Екатерина Коврикова
Музыка как творчество доверия и согласия

Тема статьи родилась как необходимость выхода музыкознания в мир глобальных проблем и рассмотрения музыкального искусства в культурологическом контексте диалога между народами и цивилизациями, его роли в развитии культуры доверия в современном пространстве личностных и социально-политических катаклизмов, бесчеловечности международного терроризма и религиозного экстремизма. Выбор пути взаимодействия цивилизаций на принципах доверия и согласия – подлинная гуманная позиция мирового сообщества. Автор не претендует на принципиальную новизну своего размышления: о социальной роли искусства высказывались многие мыслители, выдающиеся художники и педагоги со времен Конфуция и Аристотеля. Русские религиозные философы XX века, в частности И. А. Ильин, считали, что искусство – и молитва, и познание, и духовность, и добродетель, и творчество, и служение. «Музыка начинается там, где бессильно слово» – это слова Г. Гейне, поэта XIX века – века, утвердившего идею свободы, человечности и божественной силы творчества. Тем не менее мощнейший потенциал музыки не в полной мере включен в ряды борцов за единство и согласие людей разных континентов. Увы, и за границей нашего размышления останутся многие вопросы этого безграничного и удивительного мира. Огромный пласт находится в рассмотрении процессов музыкального искусства с точки зрения религиозного подхода, как личностные, музыкально-стилевые и концептуальные его взаимодействия в межконфессиональном пространстве, система музыкально-педагогического образования в данном контексте и т. д. Духовные традиции любой религии тесно связаны с индивидуальной областью музыкальных интонаций молитв, обрядов, канонов и т. д. В западноевропейской музыке духовные произведения на канонические и свободные тексты берут свое начало в древних песнопениях, составляющие Псалтырь и развиваются на основе григорианского хорала; русская духовная музыка зарождается из знаменных распевов, входящих в церковные православные службы; генетическая основа религиозной культуры мусульман связана с речитацией священных сур Корана (Пророк Мухаммад призывал: «Читайте Коран на мелодию арабов...» [1]), традицией исполнения азанов и книжным пением – интонированием нравоучительных трактатов и страниц «Мухаммадии», баитов, мунаджатов у татарского народа и т. д. Все религиозные культуры использовали безграничные возможности музыки для утверждения своей мировоззренческой концепции, не менее очевидно и то, что великие музыканты всегда выходили за ее пределы, постигая высшие идеалы и помыслы человеческого духа и сознания.

Наша задача – акцентировать внимание читателя на том, почему и каким образом музыка как феномен искусства становится поистине мировой творческой лабораторией культуры доверия и взаимопонимания между разными людьми и народами, подлинного уважения к самобытным обычаям, традициям и особенностям мировоззрения.

Созвучье чувств, согласье мыслей

«Нет новых направлений в искусстве, есть одно – от человека к человеку», и многовековое развитие музыки как наиболее человечного и универсального его вида в полной мере подтверждает эту фразу польского писателя Станислава Ежи Лец[2]. Со времен древнейших мифов о чудесной силе искусства Орфея, перед которым расступались врата ада, до современного мира сложнейших научных технологий музыка для человека и общества имеет огромное значение, от прикладного, даже лечебно-профилактического характера до философски-обобщенного постижения мира. Это вполне закономерно – еще в конфуцианских трактатах утверждалась не только космологическая теория происхождения музыки, но и значимость ее как государствообразующего фактора, потенциала нравственно-эстетического воспитания подрастающего поколения для достижения социальной гармонии в обществе, мощного средства духовного единения человека с окружающим миром [3]. Во-первых, музыка – одно из наиболее человечных, природосообразных и эмоциональных искусств, которое вызывает сильнейшее чувство эмпатии как сопереживания, являющееся фундаментом любого взаимопонимания. Соединение эстетической и этической сущности музыки позволяет обрести человеком одухотворенную свободу творчества не только как возможность более ярко выявить красоту, существующую в первозданной природе, но на основе ее осмысления и продолжения создать новый образ совершенного мира. Поэтому в музыке гиперболизированы позитивные полюса Дисгармония – Гармония, Добро – Зло, Любовь – Ненависть, она там, где есть стремление к благу и утешению, проводя сквозь страдания к счастью, ей под силу озвучить Истину сиянием Красоты и «красотой пробудить к добру тронутое сердце»[4]. Способность любить – самое древнее и природное свойство человека, чем цивилизованней в худшем смысле понятия он становится, тем все более теряет эту способность, дающее подлинное счастье, и музыка может возвращать человека к своим истокам (для Моцарта музыка была голосом сердца, для Пушкина – мелодией любви).

Во-вторых, изначально сформировавшись как «наука и искусство звуков»[5], музыка гибко сочетает свободу творчества и строгие законы настолько, что порой трудно определить их границы, и музыкальное искусство происходит из поиска идеального единства сердечности и разума, порядка и естественности природы. Так, для музыки естественно то, что строжайший кодекс западных церковных песнопений VII века «Григорианский антифонарий» постепенно утрачивает стилевой аскетизм благодаря проникновению народно-бытовых интонаций с певчими из глубинных слоев народа как катализатора развития этого жанра. Идеи графически-световой визуализации усиливают специфику музыки как свободы в дисциплине, позволяют стать ясно увиденной, оставаясь загадочно-непредсказуемой. Возможно, это способствует лучшему пониманию отличий и взаимосвязей традиционного и новаторского, духовного и материального, религиозного и светского, субъективного и объективного, индивидуального и общечеловеческого начал в сознании человека, столь необходимых для его духовного совершенствования. Это важно и для позитивного формирования людской общности, не устраняющей индивидуальности, а, напротив, ее развивающей. Тогда все социальное и общественное выступает сквозь личность и ее ощущения, что становится важнейшим гарантом позитивного развития цивилизаций и их взаимодействия друг с другом.

В-третьих, музыка – сложный психоэнергетический феномен, составляющий регулятивную первооснову чувств и мыслей человека, на подсознательном уровне способствуя формированию коллективного единства, поскольку синхронные импульсы, организованные звуковыми ритмо-сигналами, создают соответствующее психическое состояние[6]. Очевидной становится и специфика музыки как энергоинформации, регулирующей общественные коммуникации человека и его разумно-эмоциональную природу. Создается бесконечный круг: музыка наиболее активно влияет на формы имитационного поведения людей, организует общение человеческих сообществ, создает резонирующие эмоциональные формы их коммуникаций. В свою очередь, они являются основными направляющими значениями в организации форм, жанров и содержания музыки. Благодаря этому свойству мы можем узнавать накопленный веками духовный и мистический опыт, стиль жизни и образ мышления людей той или иной эпохи или общности. И если XX век принес в мир торжество ненависти и атомные взрывы, то и звуки его наполнились скрежетом стали, гротеском и механицизмом, образы воззвали к отрицанию поруганных идеалов разума и красоты: «Варварское аллегро» Бартока, «Новости дня» Хиндемита и т. д. Протестом прорвался долго сдерживаемый и потому необузданный зов природы человека к физиологической чувственности новых ритмов и мелодий, жанров и сюжетов. Но на гребне смертоносной волны звучания современного мира новой и еще более яркой звездой загорается всепобеждающая сила любви и доверия как гармония Истины: «Двадцать взглядов на младенца Иисуса» О. Мессиана, «Реквием» Б. Тищенко, непреходящие шедевры Баха, Моцарта, Скрябина и др. – результаты интуитивного свойства гениальных мастеров опережать время, свою эпоху, отражать ее скрытые процессы и предвосхищать грядущие изменения. И Бетховен яростно утвердил пророческое предназначение музыканта, как Пушкин в литературе – поэта!

Наконец, главное: музыкальное искусство живет во времени и в непрерывном сотворчестве известной триады – композитор, исполнитель, слушатель, включая в нее все новых и новых людей разных возрастов, социальных групп, национальностей и вероисповеданий. Коммуникативная функция музыки создает их активное и тесное взаимодействие как творческий диалог сквозь индивидуальность и традиции, сквозь народы и религии, сквозь время и эпохи. Зерно этого феномена в том, что «творческий акт направлен к тому, что имеет мировой, общечеловеческий, космический характер», – писал Н. А. Бердяев в «Самопознании». Веками люди искали модели идеальной человеческой общности – музыкальная культура имеет их множество. Например, ансамбли, оркестры, хоры – модели гармоничного согласия исполнителей, разных по характеру и по тембру голосов, которые противостоят кокафонии своих различий стремлением к идеальному гармоничному единству. Ведь согласие и созвучие – суть одного понятия, когда глас, голос, звук сливается с другими в стройную гармонию и соразмерную форму, оставаясь уникальными в своем роде. И проблема диалога людей и культур, религий и цивилизаций позволяет по-новому взглянуть на развитие музыкального искусства, в котором заложен мощный потенциал разрешения многих противоречий путем поиска самобытно – универсального созвучья и согласья!

На протяжении веков мировая музыкальная культура развивается и обогащается, история этого взаимопроникновения бесконечна, его нити, переплетаясь, опоясывают весь звучащий мир нашей планеты. Можно проследить специфику взаимоотношений и становления различных профессиональных композиторских и исполнительских школ, результаты личной деятельности выдающихся композиторов и музыкантов-просветителей, роль педагогов-музыкантов в выше указанных процессах и т. д., но осветить даже основные из этих вопросов в рамках одной статьи невозможно. В качестве примера мне хотелось бы вкратце остановиться на общих тенденциях взаимодействия восточных и западных традиций профессионального творчества композиторов как одну из граней сложного, порой противоречивого, но неуклонно развивающегося плодотворного диалога двух крупнейших музыкальных цивилизаций.

К сотворчеству доверия

Доверие, любовь, согласие – сложные и простые понятия одновременно, можно бесконечно спорить об их сути, но для многих очевидно: любовь не живет без доверия. В начале XX столетия – века потери веры человека в себя, а значит, доверия и любви между людьми, индийского музыканта-суфия Хазрата Инайян Хана и русского, православного композитора А. Н. Скрябина свела мечта слияния западной и восточной музыкальных культур, как символа духовного единения людей всего мира. «Такая музыка могла бы способствовать объединению человечества во вселенское братство», – писал Инайян Хан восточных и западных[7]. Истоки этого пророчества – братства, любви и доверия Востока и Запада – идут от древних традиций более ранней высокоразвитой культуры Востока: концепции, жанры, стилистика, инструментарий, музыкальная грамота – многим зарождающееся западное музыкальное искусство было обязано уже сформировавшемуся в то время устному исполнительскому творчеству Арабского халифата. В этот период взаимодействие двух культур не имело почвы для возникновения серьезных проблем. Однако постепенно эта уникальная гармония и богатейшая традиция была забыта и отторгнута в связи с усиленным формированием европоцентризма – критериев западных эстетических идеалов творчества как всеобъемлющих и объективных законов мирового искусства. Не последнюю роль сыграло и то, что восточная музыка существовала в основном как светская традиция, а западная музыкальная культура стала активно формироваться в лоне церкви (хотя процесс взаимовлияния светской и религиозной традиции, характерный для всего развития музыкального искусства, присутствовал и в этом случае). Период нового обращения Запада к Востоку начинается с середины XVIII – XIX веков, вначале как нечто условное, обобщенно-экзотическое (балетные и оперные восточные реминисценции), затем все более близкое к самобытной сути (Ф. Давид, Ж. Бизе, Дж. Пуччини, К. Дебюсси и т. д.). Необходимо отметить особое качество русского ориентализма, ибо близкие восточные окраины были местом частого пребывания многих выдающихся поэтов, музыкантов и т. д. Исторически и географически сложившаяся эстетическая установка русской композиторской школы проявилась в ее неизменно бережном отношении к традициям разных народов. Достаточно вспомнить произведения М. И. Глинки, М. Балакирева, Н. А. Римского-Корсакова, Дм. Шостаковича и др. Богатейшим опытом сотворчества доверия стало стремительное развитие восточных музыкальных культур в период СССР – армянской, азербайджанской, казахской, татарской и др. Еще нигде и никогда Восток и Запад не соприкасались так тесно, отражая единство идейно-эстетических принципов формировавшейся советской культуры. И хотя центральной установкой этого профессионального взаимодействия был все тот же европоцентризм, память доверия к русской профессиональной школе позволила композиторам зарождающихся национальных школ добиться феноменальных результатов.

Трагедия потери духовности Запада, упадок гуманистической сущности и кризис всех систем рационализированной и глобально механизированной цивилизации, повернула ее «лицом» к мистически-самоуглубленному Востоку в желании найти утраченное и приобрести нечто новое. Примерно с середины XX века ситуация в мире начинает меняться одновременно с двух сторон, как процесс многоплановый и неоднозначный: способность признать ценность другого – лишь первый шаг, необходимо взаимное обогащение тем ценным, что накоплено веками. Для этого нужна искренность и зрелость культуры, ее открытость и широта эстетических и социальных взглядов. Примером такой поистине восточной мудрости может служить развитие профессионального искусства Японии, начавшей активно осваивать европейские традиции с середины XIX века (с гордостью отмечу, что в этом процессе русские музыканты сыграли одну из важнейших ролей), а к XX веку уже появляются молодые композиторские школы по двум направлениям – японский и азиатский стили[8]. Но на пике охватившего мир восточного увлечения возникла опасность европоцентризма наоборот, вновь грозящая обернуться замкнутостью и неконтактностью, в итоге перекрытию путей всего дальнейшего развития этих мировых культур. Тем не менее с признанием равноправного достоинства и сложности систем выразительных средств как высокого профессионализма Восток все смелее поднимает завесу своего удивительного пространства, где, несмотря на сохраняющуюся теоретическую защиту от Запада, начались серьезные практические шаги осваивания многовекового опыта его традиций. В свою очередь, Восток активно влияет на идейные концепты и системы образности Запада, его инструментарий и жанры, новые принципы ладово-интонационного и симфонического мышления и т. д.[9] Главное то, что уходит настороженность и замкнутость, сближается и становится равноправным осознание самобытности и самодостаточности друг друга, значимости и эстетической ценности традиций двух великих музыкальных и человеческих цивилизаций. Уже не повернуть вспять мощный процесс их единения, пророчески воплощается мечта Скрябина и Инайян Хана в таких произведениях, как концерт для хора а capella Ш. Шарифуллина «Мунаджаты» (1975), концерт для японского кото, бас-кото, чжэна и симфонического оркестра «В тени под деревом» Софьи Губайдуллиной (1998) и др.

Но что многие из нас сегодня ищут в музыке?

Новых эмоций, страстей и ласкающих ухо созвучий или бессмысленной новизны и элитарно-музыковедческого ее смакования? Нет, это обман самих себя: бездуховному слушанию музыки служат низменность и механистичность процессов ее создания, бессознательно-чувственного исполнения и бессердечно-умозрительного анализа. Засилье массовой культуры явилось проявлением устрашающей сниженности идеалов и продуктом ширпотреба, как клевета на безусловное совершенство музыки в постижении Духа, Истины, Добра и Красоты. «Какою мерою мерите, такою отмерено будет вам и прибавлено будет вам, слушающим» (Мк. 4:24)[10]. Возрождение, воспитание и развитие в человеке глубоко духовной музыкальной культуры может стать предвестником и гарантом его возвышения, а значит, и подлинного единения людей, противостоящего дисгармонии окружающего мира, где каждый человек, не заглушая своей струны, может придать ей и всему миру все более чистое и стройное звучание.

Уильям Шекспир писал:

Кто музыки не носит сам в себе,

Кто холоден к Гармонии прелестной,

Тот может быть изменником,

Лгуном, грабителем;

Души его движенья темны,

Как ночь,

И, как Эреб, черна его приязнь.

Такому человеку не доверяй...

Безусловно, это не значит, что немузыкальный или не знающий ее грамоты человек обязательно будет «изменником, лгуном...», нет! Смысл приведенной фразы гораздо глубже: «музыка в себе» – это высочайшее требование к личности человека, которое сравнимо с гармонией как отражением высокой духовной самоорганизации. Не потому ли Пушкин в поэме «Моцарт и Сальери», прежде чем сделать Сальери отравителем, убивает в нем гармонию звуков:

...Я сделался ремесленник: перстам

Придал послушную, сухую беглость

И верность уху. Звуки умертвив,

Музыку я разъял, как труп...

Взгляд в будущее

По какому пути пойдет в будущее человек, куда поведет за собой такой огромный и разнообразный мир? В жестокий для России 1941 год в «Ленинградской» симфонии № 7 Дмитрия Шостаковича искаженная от страданий божественная мелодия «Лунной сонаты» Бетховена, вопрошает: как один и тот же народ мог породить создателя финала Девятой симфонии – оды «К радости» и убийственный фашизм?! Но уже через пять лет после окончания войны композитор вновь склоняется перед другим немецким гением – И. С. Баха, создав по случаю 200-летия со дня его смерти «24 прелюдии и фуги». Да, в мире созвучия и гармонии музыки нет места ненависти, ограниченности и отрицанию поистине всемирного доверия и живой лаборатории диалога народов, как глубоко человечного и разумного контакта от сердца к сердцу, гласа к голосу. Такой путь обретения истинно гуманных и гармоничных отношений людей всего мира открывает будущее мировой цивилизации как согласное звучащее сотворчество. И такая музыка – верный путь претворения гармонии в согласное звучание человека с самим собой и миром, творчество всечеловеческого доверия, любви и согласия!

Литература