Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
Ислам в современном мире №8 (2007)
17.04.2008
МУСУЛЬМАНЕ В СИСТЕМЕ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ И МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ

О. А. Колобов

Управление этническим многообразием в рамках современной российской федерации с учетом фактора ислама

В силу объективных причин процесс формирования подлинного федерализма в России займет, очевидно, продолжительный период, в течение которого будут созданы все необходимые условия для его построения.[1] Суть данных условий заключается в том, чтобы создать действительно эффективное рыночное хозяйство при наличии сильных демократически-правовых институтов государства. Крайне важным является также форсирование процесса формирования гражданского общества, улучшение политической культуры населения и обретения российским народом и государственной власти новой идентичное и России.[2]

Сложнейшее дело государственного строительства современной России настоятельно требует адаптации лучшего отечественного и зарубежного опыта управления страной. При этом силу традиции следует использовать в качестве и мощного импульса новации.

В глобальном и региональном измерениях межправительственные отношения являются одним из наиболее важных практических аспектов любой федеральной системы. По определению все юрисдикции федеративного государства имеют общие интересы, которые требуют одновременно и взаимодействия, и сохранения достаточной степени автономии. Каждая федерация имеет свою, конституцию, определяющую условия существования федеральной системы. Эти условия нелегко изменить. Однако федерация является динамической системой правления, которая должна приспосабливаться к новым условиям. Очень часто это осуществляется путем межправительственных взаимодействий. Конституции многих государств признают межправительственные взаимоотношения и обеспечивают для них условия.[3]

В настоящее время в федеральных системах мира существует огромное разнообразие межправительственных связей и практический опыт их использования. Частично это происходит из-за растущей сложности систем правления, которые требуют большей надежности межправительственных связей и большей изобретательности форм, в которых они осуществляются. Также это происходит благодаря появлению новых механизмов управления на государственном и международном уровнях, смешанного федерализма, конфедераций и признаков унитарности. Этот факт демонстрирует гибкость федеральных систем и предлагает новые способы межправительственных взаимодействий.

Новый подход к межправительственным отношениям фокусирует основное внимание на их потенциале и практическом использовании, а также на том, до какой степени они должны соответствовать требованиям, применяемым к правительствам вообще: эффективности, действенности, гласности и демократической ответственности. Можно надеяться, что эксперименты с применением федеральных принципов будут продолжаться для того, чтобы удовлетворить требования различных общин относительно степени реальной автономии и блага общества в целом. В то же время под давлением процессов глобализации и инициализации требования к межправительственным связям будут возрастать.

Мы можем многое выиграть от обмена знаниями и опытом решения настоящих и будущих проблем в этой сфере. При этом следует принимать во внимание различия между типами федераций и системами правления, а также то влияние, которое оказывают на межправительственные отношения изменяющиеся обстоятельства и потребности каждой из систем.

Наблюдаются существенные различия в положении федеральной системы в традициях общего и гражданского права. Также имеет значение сущность отношений между законодательной и исполнительной властью: являются они «парламентскими» или «президентскими»; а также направление развития федерализма: в сторону централизации или децентрализации.[4]

Последние события свидетельствуют о том, что многие страны должны пересмотреть свои взгляды на те роли, которые играют различные центры (уровни) управления, частный и государственный секторы в процессе развития общества. Изменения происходят как на глобальном уровне, так и внутри отдельных стран и включают в себя растущую в народе неудовлетворенность функционированием государственного сектора, всеобщую осведомленность, возникшую в результате информационного бума, распад коммунизма, желание избавиться от бремени колониальной эпохи в странах Африки, несостоятельность исполнительной власти на государственном уровне и внутри той или иной страны, отстаивание прав человека в судах, глобализацию экономической деятельности и демонстрацию результатов работы Европейского сообщества. В отношении эффекта глобализации, все более очевидным становится тот факт, что отдельные страны слишком малы для крупных проблем и слишком велики для мелких дел.[5]

Все большее количество стран теряют контроль над областями, исконно считавшимися их прерогативой, такими как регулирование внешней торговли. телекоммуникаций, финансовой деятельности. Национальные правительства не в состоянии больше в прежнем объеме контролировать движение товаров и услуг, продуктов интеллектуальной и культурной деятельности. Сложности подобного рода приводят к возникновению специальных институтов власти мирового масштаба, таких как Всемирная торговая организация (World Nrade Organization), Всемирная служба защиты окружающей среды (Global Environmental Facility) и многих других, в частности, организаций по регулированию информационных технологий, спутниковых коммуникационных сетей и международных финансовых операций. Таким образом, намечается тенденция к консолидации отдельных стран и передаче полномочий в данных областях надгосударственным структурам.[6]

Достигаемый эффект заключается в ускорении процессов перераспределения полномочий и перестройки юридической базы многих стран в сторону их глобализации. Несмотря на то что сегодняшние преобразования носят двойственный характер создания надгосударственных структур, централизации, региональной дифференциации и локализации, тем не менее господствующее представление о структуре управления предполагает переход от унитарных (где основные решения принимаются централизованными органами власти) конституционных органов в большинстве стран к федеральным (где принятие решений в государственном секторе распределяется между различными центрами и уровнями власти) и конфедеральным (где центр выступает агентом отдельных составляющих) конституционным структурам для большинства членов мирового сообщества. Данный процесс предполагает, что мы движемся от централизованного к глобализованному и локализованному миру.

Роль центральных исполнительных органов в подобном мире будет сводиться уже не к роли управляющего, а скорее координатора в мультицентрированной системе исполнительной власти. Характер управления также претерпел постепенный переход от бюрократического к объединенному: от директивы и контроля к подотчетности и ответственности за результаты, от состояния зависимости к конкурентоспособности и нововведениям, от закрытости и медлительности к открытости и оперативности, от полного неприятия риска к свободе действия, приведет ли она к поражению или победе. Мировые финансовые кризисы тормозят процесс перемен, и новое видение роли органов власти, возможно, сформируется лишь в двадцать первом веке, а во многих развивающихся странах так и не увидит свет в силу определенных политических и практических трудностей.[7]

Последнее обстоятельство тесно связано с регионализмом, важность которого в мировой политике объясняется слабой контролируемостью глобальных процессов и большой уязвимостью наднациональных форм организации власти ООН.[8] Соответственно, по мнению Нормана Палмера, регионализм может рассматриваться как посредник между агрессивным и стремящимся к эксклюзивности национализмом... и транснационализмом, который в силу своей незрелости часто бывает непрактичным.[9]

Регионализм играет большую роль при построении федеративной государственности.[10] Федерализм по своей сути является тем политическим инструментом, который призван защищать интересы меньшинств, организованных в виде субнациональных единиц. Как и регионализм, федерализм признает существование внутренней социально-культурной разнородности общества и с помощью соответствующих политических институтов поддерживает и гарантирует ее. Федерализм можно назвать организационно-политическим ответом на плюралистический характер общества, облегчающим защиту интересов групповых структур.

Россия, одна из наиболее полиэтнических стран мира, при определении своей модели федерализма должна учитывать возможности его пересечения с другими формами рассредоточения власти. Это могут быть всевозможные ассоциированные отношения (как между США и Пуэрто-Рико, Италией и Сан-Марино, Португалией и Азорскими островами), кондоминиумы (Андорра), регионы с особым статусом и даже конфедерации.

Какие обстоятельства затрудняют процесс «кристаллизации» федеративных отношений в России и других странах СНГ? Во-первых, слабое развитие соответствующей политической культуры; во-вторых, недостаточное структурирование институтов гражданского общества, например, политические партии явно не выполняют свою «стягивающую», «цементирующую» роль, столь важную для единого федеративного государства; в-третьих, отсутствие четких терририториальных границ расселения этнических групп, что часто провоцируют вспышки этнонационализма.

Федерализм, будучи политико-юридической формой регионализма, всегда представляет собой компромисс между центробежными и центростремительными тенденциями, которые всегда присутствуют в обществе. Как и любой компромисс, федерализм не может иметь раз и навсегда заданной, окончательной формы. Регионализация и федерализация всегда принимают конкретные очертания, характерные для данного общества. Никаких универсальных моделей здесь нет и быть не может. Например, и в федеративных США, и в формально унитарных Нидерландах или Швеции существуют относительно широкие полномочия местных органов (на уровне городов и муниципалитетов). В то же время практика показывает, что ни в одной из демократических стран не было реального движения в сторону урезания прав провинций, или «субъектов федерации». Наоборот, в большинстве стран наблюдается постепенное их расширение.[11] Это, в частности, происходит в Дании, Великобритании, Швеции, Италии, Франции, Канаде, ФРГ и т. д. Специалисты отмечают, что в странах с сильным «этническим фактором» (Бельгия) процесс децентрализации управления гораздо более сложен с политической точки зрения и поэтому затягивается на долгие десятилетия. Соображения рациональности и эффективности здесь могут уступать соображениям «политической корректности».[12]

Политические аспекты региональной этнокультурной идентичности трактуются в современной политологии с различных позиций, однако можно выделить два наиболее распространенных тезиса. Во-первых, культурное многообразие само по себе чаще всего является препятствием для политической интеграции общества и соответственно представляет потенциальную угрозу стабильности общественного порядка.[13] Во-вторых, для мирного сосуществования различных этнокультурных групп в рамках федеративного государства нужна особая политическая культура, базирующаяся на толерантности и плюрализме (положительный пример — Швейцария, отрицательный — Югославия).[14]

Что касается этнической идентичности, то в современной литературе можно встретить несколько трактовок этой проблемы. Согласно одной версии («примордиализм»), этничность в целом и язык в частности являются исконно присущими атрибутами человеческих сообществ. В этом смысле этничность консерватизма и ее психология может быть направлена против модернизации.

Согласно другой, инструментальной, теории, характер этнической идентичности определяют экономические, политические и коммуникационные процессы. В таком контексте использование тех или иных атрибутов этничности (в частности, языка) рассматривается не как самодовлеющий фактор, а как следствие определенной парадигмы общественного развития.

Наконец, так называемый конструктивистский подход исходит из того, что человеческие сообщества сами формируют ту среду, которая наиболее адекватна их общим интересам. С этой точки зрения, люди сами рациональным образом избирают ту культурную парадигму развития, которая делает членство в этнической или социальной группе не просто приемлемым, но и выгодным.[15] Этот подход акцентирует внимание на рациональных началах жизнедеятельности этнических групп.

В научных и политических кругах существует путаница в использовании терминов «нация» и «этнос». Иногда они отождествляются друг с другом. Так, конституционное положение о «многонациональности» Российского государства фактически предполагает, что существует как бы общефедеральная нация и нации более мелкого масштаба, имеющие к тому же самый разнообразный статус. Такое положение вещей бесспорным назвать нельзя, поскольку этнос становится нацией только при условии создания собственных политических пи статутов власти. Кроме того, вольное использование терминов приводит к искажению сути многих явлений, которые они описывают. Например, то, что часто называется «межнациональными конфликтами», в действительности представляет собой борьбу этнических элит с центральным правительством за повышение собственного статуса посредством суверенизации того или иного этноса.

Для российских регионов характерны два типа этнокультурной идентичности. Первый тип российский политолог Л. С. Перепелкин назвал «шотландским». Для него свойственна частичная культурно-языковая ассимиляция меньшинства со стороны более крупного народа при сохранении своего национального своеобразия (карелы, мордва, удмурты, коми). «Баскский тип» предполагает значительное дистанцирование (в том числе в религиозном плане) от доминирующего народа (татары, башкиры, чеченцы, тувинцы). Такой тип усиливает автономистские тенденции и стимулирует «культурное разделение труда».[16]

Этнически разнородная федерация создает условия для развития внутренней асимметрии, которая может, во-первых, объясняться политическими обстоятельствами (уступки со стороны центра отдельным республикам); во-вторых, носить структурный характер, отражая дифференциацию между регионами; в-третьих, быть составной частью стратегии центра по привлечению к сотрудничеству региональных элит, наиболее лояльных федерации.[17]

«Многообразие внутриполитического устройства регионов в России, — пишет российский политолог Н. Петров, — создало в высшей степени мозаичную картину, усложняющую процесс федерализации. Крупнейшие и экономически сильные регионы и федеральные города формально также субъекты Федерации, как, скажем, малонаселенная Эвенкия. Президентская республика со сверхстабильными лидерами и авторитарной клановой структурой не похожа на области, где в ходе выборов сложилась реальная конкуренция и произошла смена элит. Тренды политического развития также разнообразны: на фоне формально демократических процедур усиливается клановость столичной власти; архаизируются, превращаясь в советский тип закрытой элиты, властные группы в большинстве республик; в некоторых же регионах, наоборот, уже началось перераспределение власти на низовой уровень.

На наших глазах нарастающая атомизация, замыкание всей жизни в пределах региона приводят к реальной горизонтальной дифференциации политического пространства. Этому способствует и резкое уменьшение — вследствие экономического кризиса — пространственной мобильности населения, сокращения всех межрегиональных контекстов, в первую очередь связей «регион — центр». Горизонтальная дифференциация, притом значительная, наблюдалась и раньше, но тогда она была в известной степени вторичной, производной от смешанных в разных пропорциях единообразных городов (особенно крупных) и села. Еще президентские выборы 1991 года дали почти равновеликую поддержку Ельцина региональными центрами и на «демократическом» Севере и на «консервативном» Юге. Сейчас складывается принципиально новый рисунок «дифференциации политического пространства» — изначально горизонтальный, a не являющий собой проекцию вертикали (город — село) на плоскость. Этому благоприятствует переход от революционного к эволюционному этапу развития общества.[18]

Для России в сложнейших условиях реформ остается крайне важным обеспечение непрерывной связи демократии и федерализма.

В принципе ключевые преимущества демократической федерации включают:

1) более эффективное обеспечение общественных услуг, предоставляемых в соответствии с разнообразием интересов граждан федерации, включая предпочтение ими различных способов предоставления этих услуг; 2) лучшее уравнивание государственных затрат и доходов между различными группами населения, что означает большее равенство, так как граждане получают то, за что платят, и платят за то, что получают; 3) лучшее сочетание между общественными товарами и услугами и их пространственными характеристиками, особенно что касается «экономики масштабов» различных видов общественных товаров и услуг; 4) большую конкуренцию, экспериментирование и инноваций в государственном секторе; 5) лучшее реагирование на запросы граждан, особенно поскольку региональными местные органы власти имеют полномочия и возможность реагировать на эти запросы; 6) более понятная и доступная простым гражданам отчетность за проводимую политику; 7) большая чувствительность к субнациональным региональным проблемам, включая способность органов государственной власти на уровне субъектов федерации обеспечивать свои собственные нужды.[19]

Примеры благополучных федераций также демонстрируют нам, что удержание существенных полномочий органами власти субъектов федерации необязательно представляет собой препятствие к процветанию общего рынка. Хотя федеральному центру необходима власть в области формирования экономики и для нормального функционирования общего рынка (например, торговля между штатами), это не означает, что органы власти на уровне субъектов федерации должны быть лишены полномочий, необходимых им для самоуправления и самостоятельного экономического развития. Также для нормального функционирования общего рынка необязательно координировать экономическую и налоговую политику сверху или гармонизировать (согласовывать) все существующие на субнациональном уровне правила и нормы. Здесь могут адекватно работать механизмы взаимного признания, а конкуренция между органами власти различных субъектов федерации в области экономической политики и регулирования может, скорее, принести пользу, чем быть помехой благосостоянию федерации.[20]

И наоборот, может произойти смещение полномочий в сторону субъектов федерации, которые могут фрагментировать общее рыночное пространство торговых барьеров, пытаясь увеличить собственную автономию за счет федеративного союза и друг друга.[21]

Экономическая политика также находится в зависимости от степени интеграции, существующей в федеративном государстве. В высокоинтегрированной федерации экономическая политика, проводимая федеральным центром и субъектами федерации, наиболее вероятно является совместимой и взаимообъединяющей (хотя и необязательно официально координируемой), так как органы власти на всех уровнях заинтересованы в поддержании взаимовыгодного экономического режима. В менее интегрированной федерации экономическая политика наиболее вероятно является конфликтной и противоречивой. Вопрос интеграции является для федераций в какой-то степени проблемой типа «курица или яйцо». Экономическая интеграция требует политической интеграции, а политическая — экономической. Таким образом, проводимая экономическая политика вкупе с другими стратегическими мерами должна составлять хрупкий баланс, чтобы не вызвать дезинтеграционных процессов в федерации или консолидации под властью монополистического правительства, которое в этом случае перестает быть федеральным [22]

Решение ключевых задач утверждения реального федерализма в стране, несомненно, требует усовершенствования механизмов управления этническим многообразием на уровне регионов России.

При этом ислам играет весьма значительную роль, поскольку стремится распространить мир в соответствии с традиционными убеждениями и упрочить его. Он призывает людей достичь мира, утверждая братство, справедливость, милость и уважение прав, отвергая фанатизм, соблюдая верность обязательствам и договорам, запрещая вероломство и агрессию в любых формах. По канонам мусульманской религии одна из главных добродетелей человека состоит в утверждении мира, помощи слабому и содействии страждущему.

В российских регионах и на федеральном уровне именно исламские организации становятся инициаторами диалога культур, стимулирующего межнациональное сотрудничество. Таким образом, ислам в России становится своеобразным гарантом правильного развития гражданского общества. Осознание данного обстоятельства очень важно для лиц принимающих решения (ЛПР) в сложном процессе управления этническим многообразием. Что касается последнего, то оно реально олицетворяет должное качество российского федерализма, будущее которого зависит от настоящей гармонии в отношениях власти и общества.


[1] См. подробнее: Федерализм власти и власть федерализма. — М.: ТОО «ИнтелТех», 1997. С. 85—93.

[2] Там же. С. 85

[3] Там же. С. 85—93

[4] Там же.

[5] Материалы международной конференции по федерализму... 5—9 октября 1999 г. Монреаль, Канада. (Экономика и фискальный федерализм. Вспомогательные материи. С. 1—2).

[6] Там же.

[7] Там же.

[8] См.: Rostow, W. W. Regionalism in a Global System / W. W. Rostow // From Globalism to Regionalism. New Perspectives on U.S. Foreign and Defense Policies. Washington, D.C., 1993.

[9] Palmer, N. D. The New Regionalism in Asia and the Pacific / N. D. Palmer. — Massachussets; Toronto, 1991. Р. 3.

[10] См. подробнее: Колобов, О. А. Регионализм в России: проблема определения понятия / О. А. Колобов, А. С. Макарычев // Регионология. Саранск, 1999. № 2. С. 140—172.

[11] См.: Eldersveld, S. J. Local Elites in Western Democracies. A trnlivc Analysis of Urban Political Leadership in the United States, Sweden, and the friends / S. J. Eldersveld, L. Stromberg, W.  Derksen. Westview Press, 1995.

[12] См.: Local Government Reform and Reorganization. An International Perspective. — National University Publications, Kennikat Press. 1981.

[13] Cм.: // American Political Science Review, Vol. 83. № 2. June. 1989. P. 536—537.

[14] См.: Elazar, D. International and Comparative Federalism / D. Elazar // Political Science and Politics. Vol. П2. June. 1993. P. 190—195.

[15] См.: Robertson, L. R. Ethnic Politics in the Russian Republics: Ethnic Revivals ami I Policies / L. R. Robertson // Prepared for the Regional Russia Workshop, the Kennan Institute, Woodraw Wilson Center meeting. Washington D.C., January 22—24. 1998.

[16] См.: Перепелкин, Л. С. Истоки межэтнического конфликта в Татарии / Л. С. Перепелкин // Мир России. 1992. T. I. № 1. С. 93—94.

[17] См.: Solnick, S. L. Measuring Center-Periphery Dynamics in the Russian Federation: Preliminary Findings of a 1995—1996 Study / S. L. Solnick // Prepared for the Kennan Institute Russian Regional Workshop. January 1998.

[18] Петров, Н. Федерализм по-российски / Н. Петров // Pro et Contra Зима 2000. Т. 5. № 1, Москва 2000. Carnegie Eudowment For International Peace. С. 21.

[19] См.: Кинкейд, Дж. Федерализм и формирование экономической политики: преимущества и недостатки федерального устройства / Дж. Кинкейд // Доклад на международной конференции по федерализму. Монреаль, Канада, 5—8 октября 1999 г. С. 7—12.

[20] Там же. С. 8.

[21] Там же. С. 8—9.

[22] Там же. С. 9.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.