были несправедливо изгнаны из своих жилищ только за то, что говорили: «Наш Господь – Аллах». Если бы Аллах не позволил одним людям защищаться от других, то были бы разрушены кельи, церкви, синагоги и мечети, в которых премного поминают имя Аллаха»³⁵. Но в любом случае война должна вестись только во имя Господа: «Отчего вам не сражаться на пути Аллаха и ради слабых мужчин, женщин и детей?»³⁶ и только в случае совершенной агрессии: «Сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается против вас, но не преступайте границы дозволенного. Воистину, Аллах не любит преступников»³⁷. Если же у противной стороны нет агрессивных устремлений против мусульман, то, как гласит Коран, «Аллах не запрещает вам быть добрыми и справедливыми с теми, которые не сражались с вами из-за религии и не изгоняли вас из ваших жилищ. Воистину, Аллах любит беспристрастных»³⁸.

Эти аяты подтверждают миролюбие ислама, т. к. и в случае малого джихада ни в кой мере не должны страдать невинные люди. Не случайно фетва (2004 г.) Международной ассоциации мусульманских ученых (МСИУ) о сопротивлении оккупационным войскам в Ираке, призвав иракцев, вынужденных по необходимости служить в иракской армии или в полиции, не причинять вреда своими согражданами, обратилась с «убедительной просьбой к бойцам сопротивления не наносить вреда иракским полицейским или солдатам, если только они не оказывают прямую поддержку врагу»³⁹. Кроме того, в фетве особо была отмечена недопустимость страдания женщин, детей и стариков, «даже если они являются гражданами стран-оккупантов... убийства лиц, не участвующих в боевых действиях»⁴⁰. Причем улемы отметили, что ислам запрещает агрессию против невинных людей, будь то посягательство на их жизнь, собственность или честь. Это было подчеркнуто при том, что сопротивление является «обязанностью» каждого дееспособного мусульманина, как проживающего в стране, так и за ее пределами. Опять-таки вышеизложенное соответствует Корану: «И пусть ненависть людей не подтолкнет вас к несправедливости. Будьте справедливы, ибо это ближе к богобоязненности. Бойтесь Аллаха, ведь Аллах ведает о том, что вы совершаете»⁴¹. Как отмечает глава Международной ассоциации мусульманских ученых IAMS, один из ведущих современных исламских теологов, председатель Европейского совета по фетвам и исследованиям Юсуф аль-Карадави, «сопротивление не становится джихадом без определенных условий. Первое: наличие намерения для возвеличения слова Аллаха, в том смысле чтобы джихад был на пути Аллаха, чтобы слово Аллаха было превыше всего. И потом, чтобы джихад велся под знаменем ислама, где должны соблюдаться положения шариата, относительно сражения, когда можно сражаться только с тем, кто сражается с тобой. Преступление этих границ есть преступление законов шариата. Исламская война строго регламентируется морально-нравственным кодексом»⁴². Ведь «Ни одна душа не понесет чужого бремени»⁴³. Как отмечал тот же Ю. аль-Карадави, «очень прискорбно видеть людей, называющих себя мусульманами и делающих ни в чем не повинных граждан «козлами отпущения» за политику, проводимую их правительствами. Какое преступление совершили простые люди?.. В исламе нет места концепции «цель оправдывает средства». Считается недопустимым стремиться к добру, совершая злодеяния»⁴⁴.

Вместе с тем при намерении агрессора идти на мирные переговоры мусульманам повелевается принять предложение: «Если они склоняются к миру, ты тоже склоняйся к миру и уповай на Аллаха. Воистину, Он – Слышащий, Знающий»⁴⁵; «Если же они отступили от вас, не стали сражаться с вами и предложили вам мир, то Аллах не открывает вам пути против них»⁴⁶. В данном контексте явно усматривается гуманное отношение к мирным жителям. И данный аспект имеет подтверждения в истории, в частности, 1187 г., когда султан Каира Салахаддин Айюби, освободивший Иерусалим от крестоносцев, пощадил всех христиан: католики покинули город, а православные продолжили спокойное проживание в нем. Вместе с тем гуманизм предписан Господом и в отношении военнопленных: «Когда же вы ослабите их, то крепите оковы. А потом или милуйте, или же берите выкуп до тех пор, пока война не сложит свое бремя»⁴⁷.

Мало этого, ислам запрещает агрессию в корне, причем настолько, что немотивированное убийство даже одного индивидуума приравнивается к лишению жизни всего человечества: «кто убьет человека не за убийство или распространение нечестия на земле, тот словно убил всех людей, а кто сохранит жизнь человеку, тот словно сохранит жизнь всем людям»⁴⁸. Но и убийство «по праву» (кровная месть) строго регламентируется: «О те, которые уверовали! Вам предписано возмездие за убитых: свободный – за свободного, раб – за раба, женщина – за женщину... А кто преступит границы дозволенного после этого, того постигнут мучительные страдания»⁴⁹; «Мы предписали им в нем: душа – за душу, глаз – за глаз, нос – за нос, ухо – за ухо, зуб – за зуб, а за раны – возмездие... Те же, которые не принимают решений в соответствии с тем, что ниспослал Аллах, являются беззаконниками»⁵⁰. И в этом аспекте ислам демонстрирует свое миролюбие, значительно ограничивая действия кровной мести, в предшествующий период нередко приводившей к продолжительным межплеменным войнам.

Но милосердие ислама идет еще дальше, т. к. в обоих вышеприведенных аятах Господь указывает на предпочтительность прощения возмездию: «Если же убийца прощен своим братом, то следует поступить по справедливости и уплатить ему выкуп надлежащим образом. Таково облегчение от вашего Господа и милость»⁵¹; «Но если кто-нибудь пожертвует этим, то это станет для него искуплением»⁵². При этом Всевышний фактически поощряет прощение, обещая за это свое расположение прислушавшемуся к Его словам: «Воздаянием за зло является равноценное зло. Но если кто простит и установит мир, то его награда будет за Аллахом. Воистину, Он не любит беззаконников»⁵³; «Стремитесь к прощению вашего Господа и Раю, ширина которого равна небесам и земле, уготованному для богобоязненных, которые делают пожертвования в радости и в горе, сдерживают гнев и прощают людей. Воистину, Аллах любит творящих добро»⁵⁴.

Таким образом, джихад, будучи проявлением усердия на пути к Истине (в рамках допустимых деяний), является богоугодным делом: «Те из верующих, которые отсиживаются, не испытывая тягот, не равны тем, которые сражаются на пути Аллаха своим имуществом и своими душами. Аллах возвысил тех, которые сражаются своим имуществом и своими душами, над теми, которые отсиживаются, на целую степень, но каждому из них Аллах обещал наилучшее»⁵⁵. Все вышеизложенное свидетельствует о неслучайности подчеркивания в итоговой резолюции форума «Ислам – религия мира и созидания» (Чечня, сентябрь 2007 г.) того факта, что ислам «содержит в себе огромный потенциал для развития гражданских основ человеческого общества, современное состояние которого во многих случаях, к сожалению, противоречит вечным и универсальным ценностям»⁵⁶. И в этом – сила ислама, его притягательность для людей.

Но как раз поток людей в мусульманство вызывает различные формы «атаки» глобалистов на ислам. Так, сотрудник политотдела МИД ФРГ Вольфганг фон Эрффа утверждает, что «сегодня мир противостоит более не только панарабскому, но и воинствующему панисламскому вызову»⁵⁷. А уже вследствие аналогичного рода пассажей в ход пускаются идеологические лозунги типа угрозы «исламского фундаментализма». В данном аспекте преследуются не только цели «компрометации» ислама, но и далеко идущие геополитические планы.

Пути ослабления глобалистами мусульманского мира. «Угроза» «исламского фундаментализма»

Вполне естественно, что в условиях падения морально-нравственных устоев в обществе глобалистов не может не беспокоить нахождение многими людьми своего «Я» в исламе. Ведь тем самым идея внерелигиозного трансгосударства становится «всего лишь» теорией. Поэтому авторами проекта разрабатываются различного рода формы представления мусульманства «человеконенавистнической» религией, а мусульман – «человеконенавистниками». Как указывает профессор политических наук Международного малайзийского исламского университета Лоуей Сафи, «эта компания политически мотивирована и инициируется власть имущими представителями западной цивилизации, видящими в исламе... претендента на роль лидера цивилизации... Кампания против ислама – сознательное и намеренное усилие... чтобы дискредитировать мировую религию, представляющую собой достойную альтернативу западному атеизму... Для ограничения распространения ислама и противопоставления ему общественного мнения необходимо представить его как религию диктата, ведущую к репрессиям и насилию»⁵⁸. Первым пунктом в ряду «мусульманских страшилок» идет «угроза исламского фундаментализма».

Так, генеральный директор Европейского центра стратегических исследований в области разведки и безопасности Клод Монике утверждает, что «на политическому уровне исламисты пытаются ниспровергать западное общество, оспаривая гуманные ценности, такие как сексуальное равенство, свобода религии, свобода слова и т. д... Они знают, конечно, что в этой битве им не победить, но они надеются создать или углубить культурное и социальное разделение между мусульманами и немусульманами. Идея состоит в том, чтобы радикализировать мусульманские сообщества. На террористическом уровне исламисты организовывают тыловые и оперативные ячейки»⁵⁹. Дж. Буш же в период пребывания в Монголии (в рамках визита в страны Азии в 2005 г.), согласно информации интернет-вещания радиостанции «Голос Америки», сказал следующее: «Как и коммунизм, исламский фундаментализм учит, что можно убивать невинных людей для достижения бесчеловечных целей... Как и коммунизм, исламский фундаментализм отрицает свободу, утверждая, что живущие свободно люди слабы и испорчены»_⁶⁰. Кроме того, в тот же период на основе речи Дж. Буша в Национальном фонде демократии (Вашингтон) была подготовлена справка Белого дома, которая при подчеркивании «важной роли мусульман» в войне с терроризмом непосредственно террор преподнесла исключительно в антиисламском духе: «Террористы служат четкой и целенаправленной идеологии. Эта идеология известна как исламский радикализм, воинствующий джихадизм или исламофашизм... Эти боевики будут преследовать цель создать радикальную исламскую империю»⁶¹. Данные цитаты особых комментариев не требуют.

Вообще термин «фундаментализм» в религиозном контексте впервые прозвучал в начале ХХ в. Бостоне (США), где протестантские священники призывали вернуться к религиозным основам (fundamentations) для возрождения религиозных принципов в их первозданной чистоте. Применяемое же вне мусульманского мира к исламу понятие «фундаментализм» отождествляется с «бездушным фанатизмом», «терроризмом» и «античеловечностью». В этой связи руководитель отдела сравнительно-теоретических исследований Института востоковедения РАН Роберт Ланда пишет, что «бездоказательность и хаотичность подобного рода обвинений, во многом проистекающих от незнания реального положения вещей, отсутствия информации, а также преобладания поверхностно-эмоциональной иррациональной реакции, опасны сами по себе, ибо рвут связи между христианским Западом и мусульманским Востоком. Кроме того, они искажают, упрощают и даже затемняют непростую реальность мира ислама, в рамках которой многие явления сегодняшнего дня не поддаются однозначным определениям»⁶². Как говорит глава российского суфийского ордена «Ниматуллахи» Леонид Тираспольский, «для большинства людей Запада ислам ассоциируется с чем-то примитивным, чуждым и враждебным. Но терроризм и фундаментализм не более выражают сущность ислама, чем инквизиция и крестовые походы – сущность христианства»⁶³.

Вместе с тем один из значительных теоретиков современной социологии британец Энтони Гидденс отмечает, что «в современном мире действительно имеет место быть борьба между фундаментализмом, его реакцией на глобализацию и более открытым космополитическим обществом. Но дело в том, что фундаментализм не ограничивается религиозным, исламским фундаментализмом – например, многие решения и поступки правительства Джорджа Буша определяются тем, что в нем много христианских фундаменталистов»⁶⁴. Представитель Opus Dei в России и Финляндии Александр Хавард идет еще дальше: «Проблема – не ислам. Проблема – это христиане, которые не живут христианской жизнью. Христиане – соль земли. Но если соль потеряет силу... Проблема в том, что люди, призванные к святости (все крещеные без всяких исключений), стремятся не к святости, а к комфорту. Мусульманство не опасность. Опасность – это мы сами»⁶⁵.

Таким образом, на Западе (как и в России) признают искусственность термина «исламский фундаментализм» да еще в «античеловеческой» трактовке. Хотя, по утверждению завотделом межотношений университета имени Георга-Аугуста (Геттинген, Германия) Бассама Тиби, «фундаментализм во всех религиях являет собой мировоззрение, основывающееся на божественном порядке»⁶⁶. А зампред президиума общественно-политического движения Российский народно-демократический союз Ирина Хакамада, в свою очередь, пишет: «Фундаментализм... не историческая традиция, это религиозный идеал. Немаловажно, что для исламского фундаментализма нет противоречия между религией и прогрессом, но есть противоречие между религией и вестернизацией. Более того, религиозные принципы, по мнению теоретиков фундаментализма, наиболее соответствуют прогрессивному развитию в мусульманском мире. Данная доктрина сильна не тем, что зовет назад к Корану, а тем, что призывает двигаться в будущее с Кораном. Можно сказать, что исламский фундаментализм превратился в прагматичную и динамичную идеологию, умеющую откликаться на новые веяния»⁶⁷.

Французский специалист в области политической коммуникации Cедрик Хусез приоткрывает завесу над причиной появления антиисламских терминов: «Представление исламизма как нового тоталитаризма, сравнимого с нацизмом или коммунизмом, помогает драматизировать ситуацию... позволяет изобрести угрозу и оправдать любые возможные военные преступления... Если исламизм – это тоталитаризм, то те, кто отказывается бороться с ним или рассматривать его как главную угрозу нашей эпохи, являются пособниками тоталитаризма»⁶⁸. Это высказывание однозначно подтверждает сознательное преподнесение «джихадизма» (терминология Дж. Буша) «визитной карточкой» ислама.

Геополитика и инициирование «угрозы ислама»

В целом аспект «представления» мира ислама «агрессивным движением» имеет свои истоки. Согласно шефу-редактору International department Radio France International-RFI Ришару Лабевьеру, «порождение» «международного исламского терроризма» было необходимо США для «обеспечения» геополитического поражения социалистической системы (через афганскую эпопею), получения контроля над мировым нефтерынком и ослабления движения к «арабскому национализму» на Ближнем Востоке. Однако, как представляется, параллельно («втемную») ставилась задача дискредитации исламской доктрины в целом, как средство ослабления мусульманского мира. В любом случае использование в борьбе против СССР «исламского фактора» (прежде всего Саудовская Аравия, Пакистан и в значительно меньшей степени Турция) было беспроигрышным вариантом, т. к. мир ислама к глобалистским коммунистическим лозунгам относился с опаской. Так, руководитель и преподаватель по хадисам благотворительного фонда «Дар аль-Хадис» (Саудовская Аравия) Мухаммад ибн Джамил Зину писал: «Основы, на которых зиждется коммунизм, многочисленны... Отрицание Аллаха, религий, посланников и священных миссий. В этом состоит лозунг коммунистов: “Никакого бога нет, а вся жизнь представляет собой материю”. Разрушение всяческих ценностей, морали и добродетелей. Всяческое разжигание ненависти и вражды между богатыми и бедными. Отмена частной собственности для всех, кроме коммунистических вождей, хотя она является врожденным инстинктом человека»⁶⁹.

Но раз в период двуполярного мира «исламский фактор» использовался супердержавами в геополитических целях, следовательно, он не мог не быть задействован и после распада СССР для ослабления России. Поэтому в контексте активизации атлантических и европейских глобалистов в отношении России в начале 1990-х гг. (экономический фактор в «лице» «Вашингтонского консенсуса» и идеологический как в форме «внесения» элементов «западной культуры», так и в католическо-протестантском обрамлении) появление «исламской составляющей» выглядит не случайным. И аналогично тому, что за католическо-протестантским «внедрением» на постсоветское пространство стояли политические интересы Запада, распространение в этом ареале «исламского фундаментализма», как это может показаться неправдоподобным на первый взгляд, шло под кураторством тех же сил. Через дестабилизационный «северокавказский фактор» с «исламским оттенком» планировалось ослабить влияние России на Южном Кавказе и в Центральной Азии. В этом же контексте видится и создание в 1991 г. «Организации непредставленных наций и народов» (ЮНПО), ставшей основным на Западе идеологическим защитником «чеченского и абхазского сопротивления».

Именно в данном контексте можно рассматривать длинный шлейф геополитических игр вокруг каспийской «трубы», начавшихся в первые годы последнего десятилетия прошлого века, когда Западом были предприняты беспрецедентные усилия для обеспечения попадания апшеронской нефти в Европу, минуя Россию. Москва, однако, не была едина в направлении кавказской политики. Здесь имелись противоречия между оборонным (П. Грачев) и внешнеполитическим (А. Козырев) ведомствами (данный вопрос подробно рассматривается автором в подготавливаемом для публикации специальном исследовании). Не вдаваясь в тонкости причин внешне межведомственного конфликта, можно отметить, что сторонники реализации идеи новороссийского пути доставки бакинской нефти инициировали агрессию Армении против Азербайджана, приведшей к аннексии шести азербайджанских районов.

Хотя внешне захват азербайджанских территорий представлялся результатом действий «армянских сил», в реалии эти акции были осуществлены при непосредственном руководстве со стороны Минобороны России и широком участии российской армии. Тем самым силовики вынуждали официальный Баку сменить прозападную ориентацию и «направить» бакинскую нефть в Европу через Новороссийск. Вследствие же утери Азербайджаном исконных территорий в 1993 г. для Запада возникла явная угроза вынужденной смены внешнеполитического курса Баку на пророссийский. Именно этим фактором объясняется получение Россией на данном этапе «своего» «Карабаха» на Северном Кавказе. Пункты Кизляр, Буденновск, Первомайск, в которых на протяжении 1990-х гг. происходили теракты и вооруженные столкновения, располагались аккурат на российском маршруте вывоза каспийской нефти. Тем самым блокировалось успешное функционирование «новороссийской трубы», «сердце» которой оказалось в Чечне. Таким образом, Северный Кавказ стал эпицентром дестабилизации в России, фоном которой предстал «исламский фундаментализм», «обрамленный» в «наимоднейшую» до последнего период «ваххабитскую одежду» (автор использует термин «ваххабизм» как более привычный для читателя, чем «салафизм»).

«Исламский оттенок» кавказских событий явился основанием для утверждения в различных кругах о «фундаментальном арабском следе» в России. Однако, как уже отмечалось, весь Ближний Восток, включая и мусульманские страны, в начале 1990-х гг. оказался в такой же «зоне внимания» атлантико-европейского пространства, как и независимое Российское государство. Следовательно, каких-то особых возможностей для проведения независимой политики да еще вне «своей» площади у исламских стран просто-напросто не было. Именно этот факт оттеняет «неисламский» маршрут «ваххабитского вторжения» на территорию России, тем более в условиях геополитического устремления в страну Запада. Другое дело, что стратегическая близость к Вашингтону Саудовской Аравии позволяла воспользоваться «исламскими возможностями» этой страны для проникновения в северокавказский регион. Впрочем, вплоть до сего дня у многих нет понимания не только того, почему именно ваххабизм был «экспортирован» в Россию, но и что он представляет собой в целом. Ряд исследователей называют ваххабизм «мусульманским протестантизмом». Другие считают его «еретическим течением», пытающимся «модернизировать» традиционные формы ислама в привязке к современности. Однако четкой картины встретить не удается. В рамках данного исследования представляется целесообразным хотя бы в общих чертах рассмотреть истоки появления этого движения.

Истоки ваххабизма

На просторах Интернета на различных языках можно обнаружить электронный вариант книги «Признания английского шпиона», источником которого является турецкий сайт (со ссылкой на турецкое издательство). Книга составлена на основе представления М. Сыддик Гюмюшем со своими комментариями воспоминаний сотрудника британского Министерства по делам колоний «мистера Хамфера», который «сумел посредством соблазна привлечь на свою сторону неджского Мухаммеда в Басре в 1713 г., обманным путем создать с его помощью так называемое ваххабитское течение в исламе»⁷⁰. Как вспоминает Хамфер, «в 1710 г. указанное министерство поставило перед ним «две задачи... Первая – искать слабые места исламской религии, которые мы могли бы использовать в своих интересах и способствовать расколу ислама изнутри. Вторая... найти слабые места в исламе, насадить внутри него вражду, ненависть друг к другу... Необходимо приложить немало усилий с тем, чтобы достичь желанного результата, чтобы Османская империя и Иран ослабли»⁷¹.

Рассказывая о своих похождениях на Востоке, Хамфер подходит к моменту знакомства «с одним молодым человеком по имени Мухаммед бен Абдул Ваххаб Ан-Наджадий, который... был по характеру до предела честолюбивый, темпераментный, враждебно настроенный к властям Османской империи... он решил проявить себя и создать новое течение в исламе. И это течение называется ваххабитским течением... В результате нескольких лет усилий министерству удалось привлечь на свою сторону Мухаммеда бен Сауда, эмира Ад-Дараия... Ваххабизм стал государственной религией Ад-Дараия, и это было начало возникновения ваххабитского учения в исламе. Наши силы укрепились»⁷². Комментатор же добавляет, что «10 фундаментальных утверждений ваххабитского учения сформулированы и внедрены в исламскую религию гражданином Англии мистером Хамфером через Мухаммеда бен Абдул Ваххаба... Ваххабитское учение создано англичанами специально для подрыва ислама изнутри и последующего его уничтожения... Ваххабиты называли всех неваххабитов язычниками. Убивали всех, кто не принимал ваххабитское учение... Священный Коран толковали по своему усмотрению»73.

В связи с вышеизложенным следует отметить, что британское Министерство колоний было создано в 1854 г., до этого существовала должность госсекретаря по делам колоний (с 1768 г.). Один этот факт наводит на серьезные сомнения в плане достоверности представленных в цитируемой книге материалов. Да и фамилию Хамфер больше нигде встретить не удалось. Факт же «турецкого следа» публикации «Признаний...» позволяет предполагать наличие намерения представить ваххабизм «порождением» Британии в целях раскола Оманской империи. В данном аспекте можно признать, что Британия действительно различными путями пыталась ослабить империю Османов, вынуждая султана предоставлять Лондону политико-экономические уступки. И движение ваххабитов внешне вполне укладывалось в «схему» давления на Порту. Об этом говорит и один из мусульманских богословов прошлого муфтий Мекки Ахмад бен Зайни Дахляни: «Османская империя в то время представляла собой государство, ослабленное внутренним расколом... Политическая история ваххабизма началась с... борьбы на ослабление централизованного государства. Ваххабиты пошли в наступление, и первой жертвой их натиска и оккупации стал Йемен»⁷⁴. Фактически ваххабиты подняли восстание против империи.

Вместе с тем изложенная в «Признаниях...» идея британцев о расколе ислама (на секты), а в целом и исламского мира реально ведь существовала. Как отмечает декан факультета сравнительного изучения религий Дамаскского университета (Сирия), член Высшего совета Оксфордского университета (Великобритания) Мухаммад Саид Рамадан аль-Бути, «усилия Запада в прошлом были направлены на раскол единого ислама и противопоставление исламских школ, но потерпели неудачу. Запад тогда пошел по пути политизации исламских движений... Западные политики... исламскую составляющую политических движений... стремились заменить политической деятельностью, которая велась по определенным правилам, введенным в оборот западной политической мыслью»⁷⁵. С этой точки зрения действия ваххабитов «укладывались» в «схему дробления» ислама. Тем более что внешне ваххабизм был направлен против «наносного» ислама; призывал беспощадно бороться с «отступниками веры» – шиитами, османскими султанами-«лжехалифами» и пашами. Как отмечается в распространенном в Интернете материале «Ас-Саляфия: правда и вымысел» (в дальнейшем «Ас-С», издание Министерства по делам ислама, вакфов и исламского призыва Королевства Саудовская Аравия), призыв ибн Ваххаба «был направлен на искоренение всего того наносного, что было привнесено в учение ислама, и исправление внедрившихся в него пороков». Здесь целесообразно признать, что в рассматриваемый период Османская империя переживала упадок, одной из причин чего являлось разложение общества, в т. ч. и в морально-нравственном направлении.

Дальнейшую ситуацию, складывавшуюся вокруг «ваххабитского движения», довольно подробно описывает А. бен Зайни Дахляни: «Реакцией мусульманского общества на деятельность ваххабитов в Мекке и Медине явилось судебное определение, в котором было сказано, что людей, разделяющих взгляды ваххабитов, как и их самих, следует считать вероотступниками... Всем выходцам из области Ад-Дария, правители которой поддерживали идеологов ваххабизма, было запрещено совершать хадж»⁷⁶. В трактовке «Ас-С» такая реакция на движение вполне естественна: «Было совершенно ясно, что призыв шейха Мухаммада ибн Абдель-Ваххаба, направленный на исправление сложившегося положения путем возвращения к чистому исламу, встретит откровенное неприятие со стороны так называемых “знатоков” религии, вызовет страх и опасения перед более компетентными теологами»⁷⁷.

Однако к 1800 г. ваххабиты блокировали Мекку и захватили Медину. Так на рубеже XIX в. эмирату Саудидов удалось овладеть Хиджазом путем объединения под своей властью почти всей Аравии. Но ваххабиты не ограничались только военно-политическими успехами, претендуя и на распространение своего «видения мира». В данном контексте у А. бен Зайни Дахляни ваххабизм предстает как движение, могущее не только применить силу против единоверцев, но и противопоставляющее себя мусульманам: «Первым их деянием стало разграбление святой комнаты, где находилась могила Пророка Мухаммада, мир ему... Главное бедствие, которое принесло мусульманскому миру распространение ваххабизма, – это раскол в исламском мире... ваххабитов можно было отличить по внешнему виду: как правило, они брили головы, носили длинные нерасчесанные бороды и подворачивали узкие брюки»⁷⁸. Последний аспект был не случаен, ведь подчеркивалось, что принадлежность к ваххабизму должна была особым внешним видом, т. к. «ваххабит не должен подражать неверным» (причем под «неверными» понимались и мусульмане, ведущие образ жизни не «по-ваххабитски»). Справедливости ради нужно отметить, что вопрос, скажем, длины одежды у мужчин обсуждался еще в период пророка, но нес он тогда совершенно иной отпечаток и не был проявлением «чистоты в исламе».

Безусловно, ваххабитскому движению можно придать окраску арабского национализма, т. к. антиосманская направленность имела конечной целью освобождение от «османского ига» при объединение арабских стран под знаменем «чистого» ислама. Но к середине XIX в. ваххабизм вышел за пределы арабского мира. К этому периоду антиколониальной борьбой была охвачена Индия, и одна из сил в этом движении была «ваххабитской». Причем лидер индийских ваххабитов С. А. Барелви открыто проповедовал священную войну с «неверными», захватившими власть в Индии. Тем самым ваххабизм «перерос» национальный фон. Вполне возможно, что термин «ваххабиты» возник с легкой руки англичан, называвших так лиц, выступавших с позиций аль-Ваххаба. Но в любом случае англичане национально-освободительной борьбе придали религиозное звучание. В этой связи «Ас-С» подчеркивает: «СМИ наводнили разговоры о некоем «ваххабизме» и «ваххабитах». Этот термин... англичане в годы их колониального владычества сознательно использовали... чтобы посеять рознь в среде исламской нации, понимая, что единство мусульман представляет главную опасность для их господства в колонизированных ими исламских странах... Сторонники движения не выбирали для себя подобного названия... тем более что оно некорректно в лексическом и историческом плане... это имя, которым английские колонизаторы нарекли сторонников саляфитского движения в Индии»⁷⁹. И здесь «Ас-С» использует другой термин: «Королевство Саудовская Аравия... возложило на себя почетную обязанность проповедовать Истинный ислам, распространять и поддерживать саляфизм со времени создания государства Саудитов, когда произошла историческая встреча двух достопочтимых имамов Мухаммада ибн Сауда и шейха Мухаммада ибн Абдель-Ваххаба»⁸⁰.

В целом понятие салафизм означает ориентированность на пример Пророка, его сподвижников и праведных предков (ас-салаф ас-салихин). Первые салафиты были ханбалистского мазхаба. На рубеже XIII–XIV вв. великий мусульманский мыслитель Ибн Теймия создал необходимую для движения салафитов мировоззренческую, правовую и философскую основу. Согласно «Ас-С», «метод “саляфитов” отличается умеренностью взглядов и центристским положением относительно других методологических систем и направлений, непримиримостью к нововведениям (бидаа), адекватностью и здравым смыслом». Азербайджанский философ, блестящий знаток мировых религий Айдын Али-Заде раскрывает значение «связки» «ваххабизм-салафизм»: «То, что называют “ваххабизмом”, это лишь небольшая часть салафизма, в котором много различных течений, и не все они радикалы. Правильнее говорить о том, что движение аравийских “ваххабитов” XVIII в. использовало или взяло за основу салафийские идеи и интерпретировало их по-своему, радикализировало их. Что касается современных “ваххабитов”, то некоторые из них часто вообще совершенно отдаленно напоминают то, о чем говорил Ибн Теймия»⁸¹.

Нефтепровод, Кавказ и ваххабизм

В России термин «ваххабизм» стал фиксироваться с начала 1990-х гг. прошлого века, когда на территории страны появились представители ряда ближневосточных фондов и организаций. Согласно оперативной справке российских спецслужб (ноябрь 1992 г.), «большую часть эмиссаров составляют приверженцы ваххабитского толкования ислама, финансирующие Исламскую партию возрождения. По оперативным данным, только ее филиалу в Дагестане Саудовской Аравией в текущем году выделено 17 млн долларов. В республике эмиссары активно используют структуры махачкалинского Исламского культурного центра. В этом плане выделяется... также руководитель филиала международной исламской организации “Спасение” по Северному Кавказу и Азербайджану... который финансирует подготовку боевиков в Чечне»⁸². Под «Спасением» подразумевалась организация «Аль Игаса», московское отделение которой было зарегистрировано Минюстом России в том же ноябре (причем в течение суток, несмотря на отведенный месячный срок для регистрации).

Как усматривается, за «внедрением» на «поле» Северного Кавказа ваххабизма явно просматривается политический аспект, выразившийся в геоборьбе за определение маршрута апшеронской нефти в Европу. Именно в этом ракурсе можно анализировать события вокруг Северного Кавказа, получившие свое развитие в 1993 г. В данном контексте представляется не случайным придание плану «осложнения» реализации новороссийского маршрута «исламского оттенка» с «ваххабитской составляющей», «закамуфлированной» к тому же в одежду «кавказского сопротивления». Инициированием в качестве основы по дестабилизации ситуации на Северном Кавказе «исламского фактора» с «ваххабитским» лицом внешними управленцами решалось несколько задач. Во-первых, термин «ваххабизм» был совершенно новым для слуха, поэтому им можно было манипулировать сознанием людей в любом направлением. Во-вторых, с учетом антиимперского характера начальных шагов исторического ваххабизма разворачивавшиеся события можно было представить как религиозное движение, направленное на вывод региона из состава России. В-третьих (опыт все той же истории), не представляло труда обыграть ситуацию как проявление борьбы этнических мусульман с «неверными», подведя под этот термин всех «остальных» (путем «рекламы» в СМИ «джихадовской» направляющей), параллельно противопоставив северокавказцев другим нациям и народностям. В-четвертых, ваххабитский «почерк» событий приводил к противоречиям в мусульманской умме, т. к. в этом регионе сильными были суфийские традиции. В-пятых, ваххабитская терминология инициаторами происходившего «демонстрировала» мусульманский мир в целом, что торпедировало налаживание «добрых, сердечных» взаимоотношений Москвы с исламским миром. Формирующаяся на этом фоне ненависть к мусульманской части населения могла подвести к противостоянию почти 20 млн российских мусульман с представителями других конфессий и стать основанием для скандирования в этнически мусульманских образованиях России лозунгов «самостоятельности».

Кроме того, «успех» «ваххабитского движения» мог перекинуться в Центральную Азию, что становилось угрозой утери Россией позиций в этом регионе. Таким образом, «включение» ваххабизма в северокавказский «исламский фактор» в целом было направлено на ослабление России, что полностью укладывалось в комбинацию, изложенную З. Бжезинским. Следовательно, «внедрение» именно «ваххабитской одежды» на северокавказское «поле с нефтяной трубой» было четко просчитанным решением. При всем этом посредством ваххабитского обрамления «сопротивления», нередко принимавшего жесточайший характер, для всего «цивилизованного мира» ислам «преподносился» в качестве агрессивнейшей и чуждой религии, что должно было привести к уменьшению потока людей в ислам по всему миру.

В данном аспекте можно отметить, что без поддержки во властных структурах России данная «комбинация» с «насаживанием» «ваххабитского фактора» во внутрироссийскую политику была бы невозможна. Именно в этом контексте целесообразно рассматривать столь «трогательно» скорую регистрацию российским Минюстом «Аль Игасы». «Продвижение» же ваххабизма «сверху» отчетливо проявилось к концу 1990-х гг. Так, летом 1998 г. Аслан Масхадов объявил ваххабитов вне закона, констатировав, что их структуры «не подчиняются органам власти и финансируются из-за рубежа». В свою очередь, в Дагестане ваххабизм был признан «экстремистским религиозным течением». Однако 22 июля того же года комиссия при президенте России «по противодействию политическому экстремизму» с участием директора ФСБ, российских министров юстиции, внутренних дел и национальностей высказалась в том духе, что ваххабизм не несет экстремистский характер. Как следствие, уже через три дня Конгресс мусульман Северного Кавказа, осудив ваххабизм, обвинил российские власти в его «косвенной поддержке». Сам А. Масхадов как-то заявил следующее: «Я и сегодня против всяких течений, в том числе и ваххабизма, который делит мусульман... Их цель – внести раскол между мусульманами и развязать гражданскую войну. Все эти муллы и муфтии проходили обучение ваххабизму в определенных учебных заведениях»⁸³.

В этом ракурсе симптоматичным является свидетельство, заслуживающее того, чтобы быть приведенным объемно. Возглавлявший в 1999 г. группировку федеральных сил в Дагестане генерал Геннадий Трошев вспоминает, что председатель правительства РФ в тот период «С. Степашин посещает логово ваххабитов в Дагестане... и остается вполне доволен. “Хорошие, добрые парни, – успокаивает он общественность. – Труженики”. Мало того, глава правительства послал дагестанским ваххабитам гуманитарную помощь! В Махачкале только удивленно развели руками. Что тут скажешь! Комментарии излишни. Через полгода эти сельские “труженики”, используя годами подготовленную и хорошо укрепленную оборону, полмесяца сдерживали удары авиации и артиллерии федеральных войск... Парадокс! Видимо, такое, к сожалению, может случиться только у нас. Масхадов в Чечне больше двух лет боролся с ваххабизмом, дошло до вооруженных стычек, а Москва палец о палец не ударила не только чтобы ему помочь, но и для уничтожения экстремистских группировок в глубине своей территории ничего не сделала. В общем, на юге России были созданы все условия для распространения ваххабизма по всему Кавказу. Все было готово для войны»⁸⁴.

Тем самым, как отмечает сопредседатель организации русских мусульман «Прямой путь», автор замечательного перевода смыслов Корана Валерия Порохова, «искусственно ввели в мусульманскую общину России термины, нехарактерные для нее, – экстремизм и ваххабизм»⁸⁵. Искусственность культивации «ваххабитского фактора» подтверждается также и тем, что он перестал «действовать» с 2006 г., когда апшеронское «черное золото» «отправилось» по джейханскому маршруту.

Пути использования «ваххабитского фактора» руководителями различных уровней

Если отдельные силы в центральной российской власти «продвигали» ваххабизм «вглубь и вширь» для реализации серьезнейших политических целей, руководители местного масштаба искусственно использовали этот фактор для укрепления собственных позиций. В частности, весьма распространенным путем достижения этого стала «демонстрация» процесса «расползания ваххабизма». Так, приводится пример, что, «рапортуя о “решении проблемы религиозного экстремизма”, руководство КЧР хорошо понимает, что ваххабиты – прекрасный повод для шантажа и спекуляций. “Руководству Карачаево-Черкесии ваххабиты нужны, – говорит член политсовета ОПД “Возрождение” Ян Свидер. – Лучшее средство, чтобы пугать Москву”»⁸⁶.

Аналогичного рода «акции» необходимы местным властям не только для подтверждения своей незаменимости центру. Под предлогом борьбы с ваххабитами региональные лидеры решали и продолжают решать задачи устранения своих политических и экономических конкурентов в регионе. Так, еще в 1999 г. председатель Исламского комитета России Гейдар Джемаль, отмечая заинтересованность отдельных сил в Кремле в разрастании на Северном Кавказе вооруженного конфликта, отмечал его выгоду «правящей группировке в Махачкале, т. н. “даргинскому клану”... Что касается режима Магомадали Магомадова (лидер Дагестана в 1983–2006 гг. – Прим. авт.), то и для него война, очевидно, является крайне выгодным предприятием. Под предлогом “борьбы с ваххабитами” махачкалинская клика уже фактически легализовала “клановые” вооруженные формирования, создает собственную наемную армию, требует дополнительных ассигнований из федерального центра, львиная доля которых будет разворована местной номенклатурой»⁸⁷. Кроме того, согласно профессору Центра славянских исследований университета Хоккайдо (Саппоро, Япония) Кимитаки Мацузато и доценту ДГУ Магомед-Расула Ибрагимова, «под предлогом “борьбы с ваххабизмом” ДУМД попыталось выстроить в Дагестане собственную иерархию квазицерковного типа... от отдельной мечетной общины до муфтия»⁸⁸.

В Кабардино-Балкарии, как пишет корреспондент «Новой газеты» Юлия Латынина, в 1993 г. верующие, собрав сумму для строительства мечети, «отдали их муфтию Пшихачеву, а тот положил их в банк “Нарт”, где они и пропали. Люди стали возмущаться, и возмущающимся отдали под мечеть бывший кинотеатр в Вольном Ауле. Поэтому, когда в середине 90-х всемогущий министр внутренних дел Шогенов предложил Духовному управлению составить списки ваххабитов, в них вошли те, кто интересовался, куда делись деньги на мечеть... Списки отдали в МВД, там посмотрели и сказали: “Мало”. Пятьдесят ваххабитов – не то число, при виде которого Москва даст деньги на борьбу с ваххабизмом. Списки разослали участковым. Те сели у дверей мечетей и включили в списки всех, кто туда ходил. Потом эти списки отдали на утверждение муллам и в МВД. Родственников из списков вычеркивали бесплатно, остальных – как договоришься. В окончательном виде – с вычеркнутыми родичами и вписанными врагами – в списках оказались 422 человека»⁸⁹. (В скобках можно заметить, что перу Юлии Латыниной принадлежат самые, наверное, сильные произведения о ситуации на Северном Кавказе «изнутри», демонстрирующие центристско-местный тандем – «Джаханнам, или До встречи в Аду» и «Ниязбек»).

В свою очередь, в Адыгее под предлогом борьбы с экстремизмом местные органы власти провели ряд показательных процессов по выдворению из республики ряда репатриантов. Нередко дело доходит и до абсурда. Так, по информации российских СМИ, департамент народного образования той же Кабардино-Балкарии обязал администрацию школ составлять списки детей, которые носят исламские имена и молятся. Вместе с тем «ваххабитский фактор» активно использовался бизнесменами по всей России, вытеснявших «кавказских» конкурентов с рынков сбыта. Не случайно в 2005 г. ведущие российские правозащитники обратились к президенту РФ с требованием прекратить преследования мусульман в России: «Нас необычайно тревожит практика преследований представителей мусульманской общественности под предлогом борьбы с религиозным экстремизмом и “ваххабизмом”... призываем Вас предпринять самые энергичные меры, сделать все зависящее от Вас, чтобы пресечь фабрикацию уголовных дел под предлогом борьбы с ваххабизмом»⁹⁰. Комментарии излишни.

На основе вышезложенного можно заявить, что отсутствие единства в мусульманской умме ослабляет мир ислама и является причиной искусственной политизации этой религии заинтересованными силами. Но даже не это самое актуальное. В условиях ставящейся авторами глобализации задачи по искоренению религиозных ценностей из жизни человека единство не допустит раздробление уммы как первого шага по уничтожению мира ислама. Да, идея внерелигиозной надстройки глобализационного трансгосударства в корне противоречит доктрине мусульманства. Но для противостояния этому процессу необходимо прежде всего разрешить задачу по устранению враждебности внутри исламского мира. Тем более что без единства невозможно достижение экономического процветания мусульманскими государствами, т. к. всегда будет существовать возможность инициирования в них политической нестабильности. Кроме того, только единый ислам, без разделения на ветви, может довести до многих истинное значение веры в судьбе человека.

Единство мусульман как основной шаг по противостоянию опасным тенденциям глобал-проекта

В целом разделение мусульман в корне противоречит Корану, согласно которому нельзя быть «в числе тех, которые внесли раскол в свою религию и стали сектами, каждая из которых радуется тому, что имеет»⁹¹; «Не походите на тех, которые разделились и впали в разногласия после того, как к ним явились ясные знамения. Именно им уготованы великие мучения»⁹². Основа единения – в акыде, которая для мусульман неизменна, вне зависимости от обстоятельств, формации или жизненного уклада. Необходимость соблюдения неизменяемого вероустава признают все мусульмане без исключения. Но ислам – это не слепое поклонение Господу, потому что в таком случае религия станет подобной искусственной догматической идеологии. Ислам – это разумно-чувственное восприятие слов Аллаха для людей на все времена – для жизни в этом и следующем мирах. Поэтому, будучи живой религией, образом жизни человека, ислам призывает не к искусственному, а к реальнейшему объединению между людьми на основе осознанно-прочувственного понимания слов Аллаха. На основе созданных Всевышним палитры красок и гармонии в мире. В этом контексте, со слов президента Североамериканского совета по фикху Музаммиля Сиддики, «когда мы говорим о единстве, то должны помнить о том, что оно не означает единообразия... не подразумевает отсутствия какой-либо разницы во мнениях... не требует отсутствия разнообразия. Разнообразие – благое свойство, разобщенность же несет вред. Первое является проявлением милости Господа, а вторая – проклятием. И единства можно достигнуть, не жертвуя различиями. Единство означает общие задачи и общие цели. Среди единого народа есть различные люди, но они решают одни и те же задачи и стремятся к достижению одних и тех же целей»⁹³.

Первый и основной шаг к единству – не обвинять друг друга в неверии. И очень важно, что данное понимание есть в исламе. Еще в прошлом веке бывший ректор университета «аль-Азхар» Махмуд Шалтут издал фетву, в которой отмечалось, что «по шариату разрешено следовать положениям джафаритского мазхаба, известного как мазхаб 12 имамов (шиизм. – Прим. авт.), подобно остальным суннитским мазхабам. И необходимо мусульманам знать об этом и воздерживаться от проявлений ненависти»⁹⁴. Ю. Карадави говорит: «Не надо склоняться к какому-то направлению, да еще рьяно отвергая другие течения. Негоже ваххабиту или салафиту слепо преследовать суфиев, и наоборот... У суфиев можно взять лучшее: их опыт очищения и совершенствования, например... Я призываю к примирению всех патриотических сил в исламском мире – между суннитами и шиитами, националистами и исламистами, правителями и управляемыми. Надо преодолеть эти пропасти, чтобы спастись от настоящих угроз – от наших врагов и от кризисов, экономических, политических. Для этого надо объединиться на основе добродетели и очищения»⁹⁵.

Совместная фетва (2005 г.) объединяющего суннитов и шиитов Всемирного союза исламских ученых гласит, что «любой, кто является последователем одного из четырех суннитских мазхабов... шиитских течений джафария, зайдия, а также ибадия и захирия, считается мусульманином... Недопустимо обвинять его в неверии, посягать на его жизнь, честь и имущество. Кроме того, запрещается обвинять в неверии приверженцев ашаризма и тех, кто исповедует истинный суфизм, продолжая традиции предков. В общем, непозволительно причислять к атеистам любую группу мусульман, которые веруют во Всевышнего Аллаха и Его Пророка, да благословит Аллах его и род его, уважают догматы религии, не отвергая ни один из них... Мы призываем к урегулированию разногласий среди мусульман»⁹⁶. Не случайно создана Ассоциация сближения исламских мазхабов, генеральный секретарь которой Мохаммад Али Тасхири (один из самых влиятельных иранских богословов и политиков) отмечает, что в исламе «все мусульмане сходятся по основным, фундаментальным вопросам, точно так же они сходятся в едином мнении по большинству практических вопросов шариата»⁹⁷. М. А. Тасхири, кстати, является заместителем председателя МСИУ.

Как усматривается из вышеизложенного, в мусульманском мире есть отчетливое понимание необходимости прекращения противостояния внутри уммы. И единение мусульман назрело. В противном случае заинтересованные политические силы будут пользоваться слабостью разъединения уммы и, с одной стороны, сталкивать людей под «исламским прикрытием», противопоставляя одних мусульман другим, а с другой – продолжать пугать весь мир наличием «исламской угрозы». Кроме того, отсутствие единения позволяет глобалистам вводить в оборот такие термины, как «агрессивный ислам», «умеренный ислам», достигая вышеозвученных целей. Но ислам един на все время. Он просто неизменен, поэтому не может подразделяться на «мягкий» или «жесткий». Как говорил Н. Бердяев, «вера может быть лишь интегральной, целостной, в ней ничего нельзя уступить. Тогда только она жизненна, тогда только она может вдохновить к активности»⁹⁸.

Другое дело, что единение может и должно происходить на основе коранических принципов, которые соблюдаются всеми мусульманами, т. е. на основе вероустава, признаваемого всеми без исключения. Как пишет заведующий отделом международных отношений университета им. Георга-Аугуста (Геттинген, Германия) Бассам Тиби, «исламский мир чрезвычайно разнообразен, но его многообразие укладывается в общий спектр, который следует именовать исламской цивилизацией»⁹⁹. В этом контексте особое значение приобретают идеи аль-васатыйя (Wasatiya), в которых под понятием «срединности» подразумевается прежде всего созидательный аспект, а именно «способствовать созиданию универсальной цивилизации мира во благо каждого человека на земле и всего человеческого рода»¹⁰⁰. Основой же этого созидания являются слова Аллаха: «Вы являетесь лучшей из общин, появившейся на благо человечества, повелевая совершать одобряемое, удерживая от предосудительного и веруя в Аллаха»¹⁰¹.

Вместе с тем единство мусульманского мира не является «внутренним фактором» для уммы. Реальное объединение мусульман позволит изменить планетарную геополитическую ситуацию в пользу мира ислама. Да, можно быть уверенными в том, что несметные природные богатства и уникальное географическое расположение мусульманского мира в контексте с другими факторами (финансовый рынок мусульманских стран оценивается в триллион американских долларов, а оборот оружейного рынка на Ближнем Востоке приближается к 60–80 млрд долларов и т. д.) не могут не привести к инспирированию заинтересованными силами новых очагов напряженности в этих регионах. Но также уверенно можно заявлять, что наличие единой исламской уммы будет способствовать не столько сопротивлению глобализационному проекту, сколько созданию реальнейших условий для ведения «самостоятельной» внешнеполитической деятельности. Тем более что условия для этого есть, и немалые.

Например, около 2/3 экспорта нефти из Персидского залива приходится на Азию, где предполагается свыше 70% мирового роста потребления нефти, прогнозируемого International Energy Agency на ближайшие десятилетия. Следовательно, растущие восточноазиатские инвестиции на Ближнем Востоке и опасения утери этого рынка могут привести к активному участию Китая и Индии в создании условий для политической стабилизации региона. В данном аспекте просматривается возможность сближения арабского Востока с азиатским регионом (так, министр финансов Гонконга заявил о намерении города привлекать инвестиции из исламского мира). Аналогично можно использовать и иные внешнеполитические приоритеты. Например, с учетом противоречий между атлантическим и кремлевским «видением мира» можно рассматривать вопрос о сближении с Россией в определенных вопросах, тем более что традиции такой политики есть. Вполне реально, что можно играть на геопротивостоянии между США и Европой и т. д. Но лишь единство мира ислама позволит достичь желаемого.

Как представляется, для доведения и раскрытия вышеизложенных взглядов в планетарном масштабе особая роль должна быть отведена СМИ, в особенности электронным. Тем самым, как заметил Ч. Айтматов, люди будут получать «религиозные потоки идей как духовное назидание и подспорье в необходимости вечного божественного слова, питающего гуманизм»¹⁰².

Глобализация, ислам и межрелигиозный диалог

Ответом на вызовы глобализации могут стать развитие и видоизменение межрелигиозного диалога. Вполне естественно, что ислам не может принять какого-либо «консенсуса» с теми пропагандируемыми атрибутами жизни «нового мирового порядка», которые идут вразрез с мусульманской доктриной. Поэтому нередко именно ислам обвиняют в нежелании налаживать межрелигиозный диалог. Однако при этом в качестве причины невозможности ведения диалога с представителями мусульманства приводятся «самостоятельные» комментарии к Корану или ссылки на высказывания исламских теологов, которые анализируются неглубинно.

Например, цитируются следующие слова Мухаммад ибн Джамил Зину: «Чтобы быть мусульманином, человек должен соблюсти следующие условия... Враждебно относиться к многобожникам и неверным. Сколько же еще есть мусульман, чистых и свободных от язычества, но не питающих к язычникам вражды! В подобном случае человек не может быть истинным мусульманином, так как он игнорирует принцип всех посланников»¹⁰³. Возможно, термин «неверный» подводит к тому, что цитата воспринимается призывом к вражде и ненависти к представителям других конфессий. Но выше ведь уже отмечалось, что под словом «неверный» подразумевается неверный Богу, т. е. все тот же многобожник-язычник, между которым и верующим проходит «водораздел» во всех мировых религиях. Это подчеркивает и французский историк, специалист в области еврейской истории Леон Поляков: «Могут задать вопрос: а как же быть с призывом: “убивайте неверных, где бы вы их ни обнаружили”?.. Это насилие направлено исключительно против политеистов, против арабских идолопоклонников, которые не хотят признавать Божественный порядок»¹⁰⁴.

Да и сам же М. ибн Джамил Зину раскрывает пути борьбы с «неверным»: «Вести с ним Джихад словом и сердцем по мере сил и возможностей, в особенности против тех, кто ищет помощи не у Аллаха»¹⁰⁵. Словом и сердцем... И никаких агрессивных призывов. Причем не только в отношении конфессий немусульман, но и язычников. Вновь слово Л. Полякову: «Ислам – это прежде всего религия терпимости. Нет ничего более фальшивого, чем рассматривать ее в соответствии с весьма распространенным подходом как уничтожающую любое сопротивление огнем и мечом... Это религия, соответствующая человеческим меркам, понимающая возможности человека и его слабости»¹⁰⁶. Основа же здесь – в Коране: «Может быть, Аллах установит дружбу между вами и теми, с кем вы враждуете. Аллах – Всемогущий. Аллах – Прощающий, Милосердный. Аллах не запрещает вам быть добрыми и справедливыми с теми, которые не сражались с вами из-за религии и не изгоняли вас из ваших жилищ. Воистину, Аллах любит беспристрастных»¹⁰⁷.

Просто должно быть желание видеть и слышать то, что реально стоит за каждым аятом или действием. В противном же случае происходит искусственное противопоставление мировых религий друг с другом. Так, в Рекомендации ПАСЕ 1556 от 2002 г., с одной стороны, говорится, что «приверженцы двух христианских традиций не проявляют особого интереса... к исламской культуре, которая все более становится частью европейского ландшафта»¹⁰⁸. С другой – идет полнейшая дискриминация ислама в Европе: «Просить Европейский конвент включить европейские религии и христианские традиции в преамбулу будущей европейской конституции в качестве основы достоинства человеческой личности и прав человека и этических корней европейской самобытности»¹⁰⁹. Комментарии здесь излишни.

В целом нахождение точек соприкосновения с представителями других конфессий не противоречит Корану: «О люди! Воистину, Мы создали вас из мужчины и женщины и сделали вас народами и племенами, чтобы вы узнавали друг друга, и самый почитаемый перед Аллахом среди вас – наиболее богобоязненный. Воистину, Аллах – Знающий, Ведающий»¹¹⁰. Основой же находящегося вполне «в зоне досягаемости» диалога может стать взаимопонимание в плане противопоставления глобализационному проекту единства в сохранении и пропаганде морально-нравственных ценностей, проповедуемых религией. Коран гласит: «О люди Писания! Давайте придем к единому слову для нас и для вас, о том, что мы не будем поклоняться никому, кроме Аллаха, не будем приобщать к Нему никаких сотоварищей и не будем считать друг друга господами наряду с Аллахом»¹¹¹; «Если вступаете в спор с людьми Писания, то ведите его наилучшим образом. Это не относится к тем из них, которые поступают несправедливо. Скажите: “Мы уверовали в то, что ниспослано нам, и то, что ниспослано вам. Наш Бог и ваш Бог – один, и мы покоряемся только Ему”»¹¹². Безусловно, в этих аятах содержится явный призыв строить взаимоотношения не на конфронтационной основе, а путем нахождения аспектов сближения. В этом же контексте Коран подчеркивает необходимость убеждения лучшим примером: «Призывай на путь Господа мудростью и добрым увещеванием и веди спор с ними наилучшим образом»¹¹³.

Как отмечает М. А. Тасхири, «обе стороны должны уважать мнения и убеждения друг друга... Священный Коран демонстрирует яркие примеры способов ведения диалога, в том числе гибкость, лояльность и отсутствие фанатизма в методах и в конце концов избрание наилучших путей... Целью диалога является выработка сторонами единых позиций... И вследствие этого будем сотрудничать в данных рамках в сфере добра, богобоязненности и воздержания от грехов и вражды друг с другом»¹¹⁴. М. А. Тасхири не случайно затрагивает аспект «добра». В Коране сказано: «Пусть среди вас будет группа людей, которые будут призывать к добру, повелевать одобряемое и запрещать предосудительное. Именно они окажутся преуспевшими»¹¹⁵; «Если бы Аллах не позволил одним людям защищаться от других, то были бы разрушены кельи, церкви, синагоги и мечети, в которых премного поминают имя Аллаха. Аллах непременно помогает тому, кто помогает Ему»¹¹⁶.

Надо признать, что в этом же направлении размышляют и вне мусульманского мира. В. фон Эрффа пишет: «Основной акцент должен делаться на новые подходы к справедливости и миру в международной политике, а также на усилия по разрешению тлеющих региональных конфликтов. Здесь были бы целесообразны циклы конференций ЕС и исламских государств на межправительственном уровне»¹¹⁷. И эта мысль созвучна резолюции Гудермесского миротворческого форума: «Участники форума призывают религиозных и государственных деятелей, политические и общественные организации сконцентрировать свои усилия на... развитии диалога между исламом и другими религиями на основе общечеловеческих ценностей, утверждении принципов гуманизма, братского сотрудничества во имя сохранения и развития культурно-многообразного мира, противодействии идеям насилия; формировании единства ислама и исламской идентичности, создании альянса цивилизаций против религиозного экстремизма и радикализма»¹¹⁸.

Ислам и католицизм

Как уже было продемонстрировано в исследовании, на протяжении всей мировой истории «функционировал» (и продолжает развиваться) тандем светской и духовной власти, осуществлявшийся в интересах реализации геополитических устремлений правителей разных стран. В аналогичном ключе протекали и (и движутся) взаимоотношения между миром ислама и его немусульманским окружением.

В середине прошлого века стало фиксироваться внешнеполитическое потепление между рядом европейских стран и арабским Востоком, вызванное рядом политических «игр». Данная линия в основном была характерна для Ш. де Голля. Как представляется, именно этой тенденцией было обусловлено появление положений Декларации 1965 г. Nostra aetate (II Ватиканский собор) в направлении исламского мира: «Церковь с уважением относится и к мусульманам, поклоняющимся Единому Богу... Хотя последователи ислама и не признают Иисуса Богом, они все же почитают Его как пророка и чтят Его девственную Матерь, Марию... Они ценят нравственную жизнь и высоко чтят Бога молитвой, милостыней и постом. Хотя в течение веков между христианами и мусульманами возникали немалые разногласия и вражда, Священный собор призывает всех предать забвению прошлое и искренне стремиться ко взаимопониманию, а также совместно оберегать и поддерживать ради всех людей социальную справедливость, нравственные ценности, мир и свободу»¹¹⁹.

Причины политизированности практически всех решений II Ватиканского собора уже рассматривались. В контексте же развития католическо-исламских отношений можно добавить, что их основой в тот период, в условиях противостояния Старого и Нового Света, а также проарабской позиции Советского Союза, являлось намерение Европы укрепиться в мусульманском мире. С того периода эта геоподоплека взаимоотношений Европы и Ближнего Востока практически не изменилась. Павел II продолжил данный курс, в 1985 г. призвав в своем выступлении перед пятидесятитысячной мусульманской аудиторией в Марокко к установлению «мира и единства между людьми и народами, составляющими на Земле единое сообщество». В 2001 г. Павел II совершил молитву о мире в Дамаске и вошел в мечеть Омейядов. А в 2004 г. в резиденции Павла II представители христианской, иудейской и мусульманской религий со всего мира слушали симфоническую музыку после принесенного понтификом от имени католической церкви прощения у мусульман за «крестовые походы», у иудеев – «за иные прежние грехи». В 2005 г. по инициативе считавшегося первым кандидатом в преемники Павла II кардинала Анжело Сколы («венецианский патриарх») стал выпускаться международный журнал Oasis (при научном центре), рассматривавший вопросы диалога с мусульманами. Презентуя эту инициативу в ЮНЕСКО, А. Скола высказался за необходимость общения между христианской и исламской культурами, т. к. «христиане и мусульмане, будь то в Европе или на Ближнем Востоке, должны жить вместе».

Однако после перехода папского престола к Бенедикту XVI ситуация стала претерпевать значительные изменения. Нередко этот факт связывается с личностью нового папы. Но анализ деятельности церковно-светского тандема свидетельствует, что никакой самостоятельности здесь нет. Просто-напросто восшествие Бенедикта XVI на престол происходило в период корректировки Европой «мусульманского курса» (возможно лишь, что Бенедикт XVI лучше А. Сколы мог освоиться с реализацией «новой модели» взаимоотношений с исламским миром). Как представляется, предопределяющим фактором в свертывании инициатив Павла II явилась реакция на изменившиеся внешнеполитические приоритеты Москвы, а также новые ходы вашингтонской администрации в ближневосточном направлении. Следствием чего и стало обострение католическо-исламских взаимоотношений.

Так, на научной конференции, проходившей в марте 2006 г. под патронажем Ватикана, итальянский историк Роберто де Маттеи назвал крестовые походы «ответом на мусульманское вторжение в христианские земли и разрушение святых мест». В сентябре 2006 г. Бенедикт XVI процитировал слова византийского императора XIV века Мануила II, что Мухаммад принес миру лишь «нечто злое и бесчеловечное, такое, как его приказ распространять мечом веру, которую он проповедовал». Довольно симптоматично, что это высказывание совпало с годовщиной т. н. «карикатурного скандала» (30 сентября 2005 г. в датской газете Jyllаnds-Posten в карикатурной форме был изображен пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует. Выступление папы вызвало негативную реакцию всего мусульманского мира, одной из «мягких» в которой был призыв университета «Аль-Азхар» к Ватикану с предложением научного подхода в изучении ислама, что позволит обеспечить взаимное уважение, необходимое для диалога между представителями разных религий (интересно, что главный сефардский раввин Израиля в письме к Юсуфу Карадави раскритиковал высказывания Бенедикта XVI). Таким образом, к началу 2007 г. в католическо-исламских взаимоотношениях произошла трещина. И ее пострезультатом стала отмена со стороны МСИУ запланированного на ноябрь–декабрь 2006 г. мусульманско-христианского саммита. При этом генеральный секретарь МСИУ Мохаммад Селим Аль-Ава отметил, что «Ватикан и МСИУ плодотворно трудились над подготовкой саммита, который мог стать историческим».

Конечно, факт отмены проведения диалога на высшем уровне между представителями христианского и исламского мира (Европой и мусульманскими странами) может подвести к определенным выводам о причинах, поспособствовавших этому. Но вне зависимости от результатов анализа для возобновления плодотворного диалога между католиками и мусульманами потребуется значительное время. Как представляется, одной из причин напряженности между католическим и исламским миром является сближение в позициях России и ведущих мусульманских стран.

Ислам и православие

Как уже отмечалось, после распада СССР Россия фактически отказалась от правопреемничества на внешнеполитический курс Советского Союза по многим направлениям. Только в первые годы XXI тысячелетия во внешнеполитических приоритетах Москвы стали происходить определенные подвижки, приведшие и к восстановлению промусульманского курса. В 2003 г. был реанимирован Российско-Арабский деловой совет. В том же году нынешний спецпредставитель президента РФ по связям с ОИК Вениамин Попов (в тот период посол по особым поручениям МИД РФ) писал: «В России тесное взаимодействие православной и мусульманской общин всегда было залогом стабильности общества... Мы также считаем недопустимым при формировании подходов к терроризму отождествлять его с исламом»¹²⁰. Идеологическое же обрамление новых внешних ориентиров России было «возложено» на религиозные структуры. Так, епископ Ставропольский и Владикавказский Феофан в 2004 г. говорил, что «адепты глобализации видят реализацию своих теоретических моделей в создании подобия технократического рая на земле, в котором не остается места ни для Бога, ни для веры. Этот путь равным образом неприемлем как для православия, так и для ислама»¹²¹.

Тем самым доктринальные установки по отношению к мусульманскому миру в целом и исламу в частности были подвергнуты мощнейшей корректировке. Постепенно и образ «прыгающих» вооруженных «бородачей-исламистов» начал исчезать с экранов российских телеканалов. А лейтмотивом выступлений многих политологов стало подчеркивание намерения «внешних сил» «не допустить укрепления России за счет инициирования дестабилизации в РФ путем столкновения между православными и мусульманами». В 2004 г. патриарх Московский и всея Руси Алексий в выступлении на канале ТВЦ заявил: «Ислам не проповедует терроризм, ислам не проповедует насилие, поэтому я думаю, что неправы те, кто говорит об агрессивности ислама. Еще по опыту жизни в Советском Союзе мы знаем, что и в Татарстане, и в Башкортостане русские, татары и башкиры жили вместе, мирно и никогда конфликтов между ними не было. Конфликты привнесены извне, со стороны тех, кто хочет разделить нашу страну еще и по вероисповедному принципу. Этим попыткам разделения надо противостоять»¹²². В этот же период заместитель председателя отдела внешних церковных связей Московского патриархата протоиерей Всеволод Чаплин, обсуждая предмет истории религий и основ православной культуры в российских школах, отмечал отсутствие церковного призыва к его преподаванию «всем в обязательном порядке... Предлагается несколько занятий на выбор, например, основы православной культуры, основы исламской культуры, для неверующих – основы светской этики»¹²³. А в 2005 г. в конференц-зале московской гостиницы «Россия» прошел первый в истории России публичный диспут между мусульманами и православными.

В аспекте вышеизложенного довольно симптоматичным выглядит следующее замечание С. Хантингтона: «“Холодная война” закончилась с исчезновением “железного занавеса”. Но как только был ликвидирован идеологический раздел Европы, вновь возродился ее культурный раздел на западное христианство, с одной стороны, и православие и ислам – с другой»¹²⁴. То есть подспудно С. Хантингтон ставит вопрос о геополитическом партнерстве России и мусульманского мира. И не случайно. Москва постепенно начала выходить с «промусульманскими настроениями» на международную арену. В 2005 г. Москва получила статус наблюдателя Организации Исламская конференция (ОИК). С 2006 г. функционирует т. н. группа стратегического видения «Россия – исламский мир», задачей которой провозглашены разработка рекомендаций по укреплению связей между РФ и исламскими государствами, повышение эффективности противостояния международному терроризму, налаживание более предметного диалога культур и религий и т. д. В данном контексте Юрий Лужков отмечает, что попытки «грубого навязывания мусульманским странам чуждых институтов, моделей поведения и ценностей приводят лишь к обратному результату – усилению позиций экстремистов... Мы имеем собственный, и немалый, опыт развития ислама в его миролюбивой, открытой и толерантной версии»¹²⁵.

В начале 2007 г. в ходе очередного заседания группы «Россия – исламский мир» были утверждены три проекта: издание книги о толерантности, написанной 15 авторами, представляющими разные религии и культуры, издание религиозных изданий; создание интернет-журнала «Россия – исламский мир» и учреждение комитета по присуждению ежегодных премий за достижения в исламо-христианском диалоге. Вслед за чем в феврале 2007 г. на международной конференции по вопросам безопасности в Мюнхене В. Путин, что уже отмечалось, сделал ряд резких внешнеполитических заявлений, подчеркнувших «новую мировую роль» России. И весьма показательно, что мюнхенское выступление российский президент предварил интервью межарабскому спутниковому телеканалу «Аль-Джазира», отметив, что «в странах Европы мусульманское население, даже если люди приобрели гражданство во втором поколении, считают себя поколением мигрантов. В России мусульмане – это неотъемлемая часть многонационального и многоконфессионального российского народа... они – полноправные члены нашего общества... Более тысячи лет мусульмане и христиане жили совместно на этой территории... выработалась и была создана некоторая особая этнокультурная общность... Российские мусульмане могут и должны чувствовать себя органичной частью мусульманского мира»¹²⁶. (В скобках можно заметить, что данное высказывание оказалось созвучно известным словам митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла: «Ислам является второй после православного христианства религией России не только по численности последователей и влиянию, но и по своему вкладу в строительство государства Российского... Значительная часть российского дворянства, в том числе и высшего, имела этнически мусульманское происхождение. Особенно заметным был вклад представителей основного мусульманского народа России – татар, которые подарили стране десятки военачальников, государственных деятелей и ученых. Мусульманская культура обогатила русский народ и во многом способствовала воспитанию в нем религиозной терпимости, которая не была свойственна до последнего времени соседним европейским народам»¹²⁷.)

Неспонтанность интервью В. Путина каналу «Аль-Джазира» просматривается в том, что сразу после мюнхенской конференции он совершил вояж на Ближний Восток. В Эр-Рияде В. Путин заявил, что Россия, являясь частью не только европейской цивилизации, но и мусульманского мира, одними из приоритетных считает шаги по развитию сотрудничества с арабскими странами. Кроме того, в ходе турне В. Путин также высказался о возможностях России в урегулировании израильско-палестинского противостояния. В данном аспекте хотелось бы обратить внимание на один факт. Автор как-то столкнулся с одним материалом в Интернете, согласно которого акцент мюнхенского выступления В. Путина был вроде как инициирован в результате «тайных договоренностей» между президентами США и России. Якобы в условиях получения демократами в ноябре 2006 г. большинства в обеих палатах американского Конгресса Дж. Буш якобы нуждался в подкреплении своего воинственного внешнеполитического курса, а В. Путин – в поднятии своего авторитета. Но если В. Путин «играл» в Германии, следовательно, и смена «вектора» на промусульманскую позицию Москвы являлась фикцией? Имеющиеся в открытой печати материалы, однако, не подтверждают этот тезис.

Анализ всех предшествовавших «Мюнхену» внутренних и внешнеполитических шагов России, включая и религиозную составляющую, свидетельствует об их тщательнейшей выверенности. Причем задолго до 2006 г. И это можно увидеть на примере развития российско-саудовских отношений (с учетом определения именно Эр-Рияда основным союзником Вашингтона в арабском мире). Так, ровно за год до выборов в Конгресс под патронажем МИД Саудовской Аравии в Эр-Рияде прошел научный симпозиум «Саудовско-российские отношения: реальность и перспективы» (неужели Дж. Буш уже тогда спрогнозировал поражение республиканцев?). Летом 2006 г. для обсуждения ситуации на Ближнем Востоке в Москву прибыла саудовская миссия. В свою очередь, во время пребывания В. Путина в Эр-Рияде в 2007 г. деловые круг Саудовской Аравии выступили с инициативой создания саудовско-российского банка (в этом тоже заинтересован Дж. Буш?). А в августе 2007 г. В. Путин встретился в Москве с главой Совета национальной безопасности Саудовской Аравии принцем Бандаром ибн Султаном.

Как представляется, это сближение Москвы и Эр-Рияда привело к тому, еще в 2006 г. в журнале Пентагона Armed Forces Journal появилась статья ветерана разведки полковника Ральфа Петерса, в которой в преломлении к Саудовской Аравии (СА) говорилось: «Иордания сохранила бы свою нынешнюю территорию с ее некоторым увеличением на юге за счет СА... Коренной причиной стагнации в исламском мире является отношение королевской семьи СА к Медине и Мекке как к своим вассалам. Притом что самые священные исламские храмы находятся под контролем одного из самых фанатических и репрессивных режимов, режима, который распоряжается огромными, даровыми ресурсами нефти, а именно СА, которая имеет возможность распространять свой ваххабитский вариант ислама, предполагающий жесткое подчинение и нетерпимость, далеко за пределы своих границ... Насколько более здоровой была бы ситуация в исламском мире, если бы Мекка и Медина управлялись бы советом, внутри которого была бы ротация, состоящего из представителей главных исламских школ и направлений под эгидой Священного исламского государства – типа исламского супер-Ватикана... Истинная справедливость... требует передачи прибрежных нефтяных месторождений СА арабам-шиитам, которые населяют этот субрегион, тогда как юго-восточная его часть должна отойти Йемену. Ограниченная остатками исконных Саудовских независимых территорий вокруг Эль-Рияда, дом Саудитов будет способен вредить исламу и всему миру значительно меньше»¹²⁸. Правда, официальные круги Вашингтона поспешили отмежеваться от публикации, назвав Р. Петерса маргинальным экспертом и отметив официальное отсутствие проекта, но случайно статьи в пентагоновских изданиях не появляются. Тем более что в сентябре 2007 г. Вашингтон в лице зам. главы американского казначейства Стюарта Леви вновь «наехал» на Саудовскую Аравию, заявив, что ни один из названных США и ООН финансистов, поддерживающих «Аль-Каиду», не подвергся преследованию со стороны саудовского правосудия.

Таким образом, явно просматриваются четкие шаги России в направлении налаживания взаимоотношений с миром ислама, что не может не вызвать отрицательной реакции Вашингтона. В этом же контексте целесообразно рассматривать и освобождение В. Путиным в очень богатом на события феврале 2007 г. Алу Алханова от должности президента Чечни для его назначения замминистром юстиции РФ. Сюда же можно приплюсовать начавшееся весной 2007 г. вещание нового российского информационного телеканала «Россия сегодня» («Русия аль-Яум»), вследствие чего население Ближнего Востока, Северной Африки и Европы получило возможность знакомиться с новостями из России на арабском языке (потенциальная аудитория составляет свыше 350 млн зрителей). Кроме того, в 2008 г. проведена в Москве первая арабская выставка «Арабия-экспо».

Все вышеуказанные акции позволяют предполагать долгосрочные перспективы взаимоотношений между Москвой и исламским миром. А отсюда – возможность взаимопонимания между православными и мусульманами. Как отмечает тот же В. Попов, «сама идея христиано-мусульманского содружества сплотила нашу страну, стала фактором единения и крепости внутреннего фронта... Присоединившись к ОИК, Россия смогла не только не допустить столкновения с исламским миром (чего добивались и на что рассчитывали многие наши недоброжелатели, подтверждение тому, в частности, события в Чечне), но и сумела наладить очень хорошие отношения с мусульманскими странами»¹²⁹.