Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
ДИАЛОГ И ПАРТНЕРСТВО ЦИВИЛИЗАЦИЙ: МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНОЕ И КРОССКУЛЬТУРНОЕ ИЗМЕРЕНИЯ
30.10.2011

Фарид Асадуллин
Интеллектуальная культура ислама: между теологией и наукой

Мое сегодняшнее выступление – это, с одной стороны, продолжение размышлений, которые вошли в мой доклад, сделанный в Праге на майском форуме «Европа в ХХI веке: перекресток цивилизаций» (см.: Вестник, № 2/2004), с другой – попытка обратить внимание участников конференции на интеллектуальный потенциал ислама, который часто, как показывает опыт общения с представителями других культур и вероисповеданий, присутствующих даже здесь, в Родосе, или игнорируется, или о нем знают лишь поверхностно и, что еще хуже, искаженно. Между тем исламская теоретическая мысль, являясь неотъемлемой частью мирового культурного наследия, включает в себя богатое, хотя и внутренне противоречивое, общечеловеческое содержание. Хорошо известно также, что пророк ислама, одержимый желанием учиться и узнать больше, рекомендовал своим последователям «идти за знаниями, если понадобится, даже в Китай», а также повторял: «Мудрость (аль-хикма) – предел устремлений верующего». Однако сегодня есть немало примеров, когда область исламского знания – в основном теологического, а именно исламская религиозная доктрина – становится предметом дискредитации, причем иногда трудно понять, от кого в большей степени исходит угроза: от людей, одержимых исламофобскими идеями, или от самих мусульман, имеющих, к сожалению, порой смутное представление о своих религиозных обязанностях и долге, а также месте ислама рядом с другими так называемыми «небесными религиями» (араб. аль-адьян ас-самавия) – иудаизмом и христианством.

В этой связи уместно напомнить, что один из известных мусульманских ученых-энциклопедистов аль-Бируни (ум. 1048) указывал на резкое различие веры у образованной, интеллектуально продвинутой элиты (хасса) и непросвещенной толпы (амма). Аналогичное структурное разделение, на наш взгляд, свойственно не только самим мусульманам, но и представителям других религиозных традиций, где в соотношении «хасса»/«амма», как и во времена Бируни, знаменатель заметно превосходит числитель. Близкие по духу суждения можно встретить у Маймонида или Фомы Аквинского, а известный представитель европейской «хассы» ХVI в. английский философ Ф. Бэкон справедливо полагал, что «малые знания удаляют от Бога, большие – ведут к нему».

Интеллектуальный концепт ислама

Надо сразу сказать, что со времени утверждения ислама его доминирующей мировоззренческой идеей была идея «таухида» – единства, целостности, что было реализовано в единобожии, единстве бытия, единстве правовых и нравственных предписаний, единстве социума и т. д. Отсюда в исламе проистекает нерасчлененность сферы мирского и сакрального, знания, основанного на изучении Корана и знания, полученного рациональным путем, причем Коран, отдавая предпочтение исламу как источнику всех знаний, не исключает при этом и другие пути познания. В этом заключается его интеллектуально-религиозная универсальность. Принципиальной установкой ислама, по крайней мере на теоретическом уровне, является взаимосвязь и взаимозависимость всех элементов мироздания, выстроенного по замыслу Творца – Аллаха.

Главные ориентиры и важнейшие параметры интеллектуальной культуры ислама содержатся в самом тексте Коране, который назван «руководством для имеющих разум». В нем можно найти немало апелляций к понятию «интеллект», «разум» (араб. «акль»). В Коране мы насчитали 49 случаев, когда в том или ином контексте употребляется слово «акль» и его производные формы. В известном хадисе – изречении пророка содержится главный интеллектуальный концепт ислама: «Если у кого нет разума, нет у него и веры». Один из самых известных авторитетов исламского богословия имам Газали (ум. 1111), которого за его ученость называли «худжату-ль-ислам», сравнивал интеллект с «отблеском света, исходящего от Творца» и подчеркивал, что между интеллектом и религией не существует никакой контрадикции. Вообще надо особо отметить, что в исламе наука и грамотность со времени письменной фиксации Корана превратились в религиозную добродетель, а сама образованная прослойка «людей знания» – «расихуна фи-ль-ильм» (Коран, 3:8) – приобрела весьма значимый социальный статус. Не случайно в средневековой арабской среде бытовало мнение, что «цари являются правителями людей, а ученые – правителями царей». (ср. Платон в своем «Идеальном государстве» писал, что цари являются мудрецами, а мудрецы – царями). Аль-Маварди, говоря о главных добродетелях человека, подчеркивал: «Аль-акль асль ад-дин» («Разум – основа религии»).

Осмысленное под влиянием античной философской мысли исламское религиозное знание создало фундаментальную методологию, которая выводила мыслителей в сферу их научных занятий – физики, астрономии, медицины, политики или математики. В этих науках они могли конкретизировать принятые и выработанные на основе Корана и исламского богословия понятия и принципы. В Х веке аль-Фараби (ум. 950) классифицировал науки на основе аристотелевской модели, подразделяя их на две категории: религиозные, которые он считал основой системы, и «чужестранные» науки античности, то есть рационалистические, и прежде всего древнегреческие, причем обе категории фигурировали рядом в перечне наук, рекомендованных для изучения.

Важным фактором формирования интеллектуальной культуры ислама стало знакомство с различными отраслями греческой науки и главным образом философии. Первый арабский философ аль-Кинди (ум. ок. 870), знавший греческий язык, стремился примирить противоречивые направления греческой философской мысли с религиозной доктриной ислама. Идеи Аристотеля, Платона (которого, как и сейчас, часто путали с неоплатоником Плотином) и Галена, воспринятые арабами с энтузиазмом, часто служили ферментом, который вызвал к жизни различные области арабского знания – географию, математику, астрономию, теорию музыки, алхимию, медицину, минералогию и т. д. Религиозные представления и мусульманская элита чутко реагировали на философские идеи Сократа, считавшего, например, что добродетель тождественна знанию (главной добродетелью он считал разум, а настоящей мудростью – признание своего невежества: «я знаю, что я ничего не знаю») или идеи Платона и его ученика Аристотеля, пытавшихся доказать, что мир сотворен Демиургом (Создателем) – одним-единственным богом. Все это согласовывалось с основополагающими принципами ислама и прежде всего идеей монотеизма – строгого единобожия. Важно подчеркнуть, что идеи Платона и Аристотеля о едином боге через арабские переводы позднее легли в основу христианской догматики и стали своеобразным прологом к Новому Завету.

Греческое влияние было настолько сильным, что, например, в каком-то смысле – прямо или опосредованно – могло сказаться и на обрядовой практике – ежегодном покрытии главной мусульманской святыни Каабы специальной черной парчой, на которой вытканы золотом аяты Корана. Известно, что в Древней Греции паломники подносили богине Афине особое покрывало, которое отличалось пышной красотой. Есть также основание считать, что влияние эллинистической философии Плотина дало исламскому мистицизму – суфизму недостающий богословский инструментарий, где кораническое знание и учение Плотина об эманации могли слиться воедино.

В Х–XIII столетиях исламский мир, Византия и Западная Европа находились приблизительно на одинаковом уровне цивилизационного развития. Хорошо известно, что в эпоху основания первых европейских университетов (в Болонье, Неаполе, Париже и др.) европейцы многое заимствовали из системы образования мусульман. В XII–XIII веках в Европе развернулась активная деятельность по переводу научных трудов мусульман, что позволило в дальнейшем европейской цивилизации, с одной стороны, через эти переводы актуализировать на новом историческом витке ученость Древней Греции и вновь открыть для себя труды Аристотеля и Платона, а с другой – Европа через труды своих ученых: Декарта, Спинозы, Бекона (и Роджера, и Френсиса) знакомилась с идеями Ибн Сины (Авиценны), Ибн Рушда (Авэрроэса), аль-Фараби, аль-Газали, аль-Араби, ибн Халдуна и т. д. Сегодня считается бесспорным влияние трудов главного популяризатора наследия Аристотеля Ибн Рушда, а также аль-Газали на одного из основоположников религиозной философии католицизма Фомы Аквинского (1225–1274), на воззрения Декарта (1596–1650) (cogito ergo sum – «мыслю, следовательно, существую») и даже философию Иммануила Канта (1724–1804). В научной среде даже бытует утверждение, что на одном из вариантов собственной биографии Кант под впечатлением знакомства с арабской научной мыслью начертал: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного»Таким образом, высшим достижением арабо-мусульманской научной мысли в эпоху ее расцвета в средние века стал мусульманский рационализм, основные содержательные идеи которого были востребованы уже в XIX.

Затем, после заката ислама классического периода, а именно в ХV веке начался регресс исламской интеллектуальной культуры, что прежде всего было вызвано новым отношением к науке, под которой в арабо-мусульманской ученой среде стали понимать исключительно схоластическое знание, основанное на слепом следовании шариату и отторжении иджтихада – независимого суждения как формы интеллектуально-либерального ислама. Под влиянием спекулятивной теологии наступил растянувшийся на несколько веков период изоляции и самодовольной замкнутости, который остановил приток новых научных идей и открытий. «Врата иджтихада (то есть творчески-либерального отношения к собственному наследию) закрылись». Единственной областью, где происходил «научный обмен», и то односторонний, была военная, связанная со строительством флота, фортификационных сооружений, а также оснащением армии, например, египетских мамлюков или магрибинских корсаров, новыми вооружениями. Новые «интерпретаторы» ислама – богословская профессура «Аль-Азхара», Зейтуны и Феса – стали понимать под наукой исключительно исламскую теологию. Наука сделалась служанкой богословия, вернее схоластики. Преподавание алгебры, геометрии, астрономии, которые потеряли импульсы самостоятельного развития, в это время определялись потребностями отправления культа: вычислением времени молитв и праздников, составлением астрономических таблиц затмений луны и солнца, а также лунных календарей и гороскопов. Индустриальная (промышленная) революция, прокатившаяся по Европе на рубеже XVIII и XIX веков, мусульман затронула косвенно и своеобразно, по сути, они ее проспали.

Только на рубеже XIX–ХХ веков усилиями плеяды выдающихся представителей арабо-мусульманской богословской мысли муфтия Египта Мухаммада Абдо, индийского поэта-философа Мухаммада Икбала, татарского ученого-реформатора Мусы Бигиева и др. была предпринята попытка реабилитации науки и одновременно интеллектуальной модернизации застывшей в развитии исламской традиции. Это стало возможным, с одной стороны, благодаря реставрации исконного понимания ислама как религии энергичного действия и активной жизненной позиции (в пример приводился Коран: «Ничего Аллах не изменит в народе, пока люди сами не изменят себя»). С другой – благодаря непосредственному влиянию достижений западной цивилизации, которое на себе ощутили и Абдо, живший в 80-е годы ХIХ века в Париже, и Икбал, учившийся сначала в Кембридже (в Тринити-колледже), а затем в Мюнхенском университете. Что касается Бигиева, то он и без того был тесно включен в общероссийский культурный контекст, представляя собой тип российского мусульманина, который мог одновременно цитировать суры Корана и главы из «Евгения Онегина». Безусловно, это обстоятельство делало их кругозор более широким, а также позволило за счет новой и гибкой интерпретации законов шариата создать нормативное пространство модернизации как для самого исламского вероучения, так и осмысления других сфер общественной жизни. Так, Абдо принадлежат революционные для его времени и среды идеи. Подчеркивая, что ислам – это единственная из религий, основанная на разуме и апеллирующая к человеческому знанию, он мог в своих фетвах заявить: «Молитва незнающего ничего не стоит» или доказывать, что строительство школ в колониальном Египте важнее, чем строительство мечетей. Безусловно, в основе таких заявлений лежали традиции мусульманского рационализма, заложенные еще в средние века и тесно связанные с философией Рене Декарта, к идеям которого чаще всего апеллировала арабская научная мысль нового времени.

Еще дальше в плане эмансипации религиозной мысли мусульман пошел Икбал, мировоззрение которого формировалось под влиянием разных идейных школ Европы, но прежде всего наследия Гете, Канта и Гегеля. Возможно, он был первым мусульманским интеллектуалом, который исходя из универсальных принципов Корана, попытался объяснить Западу всемирный характер исламского вероучения. Это была попытка найти равновесие между живой верой и современным видением мира. В своей наиболее значимой работе «Реконструкция религиозной мысли в исламе» (The Reconstruction of Religious Thought in Islam), которая увидела свет еже после его смерти, в 1962 году, в Лахоре, он последовательно проводит мысль об исламе как «религии мира», утверждая, что «идеал ислама состоит в том, чтобы обеспечить мир любой ценой», и ссылаясь при этом на известный хадис «сорок лет тирании лучше, чем один час фитны (смуты, анархии)». В этих словах, кстати, ответ на вопрос, почему мусульмане, укорененные в традиции любого государства (в нашем случае России), являются ее законопослушными гражданами.

Вот некоторые выдержки из его книги: «В течение последних пяти столетий религиозная мысль в исламе находилась в состоянии застоя. Было время, когда европейская мысль получала вдохновение из мира ислама. Однако самым примечательным феноменом современной истории является та невероятная скорость, с которой мир ислама духовно движется в сторону Запада. В таком движении нет ничего дурного, так как европейская культура в интеллектуальном плане представляет собой не что иное, как дальнейшее развитие некоторых наиболее важных этапов в истории исламской культуры... На протяжении всех столетий нашего интеллектуального застоя Европа занималась серьезным размышлением над великими проблемами, которые глубоко интересовали мусульманских философов и ученых. Со времени средневековья, когда завершилось формирование исламских теологических школ, в человеческой мысли и практике имел место невиданный прогресс. Распространение власти человека на Природу дало ему новую веру и новое чувство превосходства над силами окружающей среды. Были предложены новые точки зрения, старые проблемы были поставлены в свете нового опыта, появились новые проблемы. С прогрессом научной мысли претерпевает изменение даже наша концепция интеллигибельности (постигаемый только разумом. – Ф.А.). Теория Эйнштейна дала новое видение Вселенной и предложила по-иному взглянуть на проблемы, общие для религии и философии. Неудивительно поэтому, что молодое поколение мусульман Азии и Африки требует новой ориентации своей веры (курсив мой. – Ф.А.)» (с. 41–42). Проводниками «новой ориентации» в исламе стала соответственно новая генерация мусульманских интеллектуалов, прорубившая, как и в случае петровской России, хотя и с опозданием на век, «окно в Европу». Для этого были определенные исторические предпосылки.

“New deal” ислама и глобализация

ХХ век способствовал встряске ислама. Колониальная зависимость от Запада, с одной стороны, деформировала исламское самосознание миллионов простых мусульман, зародив множество комплексов, связанных с собственной несостоятельностью и второсортностью, а с другой – послужила значительным стимулом для интеллектуального прогресса и новых интерпретаций общеисламского наследия. В мировоззренческой сфере взаимодействие интеллектуальной элиты арабо-мусульманских стран с Западом приобретает характер контаминации обширного круга европейских философских, общественных и естественнонаучных концепций, с помощью которых такие деятели национальных культур, как, например, лауреат Нобелевской премии в области литературы египтянин Нагиб Махфуз (род. 1911) пытаются формулировать, осмыслять и анализировать собственные национальные проблемы, в том числе проблему взаимоотношений между наукой и религией. Именно проблеме художественного осмысления соотношения науки и теологии в социальной сфере посвящены лучшие произведения Нагиба Махфуза «Бейн аль-Касрейн» (1956) и «Авляд харатина» (1963), в которых он пытался снять противоречие между ними, сделав науку преемницей религии. История общественной и научной жизни в арабо-мусульманском мире ХХ – начала ХХI века – это нескончаемые попытки обосновать и, если надо, отстоять интеллектуальный плюрализм, диапазон которого колеблется от исламизации современности (Хасан Банна, аль-Маудуди, ат-Тураби, Метин Каплан) до модернизации ислама (Фарид Закария, Мухаммад Аркун, Мурад Хофман, Роже Гароди, Рафаэль Хакимов), что, правда, иногда заканчивается ревизией исламского учения. В арабской научной и интеллектуальной мысли эта проблема часто осмысляется через призму сохранения «асаля» (аутентичности, в том числе и в религиозном плане) в борьбе с «хадаса» (нововедениями, проистекающими из окружающего мира). Причем «асаля» среди верующей части мусульман в зависимости от широты взглядов и вообще интеллектуального горизонта человека может пониматься и как исключение всяких инокультурных, а главное, иноверческих примесей и влияний (бидгат), и как обретение исконных корней, если речь идет духовном родстве последователей ислама и «людей Писания» – иудеев и христиан на единой авраамической традиции. Наиболее перспективной представляется позиция мусульманских интеллектуалов, стремящихся гармонично соединить свою веру с окружающим миром с точки зрения свободы выбора каждого индивидуума, где главенствует разум, а не диктат и насилие: «нет принуждения в религии» (2:257) и «взывай к Господу твоему мудрым словом и добрым увещеванием» (15:126). «Если свободная личность тянется к образованию и наукам, стремится к прогрессу общества, то это вполне приемлемо как для западной, так и для исламской культуры», – отмечает современный татарский мыслитель Рафаэль Хаким в своей известной книге «Где наша Мекка?».

Если отвлечься от проблемы соотношения «асаля» и «хадаса», наиболее интересные процессы происходят в сфере современного искусства, где синтез различных направлений музыки, художественной культуры дает самые неожиданные результаты, выводящие «экспериментаторов» из пространства традицией. Возьмем для примера музыку известного английского музыканта, основателя группы Queen Фаруха Балтазара – Ф. Меркьюри, который родился в иранской семье в Занзибаре. Его музыка среди иранского студенчества, находящего в творчестве Балтазара/Меркьюри много созвучного их мировосприятию, пользуется большим успехом. Сегодня в Тегеране аудиокассеты с песнями группы можно купить практически во всех киосках. То же можно сказать и про таких известных представителей западноевропейской интеллигенции, как писатель-романист Ханиф Курейши (судя по фамилии, далекий родственник самого пророка) с его нашумевшей книгой «Интим» (поставленный по мотивам книги одноименный фильм был признан лучшим европейским фильмом 2001 г.) или известный французский актер Робер Оссейн (по отцу-иранцу Гусейнов), в настоящее время директор и главный режиссер парижского театра «Мариньи» на Елисейских полях, и т. д. У всех названных грандов мировой культуры исламская идентичность, присущая им от рождения, настолько ассимилирована западной культурой, что их можно причислить, скорее, к европейскому культурному ареалу, нежели арабо-мусульманскому. Это новый тип интеллектуала, который уже порвал с материнской культурой и религией и стал ‘evolues’ – «эволюционировавшим» мусульманином, то есть своего рода «гражданином мира». Таковыми можно назвать многих представителей российской интеллигенции: Анну Ахматову, Лидию Сейфуллину, Беллу Ахмадулину, Ренату Литвинову, Елену Ханга, Юрия Шевчука и др., в родословной которых можно найти заметно стершийся «исламский след». Есть немало примеров и обратного свойства, когда европейцы осознанно, тоже эволюционным путем становятся мусульманами. Для наглядности назовем в прошлом еврокоммуниста Роже Гароди и британского певца Кэта Стивенса, ставшего Юсуфом Исламом.

Эти примеры свидетельствуют, что окружающий нас мир, становясь действительно глобальным и многомерным, все больше становится «улицей со встречным движением», где человечеству в общем и каждому индивиду в отдельности предлагается сделать экзистенциальный выбор: остаться в лоне традиционного мировоззрения и религиозно-культурной среды или открыться многообразию секулярной, полной соблазнов действительности, но рискуя при этом потерять свою изначальную духовную идентичность. Если принять терминологию последней книги З. Бжезинского Сhoice: Domination or Leadership, в мировом сообществе в ХХI веке должны восторжествовать ценности не «одностороннего доминирования», связанные, например, с христианоцентризмом в мировой политике и культуре, а «консенсусного лидерства», то есть коллективной заботы и ответственности людей с разными жизненными и мировоззренческими установками на основе толерантности. Такой подход может серьезно расширить зоны сотрудничества и одновременно пригасить очаги напряженности между представителями различных религиозных и культурных традиций.

В век глобализации, когда растет взаимозависимость этнорелигиозных традиций и одновременно наблюдается глобальный конфликт интересов между государствами и этнорелигиозными группами внутри государств, а также реально существуют диспропорции развития богатого Севера и нищего Юга, важно через переосмысление сложившихся стереотипов и представлений осознанно идти к новой мировой системе, где на основе общественного консенсуса могут быть выработаны принципы нового мировоззрения с безусловным присутствием духовного измерения, о чем на открытии Родосского форума говорили многие выступавшие.

Заключение

Если в конце вернуться к основной идее моего доклада, можно сказать, что исламская метафизика в состоянии предложить фундаментальную методологию, которая позволяет не только найти равновесие между живой верой и современным видением мира, но также открыть перед индивидуальным сознанием путь поисков нового синтеза науки и веры. Среди современных ученых-мусульман есть не только выдающиеся богословы и религиозные деятели, но и выдающиеся ученые – лауреаты Нобелевской премии в области литературы, физики, молекулярной биологии, органической химии, что служит наглядным свидетельством того, что интеллектуальная культура ислама может свободно развиваться в рамках очерченных Кораном, который одухотворяет любую практическую или теоретическую отрасль знания. Интеллектуальная история ислама в ХХI века идет по пути развития двух взаимопереплетенных и взаимозависимых тенденций: с одной стороны, продуцирования все новых богословских текстов, направленных на уяснение и разъяснение Писания (Корана) и Предания (Сунны), с другой – поиска исламских ответов на вызовы современной эпохи, во что оказываются вовлеченными представители всех слоев мусульманской интеллигенции – от творческой до научной.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.