Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
Ислам в современном мире № 3-4 (23-24) 2011 — РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ: УХОДЯЩАЯ НАТУРА
22.03.2012


 

РОССИЯ И ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ: УХОДЯЩАЯ НАТУРА

И. Д. Звягельская,
главный научный сотрудник Института востоковедения РАН,
профессор МГИМО(У), доктор исторических наук

Взаимодействие РФ с государствами Цент­ральной Азии является одним из приоритетных направлений российской политики. Создание в регионе независимых государств, ставшее результатом объективных процессов — роста националистических настроений, выхода на политическую арену новых элит, ослабления управляемости СССР, а также субъективных обстоятельств, коренным образом изменили модели взаимоотношений между народами, когда-то населявшими общее пространство. Разрыв между нашим прошлым и современностью все более углубляется в общественном сознании и в реальной политике. В этой связи взгляд назад, в нашу общую историю, в которой было много трагических страниц и совместных достижений, где культурная самобытность каждого народа была частью общего культурного достояния, необходим для восстановления естественных связей, которые ныне на уровне обывателя нередко низводятся до своеобразного отношения к среднеазиатским рабочим-мигрантам.

В составе Российской империи

История совместного существования России и народов Средней Азии началась в ХIХ в. Российское завоевание Средней Азии длилось почти 30 лет — с начала 1860-х до 1890-х гг., когда произошло присоединение «фланговых» земель: Туркмении на западе и Памира на юго-востоке Средней Азии. Колонизация вновь присоединенных областей оказалась делом нелегким. Сменявшие друг друга генерал-губернаторы должны были обеспечить управление краем, что предусматривало эффективный военный контроль, обеспечение лояльности местного населения, реализацию проектов по заселению Туркестана таким образом, чтобы не вызвать открытого сопротивления. Первым правителем края был генерал-адъютант Константин Петрович Кауфман, назначенный командующим войсками в Туркестане и генерал-губернатором. На этом посту он оставался 15 лет. Кауфман был человеком деятельным, уделял большое внимание благоустройству края и привнес многие элементы модернизации. Генерал-губернатор основал 4 гимназии, 60 школ, публичную библиотеку; поручил известному библиографу Межову составление «Туркестанского сборника», в который должно было войти все напечатанное о Средней Азии на всех языках. В Ташкенте Кауфман выстроил лавки и биржу, надеясь развить торговлю и промышленность, но, не встретив сочувствия туземцев, здание биржи обратил в театр. Предвидя блестящую будущность культуры хлопка, Кауфман основал ферму с опытным полем, оборудовав их лучшими техническими приспособлениями. Кауфман дал сильный толчок развитию шелководства и виноградарства. При нем начата попытка орошения Голодной степи (отсутствие средств тормозило это дело) [1] .

Серьезным вызовом для новой власти стали кадровые проблемы. Туркестанский край с его тяжелым климатом и условиями жизни не привлекал российское чиновничество. Зарплаты были очень скромными, что заставляло жен приехавших в край представителей власти искать дополнительные заработки — платные обеды, работа портнихами, белошвейками и т. п. Туркестан считался, скорее, местом ссылки, чем перспективной работой. Он прельщал мало энтузиастов (хотя, безусловно, были и такие), но чаще людей, не имевших больших талантов или связей, обладавших скудными знаниями о культуре населявших край народов, не владевших местными языками и пользовавшихся во всех случаях услугами толмачей, чаще всего из российских татар. Все сказанное не имело, естественно, отношения к российским ученым и специалистам, изучавшим географические особенности, быт и нравы местных народов. Однако обыватели, направлявшиеся в Туркестан, были лишены возможности знакомиться с сколько-нибудь серьезными исследованиями, скорее всего, и не знали о них, а довольствовались частью слухами, частью самыми поверхностными и мифологизированными рассказами людей, ранее посетивших этот край.

Трудности с изучением этнического состава региона испытывали и специалисты. Как считали многие из них, различия между таджиками и узбеками были тогда далеко не столь очевидны. И те и другие могли владеть и таджикским, и узбекским языком. Более того, некоторые группы, говорящие на фарси, иногда причисляли себя к тюркам. Не была решена российскими учеными и проблема сартов. Существовала точка зрения, что сарты являются особой народностью, но одновременно она имела и своих оппонентов, полагавших, что сарты — это название оседлого населения Туркестана [2] .

Еще более расплывчатыми были представления большинства чиновников, призванных работать в крае и знать, хотя бы в самых общих чертах, особенности культуры, обычаев и быта народов Туркестана. Впрочем, представители колониальных администраций редко обладали подобными знаниями и постоянно жаловались на то, как их утомляет местное население своими непонятными претензиями, жалобами и просьбами — именно так отзывались, например, о местном населении, действовавшем им на нервы, чиновники Британской империи, занесенные волею судеб в Палестину. Русская администрация в этом плане была не одинока и не оригинальна.

Экономические проблемы также стали ограничителем для эффективного управления. Власти Туркестанского края были вынуждены нести расходы по содержанию расквартированной армии и гражданского аппарата, что требовало жесточайшей экономии. На одного российского чиновника приходилось в уездах более 2 тыс. человек местного населения, что было самой высокой цифрой по всей империи. Как писал историк и знаток края М. Терентьев, «…туркестанские уезды управляются администрацией едва соответствующей по составу ее и содержанию большому русскому селу. Уездный начальник, старший помощник, младший из туземцев и, пожалуй, еще письмоводитель — вот и все» [3] .

Отдаленность края от центральных районов империи, ограниченность контроля создавали благоприятные условия для злоупотреблений, хищений, коррупции. Подобная практика была характерна не только для российского чиновничества, но и для низшей администрации, которую избирало местное население. Надо отметить, что российские власти не ставили своей целью назначение как можно большего числа чиновников из метрополии. Управление Туркестанским краем не предполагало прямого вмешательства в дела местной администрации. Доверив ей решать дела на уровне деревень и городов, колониальные власти не пытались сколько-нибудь заметно повлиять на привычный образ жизни мусульманского населения. Сохранились местные суды казиев и биев. Представители местной власти избирались путем выборов — они вкладывали деньги на подкуп избирателей, а затем, получив должность, обирали своих соплеменников.

Интеграция населения полностью исключалась. Империя функционировала как форма организации пространства, но не живущих на ее просторах подданных. Так, эмир российского протектората Бухары Сеид-Ахад-Богодур-Хан имел русское придворное звание генерал-адьютанта, являлся генералом от кавалерии русской службы, наказным атаманом Терских казачьих войск, шефом 5-го Оренбургского казачьего полка. Он носил титул «высочество» и был награжден всеми русскими орденами вплоть до высшего императорского ордена Святого Андрея Первозванного.

Бухарский эмир пользовался полной свободой в управлении своим эмиратом и ставил себя выше туркестанского генерал-губернатора. Методы оставались средневековыми, что ничуть не смущало Санкт-Петербург, который предоставлял местным правителям полную свободу действий в этом плане.

Особое внимание царские власти уделяли отношениям с мусульманским духовенством, традиционно пользовавшимся огромным влиянием у местного населения и обладавшим мощными мобилизационными возможностями. Притеснять его было опасно, но и контролировать необходимо. Духовенство не получило государственной поддержки, но освобождалось от подушных налогов, хотя права вакфов и ограничивались.

В целом к исламу российское правительство относилось с осторожностью, отдавая себе отчет в том, что любые антиисламские действия могут привести к сопротивлению оседлого населения и кочевников. Опасения вызывала деятельность исламских проповедников с юга (из Хивы, Бухары, Коканда), которая носила антирусский характер. В начале ХIХ в., еще до российского завоевания этих территорий, ислам центральноазиатских ханств был способом утверждения влияния и активизации торговых и политических связей. Еще более усилился наплыв проповедников после завоевания Кокандом земель кочевников в Таласской и Чуйской долинах, а также в Прииссыккулье. Для того чтобы противопоставить радикальной проповеди миссионерскую деятельность российских мусульман, власти содействовали направлению в край казанских татар и татар из Западной Сибири, которым была доверена просветительская духовная миссия.

Татары всей своей жизнью в составе России демонстрировали возможность сохранения культурной самобытности, оставаясь подданными Российской империи. По сути, они выработали модель сосуществования с иноконфессиональным и этническим большинством. Татарские муллы восполняли дефицит мусульманского просвещения — как известно, ислам воспринимался кочевниками поверхностно, даже соблюдение обрядности имело относительный характер.

Татары открывали школы и мечети, культурные учреждения, содействовали распространению грамотности. К 1917 г. представителей этого народа насчитывалось в регионе более 100 тыс. человек [4] .

Колонизация меняла этнический облик региона. Русские, немцы, европейские евреи, армяне начали обживать новые для них территории. Они привнесли свои сельскохозяйственные умения, работали в строительстве, были ремесленниками, медицинскими работниками, инженерами, журналистами.

В результате жестокого подавления восстания синьцзянских мусульман в начале 80-х гг. ХIХ в. китайским правительством тысячи уйгуров и дунган переселились в основном в Семиреченскую область, где остались навсегда. Они славились как искусные огородники и садоводы, способные превратить в житницы даже малопригодные земли.

Задача русификации населения и продвижения православной веры, судя по всему, не ставилась царской властью в качестве первостепенной. В культурном отношении колониальные власти воздерживались от применения жестких мер для ускоренного превращения жителей среднеазиатской окраины в полноценных российских подданных. Андижанское восстание 1898 г., которое осуществлялось под религиозными лозунгами, породило у них сомнения относительно правильности курса на сохранение культурной самобытности края. Тем не менее предложения Военного ведомства об отмене выборности местной администрации, переводе судопроизводства на русский язык так и не были реализованы. Колониальное управление не навязывало чуждую для местного населения культуру. В этом плане положение дел в Туркестанском крае существенно отличалось от других имперских окраин, где русификация носила более радикальный характер.

Впоследствии наиболее русифицированными оказались кочевые народы — казахи и киргизы. Кочевники легче вписываются в пространство, легче заимствуют элементы чужой культуры. Кроме того, они раньше, чем оседлое население, были включены в состав Российской империи и получили возможность приобщения к русскому языку. В целом колониальная администрация действовала в культурном плане достаточно взвешенно, вольно или невольно повторяя максиму одного из литературных градоначальников — «просвещение внедрять с умеренностью, по возможности избегая кровопролития».

Продвижение православия связывалось с активизацией процесса колонизации, который власти пытались ввести в определенное религиозное русло. В многочисленных правилах и положениях, затрагивавших вопросы переселения, на религиозную принадлежность потенциальных переселенцев обращалось особое внимание. Так, в проекте Положения об управлении Туркестанским краем, составленным в 1873 г., «предусматривалось запрещение переселения в Туркестанский край мусульман из так называемых внутренних губерний империи и русских-сибиряков, принадлежащих к различным “ раскольническим” толкам» [5] . Такого рода проекты приходили в противоречие с целями туркестанской администрации, которая была заинтересована в притоке русских людей, а также других народов, исповедующих христианство. К. П. Кауфман придерживался следующего принципа: «Мы… должны вводить в Туркестанском крае русскую цивилизацию, но не должны стараться предлагать туземному населению православной веры» [6] . Планируемая Ташкентская епархия так и не была создана, а деятельность православных миссионеров была запрещена.

Заселение края шло медленно и до 1917 г. не приобрело широких масштабов. С одной стороны, царское правительство было заинтересовано в освоении края русскими крестьянами, стесненными в средствах и земельных наделах в средней полосе России. В Туркестанском крае наибольшее число переселенцев были выходцами из Воронежской, Самарской и Саратовской губерний, черноземных районов с самой высокой стоимостью земли в России. С другой стороны, местные колониальные власти, понимавшие, что без переселения закрепиться в крае невозможно, все же относились к перспективам организации большого потока переселенцев с осторожностью. Они опасались, что изъятие земель у местного населения неизбежно повлечет за собой волнения и мятежи.

Однако процесс переселения крестьян стал необратимым. Голод, надежда на бесплатные земли гнали русских крестьян в Зауралье, в Туркестанский край. Хотя формально там действительно было много земли, на деле межевание ее новыми собственниками вызывало сопротивление местного населения. Земля делилась на две категории в соответствии с тем, как и кем она использовалась. Большую часть составляли земли кочевников — пространства, позволявшие выпасать скот в разные сезоны, непригодные для земледелия или никогда не включавшиеся в сельскохозяйственный оборот. Эти земли считались государственными. Другая часть земель принадлежала оседлому населению и представляла собой участки поливных земель — неполивное земледелие в крае было невозможно. В первые годы закон не устанавливал прав местных жителей на земли, хотя колонизация началась еще при Кауфмане. За кочевниками числилось много земли, которая далеко не полностью использовалась для кочевий.

Как отмечал один из сторонников активной колонизации края В. Вощинин, сетовавший на введенные местной администрацией ограничения, «если бы распределение земель осуществлялось с учетом нужд кочевания, то в разряд оседлых попала бы добрая треть кочевых земель». Туркестанская администрация «образовала еще в 70-х гг. несколько русских поселков в Сыр-дарьинской области на землях, называвшихся кочевыми, но кочевниками не только не освоенных, а и вовсе им иногда незнакомых, безусловно не нужных» [7] . Безусловная ненужность этих земель для кочевых народов Туркестанского края представляется более, чем спорным утверждением. В соответствии с законом 1886 г. земли, состоявшие во владении оседлого населения, передавались ему в собственность, земли, используемые кочевниками, оставаясь государственными, обращались в бессрочное пользование только кочевников. Почти одновременно особым законом указывалось, что русские переселенцы при известных условиях могут получать небольшие участки «свободных» земель государственных [8] . Опасаясь сокращения производства хлопка в Туркестане, С. Витте под влиянием московских мануфактурных фирм выступил против русского переселения в край. Вместе с военным министром они добились в 1896 г. принятия правительством решения, запрещающего переселения в Семиреченскую область [9] . В 1897 г. генерал-губернатор издал приказ: «не водворять крестьян в Туркестан до тех пор, пока не будут приведены в известность свободные, годные земли и установлен общий план колонизации края» [10] . Таким образом, своим циркуляром он запретил переселение и в остальные области края.

Формально кочевые земли были окончательно изъяты из оборота, но туркестанская администрация, сталкиваясь с самовольным переселением, принимала меры для наделения вновь прибывших землей. Она пошла по пути заключения соглашений с кочевниками об уступке ими земель за вознаграждение или без него. Именно эти земли и переходили русским переселенцам. За первые четверть века русского владения Туркестаном там было построено 25 поселков (1300 семей). В 1890-е гг. после неурожая в Центральной России хлынула волна переселенцев и только в 1891 г. появилось еще 17 поселков. В 1910 г. русское земледельческое население достигло более 35 тыс. человек [11] .

Народ, направлявшийся в богатый и теплый Туркестан, был, естественно, разный. Работящие крестьянские семьи, надеявшиеся выбиться из долгов и нищеты на новых землях, с утра до поздней ночи осваивавшие новое для них дело обработки земли в непривычных условиях, соседствовали с бродягами, бездельниками и пьяницами, которые как перекати-поле двигались по просторам империи. Причем те, кто надеялся пустить корни на новом месте, с вниманием относились к местному населению, частично перенимая не только трудовые навыки, но и традиции, язык. Совместное существование приводило к тому, что некоторые русские крестьяне могли вскоре объясниться на нескольких языках — казахском, узбекском, уйгурском, приобретая словарный запас, необходимый для повседневного общения. Из этих русских людей постепенно формировался своего рода субэтнос. Перенимая лучшие качества местного населения (в сочетании с собственным трудолюбием, отсутствием пристрастия к выпивке, ответственностью), они становились ценными работниками в любой сфере. Много позже, когда под напором этнонационалистических настроений и конфликтов большая часть русских старожилов покинула бывшую советскую Среднюю Азию и вернулась в Россию, население средней полосы, видевшее в них конкурентов, восприняло их как нежелательных пришельцев. Действительно, некоторые из переселенцев так и не смогли вписаться в ставшую им чужой субкультуру российской провинции.

Не всех манил тяжелый труд в непривычных условиях — маргинализированные элементы, любители легкой наживы также двигались в направлении теплых краев. «…В Туркестан вообще, наряду с переселенцем “серьезным”, т. е. мечтающем лишь о труде и о сравнительном земельном просторе, являлись нередко бродяги, не имеющие гроша за душой и ожидавшие здесь найти не только реки молочные и берега кисельные, но и наживу легкую. При этом все одинаково признавались людьми “самовольными”, так как никто в Туркестан их не звал, и, в итоге — все одинаково устраивались на казенной земле, совместно образуя поселки. Отсутствие трудовой подготовки и стремление к жизни полегче, при тяжелых первоначально условиях водворения на новых местах, приводит подобных людей обыкновенно к действиям совсем нежелательным: тут и бессмысленная рубка деревьев, — бессмысленная, потому что переселенцам дается достаточно казенного леса, — и небрежное отношение к арыкам, влекущее за собою их засорение, и сведение на нет старинных сооружений, и прочие тому подобные “ шалости ” — доселе здесь неизвестные. А хуже всего — распространение пьянства» [12] .

Изъятие земель не было единственной причиной обезземеливания местного крестьянства. Большую роль в этом процессе играло разорение декхан, не способных выплачивать проценты по ссудам. Доступ к банковским кредитам имели лишь крупные компании и землевладельцы, где они получали кредит под низкий процент. Крестьяне такого доступа в банки не имели — банки не были заинтересованы в кредитовании мелких хозяйств. Поскольку государственного кредитования мелких землепользователей не существовало, то единственным выходом было взять ссуду под грабительские проценты либо у частных лиц, либо у хлопковых фирм, наживавшихся на ростовщичестве. После получения урожая крестьянин фактически был обречен на разорение — всю выручку поглощали проценты. Только к 1914 г. в Туркестанском крае появились несколько сотен кредитных товариществ, но было уже поздно. Они не могли предотвратить восстания 1916 г., которое спровоцировал процесс обезземеливания.

Строительство канала, железной дороги, внедрение образования и новых форм управления было лишь началом модернизаторской деятельности царской России. Экономическое освоение Средней Азии к моменту установления советской власти только начиналось. Большевики пришли с новой концепцией, которая круто изменила судьбы живших здесь народов.

В составе СССР

Перемены, последовавшие за революцией в России, затронули политическую, социальную, экономическую и культурную сферы жизни Средней Азии. Они обозначили резкий переход от царской политики относительного «невмешательства» к кардинальной ломке прежних структур.

В 1924 г. принимается постановление ЦК РКП (б) о национальном размежевании республик Средней Азии, в результате чего был образован ряд республик. 14 октября 1924 г. создана Кара-Киргизская (с 25 мая 1925 г. — Киргизская) автономная область в составе РСФСР. 1 февраля 1926 г. она преобразована в Киргизскую АССР, а 5 декабря 1936 г. — в Киргизскую ССР. Казахская ССР также создана в 1936 г. с принятием Конституции СССР. Узбекская Советская Социалистическая Республика образована 27 октября 1924 г. решением сессии ЦИК СССР. В ее состав вошли несколько уездов и волостей Самаркандской, Сырдарьинской и Ферганской областей, а также некоторые части Хорезмской и Бухарской НСР. До 1929 г. в состав Узбекской ССР входила Таджикская АССР. Образование Узбекской ССР было подтверждено соответствующей декларацией Первого учредительного съезда советов республики (13–17 февраля 1925 г.), избравшего Президиум ЦИК и утвердившего состав СНК Узбекской ССР. В мае 1925 г. Узбекская ССР вошла в состав СССР как союзная республика.

Таджикская АССР была создана в составе Узбекской ССР. Население Таджикской АССР на тот момент составляло 740 тыс. человек по отношению к 5 млн населения Узбекской ССР. Столицей республики стал Душанбе, который в 1920 г. был поселением в 3 тыс. человек. В 1929 г. Таджикская АССР преобразована в Таджикскую ССР в составе СССР. Началось формирование национально-государственных инс-
титутов.

Многие исследователи неоднократно отмечали, что размежевание привело к разделению этнических групп и одновременно к образованию анклавов с компактным проживанием этнических меньшинств. Принятая модель была этнотерриториальной. План национально-государственного размежевания предусматривал не только создание союзных республик с собственными республиканскими властями, зависящими от Центра, но и формирование национальных автономий в их составе. При таком делении за отдельными этническими группами закреплялась территория, которую они считали своей исторически. Возникла жесткая этнотерриториальная связка, которой не существовало в Российской империи, где деление шло не по этническому, а территориальному принципу — губернии.

Для Средней Азии с характерным для нее этнически смешанным населением установление административных границ, хотя и не было драматичным (в рамках единого государства они были формальными), все же привело к фрагментации отдельных народов. Так, значительная часть таджиков, традиционно проживавших в Самарканде, Бухаре и их окрестностях, оказалась на территории Узбекистана, отделенная административной границей от основной части таджикского этноса. Утрата Самарканда и Бухары стала для таджиков национальной, политической и психологической драмой. Отторжение от цивилизационно значимых территорий с их историческими памятниками населения, являвшегося носителем персоязычной культуры, воспринималось как несправедливость и даже затруднило процесс формирования национальной идентичности. До сих пор некоторые таджики на вопрос, откуда они, отвечают: «Мы самаркандские». На самом деле они и их родители родились в Таджикистане, но память о том, откуда происходит их род, сохранилась.

Большое число узбеков в свою очередь проживало в Таджикистане, Киргизии. Казахи и киргизы также жили в двух республиках. Принятая модель искусственно расчленила некогда единое пространство. После распада СССР она, с одной стороны, способствовала быстрому формированию новых независимых государств, а с другой — породила вопрос о разделенных этносах, обострила борьбу за ресурсы, выявила ряд пограничных проблем. Этнотерриториальный принцип лежал в основе появления будущих государственных границ среднеазиатских республик, что обусловило наличие взаимных претензий и оказалось крайне болезненным для значительной части населения. Так, Ферганская долина, всегда существовавшая как единый хозяйственный организм, вместе с населением была поделена между тремя суверенными государствами — Узбекистаном, Таджикистаном и Киргизией, отношения между которыми нередко становились напряженными.

Ни в коем случае не оправдывая того, как именно осуществлялось «топорное разделение», следует все же признать, что проведенные тогда линии (с более поздними коррекциями) обозначили будущие границы новых центральноазиатских государств, а в советскую эпоху обеспечили формирование национального самосознания.

Мощное модернизаторское влияние новой власти на социально-культурную сферу жизни имело своим результатом процессы урбанизации и распространение грамотности, внедрение средств массовой информации, предоставление возможности получения образования, усиление социальной мобильности. Эти процессы приводили к постепенному ослаблению сословного сознания и сословных перегородок, традиционных представлений и подходов, особенно среди образованного населения, способствовали формированию национальной интеллигенции. Распространение русского языка открыло для жителей края двери в широкий мир не только русской, но и мировой культуры, с учетом того, как много художественной и специальной литературы переводилось на русский язык. К этому можно добавить и стремление ознакомить народы окраин с шедеврами мирового искусства. В местные музеи по решению правительства направлялись картины и скульптуры из ведущих музеев России — абсолютно немыслимая вещь при классических отношениях метрополии и колоний.

В целом СССР нельзя назвать империей, хотя подобного рода характеристики стали расхожими после его распада. Не представлял он собою и подлинную федерацию, хотя находившиеся под строгим контролем Центра местные республиканские власти все же располагали определенной степенью самостоятельности. Скорее СССР, если попытаться абстрагироваться от того факта, что деятельность по его созданию осуществлял тоталитарный режим, все же можно определить как унитарное многонациональное государство. За годы существования государства эволюционировал и режим, который стал авторитарным. Эволюционировал он не слишком быстро, избегая радикального размежевания со сталинскими методами управления, что обусловило его консерватизм, чрезмерную идеологизированность и архаичные попытки сохранить полный контроль над обществом и индивидуумом.

Большевики пытались создать на пространстве бывшей Российской империи совершенно новое интернациональное общество, сплоченное на основе единой идеологии. Этой цели способствовала как русификация, так и появление особого типа идентичности. Существует два основных типа идентификации в государстве, базирующиеся либо на принципе гражданства, либо на принципе этничности. Оба эти варианта, хотя и противоположные по сути, являются тем не менее стабильными формами, препятствующими взрыву межэтнической вражды. Общества с коммунистическими режимами, как считают некоторые исследователи, дали пример промежуточного типа идентификации, в основе которого лежала прежде всего идеология. Соответственно крах идеологии повлек за собой и острую потребность в новой идентификации, которая в силу специфики посткоммунистического наследства начала развиваться в сторону ее этнической формы.

Данная схема выглядит упрощенной в применении к конкретной ситуации на постсоветском пространстве и к Средней Азии в частности. Прежде всего понятие «советский народ» несло в себе не только идеологическую нагрузку. В нем, безусловно, содержался элемент идентификации по принципу гражданства. Термин «советский народ», хотя и представляется спорным, все же отражал общие черты культуры и ментальности, приверженность общим ценностям и представление о принадлежности к единому мощному сообществу. Происходившие процессы играли огромную роль в нациестроительстве, уничтожая феодальную культурную пестроту и гомогенизируя культуру.

Одновременно политика большевиков, возможно, не представлявших конечных результатов своей деятельности, вела к появлению условий для расшатывания советской державы. Анализируя деятельность советского руководства, российский исследователь Д. Е. Фурман говорил о нациеформирующих направлениях его политики. Нацеленная на унификацию управляемости и на внедрение единой идеологии, она одновременно поощряла сохранение и развитие культуры населяющих СССР народов в рамках, соответствующих задачам реализации общего курса. «Изучаются и кодифицируются языки, создаются словари и учебники. Быстро достигается всеобщая грамотность, изучается фольклор и записываются народные эпосы. Развивается социалистическая по содержанию, но все же национальная по форме литература, а также театр, живопись, современная музыка, культивируется (хотя и в каких-то ущербных формах — нигде нельзя было говорить о русском завоевании) национальное самосознание… Государство стремится развивать национальную интеллигенцию, национальную бюрократию, без которой вообще невозможно управление. Государство стремится создать в республиках все атрибуты полноценных социалистических наций и государств. В каждой республике должны быть свои ЦК, Верховные советы, Советы министров, Академии наук, творческие союзы, театры, филармонии, свои памятники признанным идеологически приемлемыми великим людям прошлого. И если при Ленине при всем страстном интернационализме большевиков реально окраинными республиками управляли не представители местных народов, а кто угодно, присланный из центра, то со сталинской эпохи возникают новые советские элиты, и управление республиками переходит в руки представителей местных национальных элит. Устанавливаются границы между республиками. В Российской империи вообще не было этих границ, были губернии. Советская власть вначале создает эти границы, но они мобильные и могут меняться. Но по мере общего окостенения советского государства границы, которые изначально создаются во многом случайно, окостеневают, и переход республик в иной статус или присоединение области одной республики к другой, что очень легко осуществлялось при Сталине и еще было возможно при Хрущеве — пресловутый Крым, становится затем абсолютно невозможным. Межреспубликанские границы приобретают незыблемость государственных» [13] .

Власти СССР в отличие от властей Российской империи, спокойно терпевшей средневековые порядки на подвластных территориях и не ставивших целью коренным образом изменить образ жизни новых подданных, сделали ставку на интеграцию населения. Государство предоставляло возможность относительно высокой социальной мобильности. Молодежь могла выезжать за пределы республики и получать образование в более престижных учебных заведениях. Существовали так называемые «социальные лифты», которые давали возможность (хотя и далеко не всем) выхода из традиционной среды через участие в комсомольской, партийной деятельности или деятельности советских органов власти.

В то же время национальная политика, создавшая советские республики-квазигосударства, вела к ощущению ущербности у вскормленных ею национальных элит, не обладавших желательной свободой действий, и у части населения, воспринимавшей политическое и экономическое давление, характерное для советских методов управления, как национальную несправедливость.

Об этом, в частности, свидетельствовали попытки переписать историю. Во многих независимых государствах в условиях укрепления национализмов и поисков национальной идентичности общие беды и проблемы стали рассматриваться как намеренное национальное унижение со стороны русских. В Казахстане в начале 1990-х гг. нашлись специалисты, утверждавшие, будто русские намеренно спровоцировали джунгарское нашествие, чтобы затем вмешаться и «спасать» казахов [14] , очевидно добиваясь от них лояльности и готовности перейти под защиту российского государя.

10 февраля 2011 г. Национальная комиссия по государственному языку при президенте Киргизии выступила с предложением ликвидировать все русские географические названия в стране. «Множество населенных пунктов носят имена неизвестных людей, сроду не имевших отношения к кыргызам: Васильевка, Константиновка, Лебединовка, Алексеевка, Новониколаевка… Неизвестно, какие подвиги совершили для кыргызов эти пришлые люди на земле Манаса, какими выдающимися делами заслужили право навечно оставить здесь свои имена», — заявили чиновники ведомства. Реакция президента Р. Отунбаевой последовала незамедлительно и была очень жесткой, но появление подобных предложений достаточно симптоматично.

Попытки приватизировать историю наблюдаются и у некоторых российских пропагандистов, которые начали говорить о победах России в Великой Отечественной войне, как бы забывая о вкладе в разгром фашистской Германии других народов СССР.

Население Средней Азии и Казахстана разделило общую судьбу народов СССР. Период 1920–1930-х гг. был отмечен насильственной коллективизацией и индустриализацией. Коллективизация и изъятие сельскохозяйственных ресурсов для обеспечения быстрого промышленного развития имели своим результатом страшный голод, охвативший территорию России, Украину, Казахстан.

Проводившиеся в Казахстане реформы, нацеленные на огосударствление и директивное планирование, не отличались по сути от подобного рода экспериментов новой власти в других частях бывшей Российской империи. В рамках «военного коммунизма» «хлебная» и «мясная» разверстки в широких масштабах стали осуществляться в 1920 г. «К 1921 году в Уральской и Букеевской губерниях Западного Казахстана фактические изъятия скота по отношению к планируемым заданиям составило 120–122 %» [15] . Занимавшиеся продразверсткой земельно-водные комитеты, сельские комбеды и вооруженные отряды заботились исключительно о выполнении и перевыполнении плана — судьба оставшихся без средств крестьян никого не интересовала. Нереальные задания по сдаче хлеба осуществлялись на фоне низких урожаев послевоенных лет, засухи, поразившей производящие хлеб районы. Удар, который проводившаяся политика нанесла по сельскому хозяйству, привел к обвалу и хаосу. Посевные площади в Казахстане уменьшились с 1914 по 1922 г. в два раза, валовой сбор зерна в 3 раза, а поголовье всех видов скота — более чем на 10,5 млн единиц [16] . За голодные годы численность населения республики сократилась в среднем на 19,1 %, причем в отдельных губерниях (например, Актюбинской) число погибших доходило до 40 % [17] . Столь масштабная трагедия оказала влияние на все последующее развитие Казахстана.

В Таджикистане коллективизация носила сравнительно умеренный характер в 1927–1929 гг., и радикальный — в 1930–1934 гг. Главной целью было резкое увеличение выращивания хлопка, прежде всего в южных районах республики. Крестьяне всячески сопротивлялись коллективизации, что привело к возрождению басмаческого движения в начале 1930-х гг.

Репрессии второй половины 1930-х гг. привели в Средней Азии и Казахстане к уничтожению представителей национальной интеллигенции и духовенства. Репрессии ударили и по коммунистической партии. Так, в ходе политических чисток партии в 1930-е гг. около 70 % членов Коммунистической партии Таджикистана на всех уровнях было из нее исключено и репрессировано. В период с 1932 по 1937 г. количество таджиков в компартии снизилось с 53 до 45 %.

Насильственные методы, преобладавшие в политике Центра в сталинский период и ставшие единственным способом кардинальной перестройки экономики, игнорирование хозяйственных закономерностей, полное пренебрежение к интересам отдельного гражданина определили ущербность советской модели, несмотря на ее модернизаторский заряд.

Промышленная база республик усиливалась, хотя не всегда это было результатом намеренной политики. Так, в годы Великой Отечественной войны на территорию Узбекистана были эвакуированы около ста предприятий и более 1 млн граждан из затронутых боевыми действиями районов СССР. За счет вновь построенных и эвакуированных предприятий и интенсификации добычи полезных ископаемых (в том числе угля и нефти) резко увеличилась промышленная база республики. В послевоенный период политика индустриализации Узбекистана была продолжена. Одновременно увеличились масштабы хлопководства, что потребовало создания ирригационной системы и применения ядохимикатов с крайне тяжелыми экологическими последствиями.

В Киргизии была расширена добыча угля, развивалась цветная металлургия, пищевая и другие отрасли легкой промышленности, гидроэнергетика, что превратило республику, по официальным советским оценкам, в индустриально-аграрную. Перемещение в годы Великой Отечественной войны ряда крупных предприятий и масс населения из Центральной России в Киргизию способствовали изменению этнического состава населения и дальнейшей индустриализации, которая продолжилась и позднее (крупные промышленные проекты реализованы в 1960-е гг., на рубеже 1940–1950-х гг. началась добыча урана).

Пытаясь создать для себя надежную опору в национальных республиках, союзное руководство уделяло большое внимание местным кадрам. Представители Центра, как правило, не занимали первых постов и должностей. В местных стратифицированных обществах с клановой, племенной, региональной структурой на первые роли выдвигались представители наиболее влиятельных и сильных группировок. Радикальные социальные перемены в республиках Средней Азии и Казахстане не изменили базовых общественных связей: традиционные структуры приспосабливались к новым задачам, но не исчезали, что особенно явно проявилось в период формирования независимых государств.

Вместо заключения

СССР распался, когда задача создания национального государства не была полностью решена. Основы взаимодействия различных культур были заложены, и хотя эти отношения вовсе не были бесконфликтными, и их не стоит идеализировать, тем не менее история дает нам возможность извлечь позитивные уроки. Современные призывы к толерантности, к необходимости уважительного отношения к представителям другой культуры падают на не подготовленную на общественном уровне почву. Без широких культурных обменов, без восстановления общего информационного и научно-образовательного пространства мы обречены на взаимное отчуждение. Новые поколения все меньше знают о долгой эпохе совместной жизни, которая заставила искать и находить модели взаимодействия и сосуществования. Разойдемся ли мы окончательно и переведем наши отношения в контекст межцивилизационного диалога, который больше подходит для отношений с представителями далекой иностранной державы, чем с бывшими согражданами, или сможем на современном этапе воспользоваться плодами общего культурного наследия, зависит только от нас самих.


[1] Константин Петрович Кауфман // http//newsruss.ru/doc./index/php

 

[2] Подробнее см.: Центральная Азия в составе Российской империи / Отв. ред. С. Н. Абашин, Д. Ю. Арапов, Н. Е. Бекмаханова. — М., 2008. — С. 264–269.

[3] Терентьев М. Туркестан и туркестанцы // Вестник Европы. 1875. № 11. С. 166. Цит. по: Каганович А. Некоторые проблемы царской колонизации Туркестана // http://www.ca-c.org/journal/11–1997/st_13_kaganovich.shtml

[4] Центральная Азия в составе Российской империи. С. 231.

[5] Волков И. В. Религиозные аспекты переселенческой политики царизма в Туркестанском крае 1867–1917. — Бишкек, 2007. — С. 8.

[6] Цит. по: Волков И. В. Указ. соч. С. 15.

[7] Вощинин В. Очерки Нового Туркестана. Свет и тени русской колонизации. — СПб., 1914. — С. 14.

[8] Вощинин В. Указ. соч.

[9] Каганович А. Некоторые проблемы царской колонизации Туркестана // http://www.ca-c.org/journal/11–1997/st_13_kaganovich.shtml

[10] Вощинин В. Указ. соч. С. 16.

[11] Там же. С. 15–16.

[12] Там же. С. 78–79.

[13] Фурман Д. От Российском империи до распада СНГ. Публичная лекция. 5.10.2005 // www.polit.ru.

[14] Татимов М. Б. Доклад // Россия и Казахстан. Стенограмма научно-практической конференции. — М., 1995. — С. 13.

[15] Краснобаева Н. Л. К вопросу о причинах и последствиях голода 1921–1922 гг. в Казахстане // Россия, Сибирь и Центральная Азия: взаимодействие народов и культур. Материалы Четвертой международной научно-практической конференции. Барнаул, 14 ноября 2003 г. Барнаульский государственный педагогический университет, Лаборатория «Россия и Восток», Алтайский центр востоковедческих исследований. — Барнаул, 2003. — С. 276.

[16] Сборник статистических сведений о движении населения, скота и урожаев по КАССР с 1880 по 1922 г. Оренбург, 1925. С. 68–69. Цит. по: Краснобаева Н. Л. Указ. соч. С. 277–278.

[17] Краснобаева Н. Л. Указ. соч. С. 283.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.