§ 8. ЭТНИЧЕСКИЕ ДИАСПОРЫ В ДИАЛОГЕ КУЛЬТУР: ОПЫТ ПРИВОЛЖСКИХ РЕГИОНОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Несмотря на то, что рубеж ХХ–ХХI веков был отмечен в отечественной этнополитологии активным исследованием этнических диаспор, целый ряд аспектов данной проблемы еще не получил достаточного освещения в научной литературе. Мы имеем в виду, в частности, вопросы, связанные с региональной спецификой формирования и функционирования общинных институтов диаспор, проживающих на территории РФ, а также проблемы налаживания конструктивного межкультурного диалога в отношениях между членами диаспор и представителями общества-реципиента [1]. По нашему мнению, изучение регионального измерения проблемы диаспоральных сообществ и, соответственно, роли диаспор в диалоге культур на уровне региона, является чрезвычайно актуальным, т.к. будет способствовать более четкому пониманию механизмов развития этнополитических и этнокультурных процессов в современной России в условиях фактического отсутствия взвешенной, четко разработанной и общественно признанной национальной политики, а также в условиях децентрализации этнополитической системы Российской Федерации[2] и формированием целого ряда региональных этнополитических систем, отличающихся друг от друга по своей структуре. Представляется, что исследование структурного развития диаспор, функционирующих в российских регионах, примыкающих к Волге, в этом контексте будет иметь большое значение, т.к. данные регионы являются одними из ключевых в экономике страны, обладают развитой системой коммуникаций и включают в свой состав несколько национальных субъектов федерации, некоторые из них несут в себе определенные этнократические черты. Исследование проблем развития диаспор и их взаимодействия с принимающим обществом позволит оптимизировать межэтнические коммуникации в этих сложных и, по мнению ряда специалистов, взрывоопасных регионах, снизить уровень этнического риска и создать условия для профилактики межэтнической напряженности и этнических конфликтов.

Необходимо отметить, что в отечественной науке уже предпринимались весьма интересные и успешные попытки анализа процессов, протекающих в диаспоральных сообществах отдельных поволжских областей [3], однако авторы соответствующих работ, как правило, не уделяли внимания институциональной специфике развития тех или иных диаспор, не рассматривали становление тех или иных структурных элементов общин и не выделяли факторы, воздействующие на эффективность их функционирования и, соответственно, на манеру взаимоотношений общин с принимающим обществом. Данная работа является попыткой некоторым образом восполнить образовавшийся пробел и ответить на поставленные вопросы.

Исследование диаспор, функционирующих в приволжских регионах, наталкивается на серьезные трудности, связанные с недостатком репрезентативных источников информации. Далеко не все диаспоральные общины имеют свои печатные издания или же получают доступ к официальным изданиям государственных или муниципальных органов власти, а сообщения о каких-либо событиях из жизни приволжских диаспор, и тем более об их структуре, в электронных СМИ более чем фрагментарны. Данные сети Интернет также достаточно скудны, т.к., во-первых, по разным причинам далеко не все общины освоили пространство «мировой паутины», а, во-вторых, ресурсы Интернета содержат главным образом информацию культурно-исторического и правозащитного характера, которая не позволяет ответить на целый ряд интересующих нас вопросов, хотя и способствует формированию впечатлений об адекватности осознания той или иной общиной окружающей этнополитической действительности и о «серьезности» их намерений относительно интеграции в принимающее общество или относительно изоляции от него. В данной работе в качестве источников информации используются издания самарской азербайджанской общины, журнал «Azer news», издаваемый в Баку, но посвященный азербайджанской диаспоре в России и содержащий целый комплекс данных об азербайджанской диаспоре Поволжья, альманах «Наири», издаваемый нижегородской армянской общиной, газеты и журналы, издаваемые Духовным управлением мусульман Нижнего Новгорода и Нижегородской области и другими исламскими институтами РФ, а также целый ряд других изданий и оригинальных документов. Помимо этого автор использовал материалы интервью с представителями тех или иных диаспор, ценность которых заключается в том, что они позволяют некоторым образом приподнять завесу над теми аспектами жизни общин, которые, как правило, не находят отражения в печатных изданиях. Кроме того, материалы интервью позволяют проверить некоторые сведения, содержащиеся в открытых источниках.

Учитывая большое количество этнических диаспор, проживающих на приволжских территориях России, автор счел необходимым ограничиться рассмотрением наиболее крупных и развитых диаспоральных сообществ, играющих заметную роль в определении направлений развития экономических, политических и социокультурных процессов в регионах, примыкающих к Волге, тем более что их деятельность наиболее полно отражена в доступных источниках информации. Кроме того, автор счел необходимым акцентировать внимание на конфессиональной принадлежности тех или иных диаспоральных сообществ и их активности в религиозной сфере, учитывая тот факт, что религия является одним из основных элементов, предопределяющих направление и интенсивность развития диалога между представителями различных культур.

Институциональные и социокультурные особенности развития азер­байджанской диаспоры в приволжских регионах РФ, их воздействие на взаимоотношения с принимающим обществом.

Одной из наиболее развитых диаспор в приволжских регионах Российской Федерации, оказывающих серьезное воздействие на межэтнические коммуникации является диаспора азербайджанская, общинные институты которой вполне соответствуют большинству критериев «зрелости» [4]. Азербайджанцы на указанных территориях довольно многочисленны и стремятся, к поддержанию своей сплоченности. Российские регионы, располагающиеся на берегах Волги, весьма многочисленны и обширны, вследствие чего обладают различными условиями, которые воздействуют на развитие азербайджанской диаспоры, предопределяя эффективность развития структурных элементов общины, материальные и финансовые возможности ее лидеров и рядовых членов, а также политический вес общины в региональном сообществе. Однако необходимо отметить, что все азербайджанские общины, функционирующие на указанных территориях, отличаются целым рядом общих характеристик.

Во-первых, не в последнюю очередь азербайджанская диаспора в Поволжье и России в целом обязана своим интенсивным и успешным развитием той моральной и политической поддержке, которую оказывает ей руководство Республики Азербайджан еще со времен нахождения у власти Гейдара Алиева. Достаточно большое количество источников свидетельствует о том, что азербайджанское руководство рассматривает своих соотечественников в российском Поволжье в качестве одного из инструментов обеспечения своих экономических, а, возможно, и политических интересов на территории северного соседа. Данный тезис подтверждается словами самого Г. Алиева, приведенными на первых страницах журнала «Azer news»: «…Для того, чтобы нашу родину сделать еще богаче с интеллектуальной точки зрения, и чтобы нашу родину еще больше знали, чтобы наша родина была бы известна везде, всюду в мире, надо чтобы уезжали люди за пределы родины и обосновывались, где они хотят, жили бы, где они хотят, трудились бы, где они хотят, но не прерывая связи с родиной… и не забывая своих национальных корней» [5].

Кстати говоря, сам факт появления издания такого рода достаточно красноречиво говорит о заинтересованности официального Баку в развитии общинных институтов азербайджанской диаспоры, которые и являются одним из основных показателей влиятельности любого диаспорального образования. В задачи «Azer news» входит пропаганда идей позитивного воздействия представителей азербайджанского этноса на экономику России, презентация успехов азербайджанской диаспоры в области культуры и развития бизнес-проектов, а также, по мере возможности, защита прав и свобод азербайджанцев посредством воздействия на общественное мнение[6].

Для эффективного обеспечения своих интересов руководство Азербайджана, судя по всему, заинтересовано в создании в диаспоре на территории России в целом и в Поволжье в частности, зрелых общин, характеризующихся, с одной стороны, высокой степенью сохранности культурных традиций и этнического самосознания, а с другой — определенной интегрированностью в принимающее общество. Общины такого рода отличаются высоким уровнем сплоченности своих членов и относительно большими возможностями воздействия на процесс принятия решений руководством страны-реципиента. В то же самое время необходимо отметить, что азербайджанские правящие круги заинтересованы в налаживании сетевого взаимодействия между азербайджанскими общинами в различных городах России, особенно в прилегающих к бассейну р. Волги, что опять-таки находит подтверждение на страницах «Azer news». О таком стремлении может свидетельствовать, в частности, активное открытие региональных представительств редакции журнала, значительная часть которых имеет прямое отношение к волжскому речному пути. Открытие таких представительств позволяет интенсифицировать взаимодействие между общинами в различных городах России и сплотить азербайджанскую диаспору на региональном и федеральном уровнях, обеспечив к тому же обмен опытом в сфере адаптации к условиям принимающего общества.

Интерес Азербайджана к развитию своей диаспоры именно в регионах, имеющих отношение к «Великому волжскому пути», объясняется, в частности, экономическими потребностями этой страны, связанными в том числе и с развитием торговли на Каспийском море, подразумевающим создание современной транспортной инфраструктуры волжского бассейна, находящегося под контролем России [7].

Интересен тот факт, что сами представители азербайджанской диаспоры в Поволжье (по крайней мере, отдельные лидеры общин) также заинтересованы в формировании именно «зрелых» общинных структур, что подтверждается словами руководителя азербайджанской общины в Казани. Он говорит о том, что «община — это организованная структура, главной задачей которой является консолидация людей и развитие культуры, традиций азербайджанского народа… Общение в общине носит масштабный характер. …в этом случае проще не только сохранить свои традиции, но и отстаивать свои интересы» [8].

Второй особенностью, отличающей азербайджанскую диаспору в Приволжском федеральном округе и других регионах, примыкающих к Волге, является концентрация усилий на совершенствовании механизмов юридической защиты своих соплеменников, что отражается как на кадровом составе общинных институтов, так и на их структуре. Значительная часть руководителей и активистов общественных азербайджанских организаций на приволжских землях имеет юридическое образование и адвокатскую практику (Казань, Самара, Уфа) [9]. В некоторых случаях в состав руководства общиной входят бывшие сотрудники правоохранительных органов (Нижний Новгород) [10]. Юридическая защита интересов членов общины осуществляется как напрямую в учреждениях российской судебной системы, так и посредством пропаганды идеалов гражданского общества, общечеловеческих ценностей, идей толерантности, сопровождаемой резкой критикой национализма и шовинизма. Значительное внимание в правозащитной практике азербайджанских общинных институтов уделяется правовому просвещению соплеменников при помощи периодических печатных изданий, выпускаемых общиной (Самара, Волгоград) [11]. Азербайджанцы активно участвуют в мероприятиях правозащитного характера, в научно-практических проектах (в том числе — международных), связанных с разработкой рецептов преодоления межнациональной напряженности, а также в тренингах, направленных на воспитание общинных лидеров и правозащитников (Нижний Новгород, Самара и т.д.) [12].

Правозащитную активность азербайджанских общин в Поволжье их лидеры объясняют тем, что органы государственной власти и муниципальные структуры не всегда адекватно и оперативно реагируют на проблемы, с которыми сталкиваются диаспоры, а также тем, что «обоюдная правовая безграмотность со стороны местных органов власти и представителей этнических меньшинств приводит к стычкам, создает социальную и политическую напряженность» [13]. Правозащитная деятельность азербайджанской диаспоры распространяется на всех представителей этой этнической группы независимо от их социального статуса — от директоров крупных и средних предприятий до розничных торговцев на городских рынках. В связи с этим необходимо отметить, что одним из инструментов пропаганды толерантного отношения к азербайджанцам в поволжских регионах является «развенчивание» стереотипного представления о членах данной этнической группы исключительно как о «рыночных торговцах». В общинных и региональных СМИ предпринимаются попытки распространения информации об азербайджанцах — признанных специалистах в области медицины, педагогики, естественных и общественных наук, муниципального и государственного управления, спорта, различных направлений искусства и т.д. [14].

В качестве третьей особенности развития азербайджанской диаспоры в российских регионах, имеющих отношение к «волжской магистрали», можно выделить то, что большая часть ее усилий направлена скорее на внутренне обустройство общинной жизни, нежели на укрепление связей с обществом-реципиентом. Достаточно многочисленные источники информации свидетельствуют о том, что большинство региональных общин этой диаспоры стремится к поддержанию культурной самобытности азербайджанцев, сохранению их этнической идентичности посредством развития в общинах институтов, отвечающих именно за культурное воспитание членов диаспоральных сообществ азербайджанцев (национальные ансамбли, культурные центры, воскресные школы, в которых преподается родной язык и история Азербайджана, и, наконец, печатные издания, освещающие проблемы, актуальные как для самих представителей диаспоры, так и для их соплеменников на исторической родине), а также за проведение их досуга в среде соотечественников (спортивные общества и т.д.). Первенство в сфере создания в общине структурных подразделений такого рода в поволжских регионах можно отдать нижегородской и казанской общинам, обладающим практически всем комплексом подобных институтов — от воскресных школ до спортивных команд по разным видам спорта, регулярно проводящих мероприятия, привлекающие внимание региональной общественности [15].

Сложившаяся система институтов азербайджанской диаспоры способствует сохранению и воспроизводству этнической культуры данного народа, более того, наличие воскресных школ позволяет некоторым образом компенсировать воздействие российской образовательной системы на молодых представителей диаспоры, принадлежащих ко второму или третьему поколениям выходцев из Азербайджана. Однако ряд азербайджанских общин не планирует останавливаться на достигнутом, стремясь к созданию национальных общеобразовательных школ (Казань) [16] или, по крайней мере, отдельных национальных классов в обычных средних школах (Нижний Новгород) [17], в которых бы преподавались не только общеобразовательные дисциплины, но и специфические предметы, связанные с углубленным изучением азербайджанской культуры в широком смысле этого слова. Создание таких школ и классов позволяет ограничить общение молодого поколения диаспоры с представителями принимающего общества и обеспечить оптимальный для общины уровень его интеграции в этот социум — ровно настолько, насколько это необходимо для обеспечения экономической деятельности и отстаивания своих непосредственных интересов при сохранении своей этнической идентичности.

Источники свидетельствуют о том, что в качестве основного инструмента интеграции «поволжских» азербайджанцев в принимающее общество рассматривается изучение русского языка [18], что во многом оправдано, тем более, что, по мнению ряда специалистов, представителям данного этноса в силу ряда причин трудно дается его освоение[19]. В то же самое время, об освоении достижений русской культуры в целом и об «уважении русских обычаев» говорит достаточно незначительное количество азербайджанских лидеров Поволжья, что также может рассматриваться как свидетельство стремления азербайджанской диаспоры к весьма «умеренной» интеграции в российский социум, по крайней мере, в этой части страны. Из всего сказанного выше можно сделать вывод о том, что в краткосрочной перспективе ассимиляционистские настроения в азербайджанской среде поволжских регионов будут достаточно слабыми.

Об «умеренной», скажем так, интеграции в российское общество Поволжья говорит и стремление некоторых общин к созданию женских клубов (Казань). В данном случае уместно вспомнить тезис З.И. Левина о том, что «особенно трудна интеграция восточной женщины в социальные структуры принимающего общества. Она олицетворяет собой консервативное начало как хранительница семейного очага и этнокультурной преемственности», а также о том, что восточные женщины «имеют мало возможностей для контакта с внешним миром за пределами общины»[20]. Названное стремление азербайджанцев Поволжья подтверждает данный тезис. С помощью подобных клубов азербайджанские женщины могут удовлетворить свои потребности в общении опять-таки в рамках общины, в рамках моноэтничнгого коллектива, что является дополнительным фактором, замыкающим азербайджанское сообщество в приволжских регионах Российской Федерации.

Четвертой особенностью является то, что азербайджанцам в ПФО и других близких к Волге регионах досталась достаточно широкая функциональная ниша в жизни принимающего общества, которая обеспечила выходцам из Азербайджана более-менее стабильное существование даже в условиях присутствия определенных предубеждений в отношении них у значительной части населения и определенной (хотя и незначительной) дискриминации со стороны руководства принимающего общества. Помимо мелкой розничной торговли, представители данной этнической группы занимаются сельским хозяйством, производством ряда промышленных товаров, работают в сфере услуг, в частности, в такой прибыльной ее отрасли, как транспортные перевозки. Подобная экономическая ниша, обеспечивающая высокий уровень доходов определенной части представителей диаспоры, формирует условия для развития широкой сети благотворительных учреждений в азербайджанских общинах или же заменяющей их системы индивидуальной благотворительной помощи более состоятельных представителей общины менее состоятельным, оказываемой как в непосредственно материальной форме, так и в форме каких-либо услуг («решения проблем»). Здесь же необходимо отметить, что относительно широкий спектр экономических возможностей позволяет азербайджанским общинам создавать рабочие места для своих соотечественников, что, с одной стороны, способствует укреплению самой общины, а с другой — создает условия для ее дальнейшего стабильного развития, в частности, за счет относительно безболезненной абсорбции вновь прибывших мигрантов.

Такая ситуация способствует еще большему замыканию азербайджанских общин, что называется «в себе», когда практически вся жизнь «поволжского» азербайджанца от работы и до досуга протекает в среде соплеменников, в общине, не говоря уже о том, что высокий уровень материальной обеспеченности диаспоры в целом позволяет содержать общинные институты культурно-образовательного характера, о которых говорилось выше. При этом, опять-таки за счет широкой экономической ниши азербайджанские общины достаточно редко воспринимаются принимающим обществом как инородное тело, что также создает благоприятные условия для их существования. Развивая изложенные тезисы, можно отметить, что по некоторым данным азербайджанские общины приволжских регионов способны воспринимать опыт, связанный с повышением эффективности развития общинных институтов, накопленный в других регионах страны. В изданиях, посвященных азербайджанской диаспоре и во многом стимулированных ею, серьезное внимание уделяется освещению опыта Санкт-Петербургской азербайджанской общины, представители которой активно создают рабочие места для земляков, осуществляют международные финансово-экономические проекты более чем с 50 странами мира и содержат на балансе своих предприятий общинные учреждения культурного характера.

И, наконец, пятой особенностью развития азербайджанской диаспоры на поволжских землях является ее внутренняя сплоченность. Если в российской столице азербайджанскую диаспору представляют более десятка организаций[21], то в Поволжье в каждом крупном центре функционирует не более одной организации, во главе которой стоит признанный лидер, достигший достаточно высокого положения в социальной иерархии принимающего общества и зарекомендовавший себя как успешный и предприимчивый руководитель. Как правило, лидер общины окружен коллективом единомышленников или создает в рамках общины институт, легитимизирующий его решения и обеспечивающий относительно бесконфликтное руководство соотечественниками[22].

Фундамент для современного развития азербайджанской диаспоры в Поволжье был заложен еще в период существования Советского Союза, что способствовало формированию достаточно стабильного слоя азербайджанцев, достигших серьезных успехов в жизни и ориентированных на стабильность и поддерживающих своего лидера, также ставшего представителем диаспоры несколько десятков лет назад. Такая ситуация стабилизирует общину, налаживает отношения между «старожилами» и «вновь прибывшими», способствует сближению интересов разных групп, входящих в общину, и формулированию общих социально значимых целей и задач. Данный фактор также вносит свою лепту в «зрелость» общинных институтов и создает условия для ее дальнейшего развития. С другой стороны, этот фактор обеспечивает связь общины с обществом-реципиентом, которая необходима даже развитым общинам, и формирует атмосферу межэтнической кооперации, снижая вероятность обострения отношений.

Таким образом, азербайджанская диаспора в приволжских регионах Российской Федерации обладает развитой сетью общинных институтов, предопределяющей эффективность и благоприятные перспективы ее функционирования. Азербайджанские общины в интересующей нас части России получили, судя по всему, возможность для налаживания оптимальных для них отношений с принимающим социумом, позволяющих сохранять этническую идентичность и воспроизводить этническую культуру азербайджанцев при одновременном сохранении механизмов конструктивного сотрудничества с обществом-реципиентом. Следовательно, пользуясь терминологией З.И. Левина, азербайджанскую диаспору в Поволжье можно охарактеризовать как самодостаточную, устойчивую и обладающую сильным этническим самосознанием.

В то же самое время необходимо отметить, что уже сейчас, в период интенсивного структурного развития азербайджанской диаспоры в поволжской части России можно заметить факторы, которые в дальнейшем будут способствовать более тесной интеграции азербайджанцев в принимающее общество, а впоследствии, возможно, и ассимиляции. К таким факторам можно отнести, во-первых, достаточно низкий уровень дискриминации азербайджанцев, их притеснений на этнической почве, что ограничивает потребности общины в сплочении и изоляции. Во-вторых, таким фактором можно считать постепенное и целенаправленное формирование интеллигентской прослойки в рамках данной диаспоры, что находит свое выражение как в довольно интенсивном поступлении азербайджанской молодежи в высшие учебные заведения (Нижний Новгород)[23], так и в попытках создания своеобразных ассоциаций (на этнической основе) студентов высших учебных заведений (Казань) [24]. Известно, что интеллигенция обладает высоким уровнем пластичности в плане адаптации к этнополитическим и этнокультурным условиям общества-реципиента, так что увеличение количества интеллигентов в азербайджанской среде может в обозримой перспективе привести к аккультурации значительной части представителей соответствующих общин. Однако необходимо отметить и то, что увеличение количества образованных членов азербайджанских общин может послужить стимулом к активизации их общественно-политических усилий, направленных, в частности, на более интенсивное проникновение в региональные властные органы.

Говоря о роли конфессионального (исламского) фактора в определении места азербайджанской диаспоры в рамках диалога культур в приволжских регионах России, необходимо отметить, что он играет двойственную роль. С одной стороны, сам факт принадлежности азербайджанцев к мусульманскому сообществу способствует установлению тесных контактов между ними и представителями других этнических групп, исповедующих ислам, что, в свою очередь, предопределяет их высокий статус в межэтнических коммуникациях и достаточно высокие темпы развития общинных институтов. Не случайно наиболее интенсивный рост азербайджанских общин наблюдается, как свидетельствуют источники, в тех приволжских регионах, где в этноконфессиональном составе населения относительно высок удельный вес приверженцев ислама и достаточно высока активность их духовных и светских лидеров (Татарстан, Нижегородская область). Контакты между диаспорой и коренным мусульманским населением способствуют, помимо всего перечисленного, оптимальной для общины интеграции в принимающее общество, предусматривающей кооперацию с местным населением при одновременном сохранении азербайджанской этнокультурной специфики. С другой стороны, тот факт, что значительная часть азербайджанцев исповедует ислам шиитского толка, формирует почву для потенциальных противоречий с региональным мусульманским сообществом, большинство представителей которого являются сторонниками суннизма. Потенциальные противоречия такого рода могут актуализироваться в случае быстрого роста численности азербайджанцев, сопровождающегося усилением экономической мощи данной диаспоры, что создаст серьезную угрозу (или, по крайней мере, ощущение угрозы) стабильности позиций «местных» мусульман и их лидеров, как в сфере экономики, так и в собственно духовной сфере.

В целом, говоря о позиции азербайджанской диаспоры в отношении диалога с представителями других культур, можно констатировать, что представители данного диаспорального сообщества нацелены на конструктивное сотрудничество, что находит свое выражение в стремлении к интеграции (хотя и медленной, постепенной, с сохранением специфических этнокультурных характеристик) в принимающее общество, а также в прагматичной политике региональных азербайджанских лидеров, создающих (с разным успехом) механизмы конструктивного сотрудничества как с руководством регионов, так и с региональным социумом в целом, в частности, посредством изучения русского языка и проведения разъяснительной работы, направленной на преодоление негативных стереотипов восприятия азербайджанцев доминирующими этническими группами. В то же самое время, установка на диалог обусловлена непосредственными потребностями поволжских азербайджанских общин и имеет четко очерченные рамки, способствующие сохранению не только этнокультурной специфики данной диаспоры, но и сохранению определенной напряженности в ее отношениях с обществом-реципиентом.

Армянская диаспора: специфика развития и взаимоотношение с принимающим обществом.

Другой закавказской диаспорой, пытающейся активно действовать в приволжских городах, является армянская диаспора. Необходимо отметить, что так или иначе, выходцы из Армении уступают азербайджанцам, как по численности, так и по уровню сплоченности, и, соответственно по уровню материальной (финансовой) обеспеченности процесса построения и развития общинных институтов. Такая ситуация заставляет представителей армянской диаспоры искать альтернативные возможности интеграции в принимающее общество, связанные с меньшими финансовыми затратами, но тем не менее, способные обеспечитьнении своей этнокультурной специфики в условиях иноэтничного окружения.

Одним из инструментов, позволяющих формировать более-менее позитивный имидж армянской диаспоры в Поволжье (а вполне возможно и на других российских территориях) является широкое распространение утверждения о том, что пребывание армян на приволжских землях уходит своими корнями глубоко в историю. При этом, как правило, подчеркивается конструктивный характер торгово-экономической деятельности армян и отсутствие каких-либо значительных противоречий с местным населением. Утверждая это, лидеры армянских общин и приглашенные эксперты доказывают, что армянская диаспора традиционно является неотъемлемой частью этнополитического ландшафта, как приволжских регионов России, так и РФ в целом, чем она (армянская диаспора) и отличается от большинства других диаспор, получивших толчок к своему количественному увеличению и развитию после распада СССР и углубления кризисных явлений в экономике государств-неофитов.

В данном случае может считаться показательным пример нижегородской армянской общины, проведшей достаточно серьезные изыскания в архивах. Результаты поисков дали представителям общины основания для того, чтобы отнести появление армян в регионе к концу XVIII века и заявить о том, что экономическая активность армян была поддержана как губернским руководством, так и центральной императорской властью. В качестве доказательства заинтересованности населения Нижегородской губернии в армянском присутствии, как правило, приводится факт строительства на Нижегородской ярмарке армяно-григорианской церкви на средства государственной казны[25]. Данный факт иногда рассматривается также в качестве подтверждения способности армян к достаточно глубокой интеграции в принимающее общество.

Довольно широко нижегородской армянской общиной пропагандируется тезис о том, что армяне сыграли серьезную роль в промышленном развитии Нижегородского края, инициировав строительство нефтеперегонных заводов и создав условия для интенсификации торгового судоходства по Волге. Отдельно выделяется место выходцев из Армении в экономической политике советского руководства, направленной на превращение Нижнего Новгорода (г. Горького) и Нижегородской (Горьковской) области в один из крупнейших военно-промышленных центров, а также роль армян-членов РКП (б) — КПСС в сохранении политической стабильности в Поволжье[26].

Необходимо отметить, что исторические факты, демонстрирующие способность армянской диаспоры к сотрудничеству с другими этническими группами в экономической и политической сферах, оказывает позитивное воздействие на общественное мнение, что, в свою очередь, формирует условия для относительной интеграции выходцев из Армении в принимающее общество при одновременном сохранении ими традиционных этнокультурных характеристик. В то же самое время, данные факты преподносятся как залог эффективного и безболезненного сотрудничества армянской этнической группы в диаспоре и принимающего общества в перспективе, несмотря на то, что перечисленные факты имели место в условиях минимального присутствия армянского этнического элемента в Поволжье, когда даже стрессовые миграции, вызванные геноцидом армян в Турции, или трудовые миграции, стимулированные советской властью, не приводили к масштабному увеличению количества армян в этом регионе и, соответственно, не вызывали негативных эмоций у представителей местного населения. В условиях же интенсификации миграционного обмена между Российской Федерацией и Республикой Армения и более плотного взаимодействия армян с этническими группами, традиционно проживающими в Поволжье, апелляция к историческому опыту оказывается явно недостаточной, тем более, что некоторые выходцы из Армении зачастую игнорируют нормы поведения, принятые в среде общества-реципиента, а многие представители принимающего общества не выделяют армян из общей массы переселенцев с Кавказа.

Исходя из этого, лидеры армянской диаспоры, в частности, в Нижнем Новгороде разработали еще ряд аргументов, направленных на профилактику напряженности в отношениях между армянами и русскими — этнической группой, доминирующей в области и приволжских регионах в целом.

Достаточно распространенным на фоне постоянных рассуждений о так называемой исламской угрозе является аргумент, связанный с конфессиональной близостью русских и армян, выразившийся, в том числе в наличии святых, почитаемых как Русской православной церковью, так и Армянской апостольской церковью[27]. Данный аргумент выставляет в выгодном свете выходцев из Армении, которые демонстрируют свою приверженность христианской традиции в отличие от целого ряда кавказских диаспор, исповедующих ислам.

Распространенным можно также считать аргумент, связанный с необходимостью реанимации единого культурного пространства СССР, в рамках которого были бы защищены права всех этнокультурных общностей, так или иначе внесших свою лепту в единую интернациональную культуру. По мнению лидеров нижегородских армян, это должно способствовать активизации культурного развития современной России и укреплению межэтнического сотрудничества на благо этой страны. Яркой иллюстрацией аргументов такого рода может служить следующее высказывание главы Нижегородской армянской общины: «В языке, в фольклоре, в поэзии армянского народа, как одного из древнейших народов, живет… история многих, в том числе и исчезнувших с исторической арены древних народов, с судьбами которых была сплетена на протяжении 25 столетий история Армении. Мы знакомим нижегородцев со своей армянской культурой, что тем более важно в период разрыва общего культурного пространства в связи с распадом СССР. Молодое поколение России, независимо от этнической принадлежности, должно знать, какая красочная яркая палитра у народов, живущих бок о бок в России. Национально-культурные общества работают в этом направлении. Вспомним замечательные фестивали корейской, украинской, татарской, еврейской, мордовской культур»[28]. Подобные аргументы, таким образом, направлены на защиту прав всех этнических групп, проживающих на территориях, прилегающих к Волге, что дает армянской общине возможность объединить усилия с другими национально-культурными объединениями для создания благоприятных условий, способствующих стабилизации общин и развитию соответствующих этнических культур. Это немаловажно в условиях ограниченности ресурсов и относительной слабости общинных институтов армянской диаспоры.

Пропаганда собственно армянской культуры осуществляется нижегородской общиной весьма активно и в достаточно больших масштабах, что вызывает определенный общественный резонанс, хотя и не очень значительный. Представляется, что основные результаты культурных мероприятий армянской общины, в том числе трехдневного фестиваля армянской культуры 2001 года, могут способствовать определенному укреплению контактов с областной и городской администрацией г. Нижнего Новгорода, укреплению связей с Посольством Республики Армения и формированию позитивного имиджа армянского этноса в среде региональной интеллигенции. На региональную интеллигенцию во многом рассчитан и ежегодный выпуск альманаха «Наири», посвященного изучению широкого спектра вопросов, имеющих отношение к армянским культурным традициям, политике Республики Армения, жизни спюрка (армянской диаспоры) и т.д. Необходимо отметить, что для взаимодействия с нижегородской интеллигенцией армянская община активно использует ресурсы Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, на базе которого в период 2001–2005 гг. был проведен ряд научно-практических и культурных мероприятий, в том числе с участием представителей дипломатического корпуса РА[29].

Естественно, усилия, направленные на распространение достижений армянской культуры в региональном сообществе, воздействуют и на сплоченность собственно представителей общины, сохранение ими своей этнокультурной специфики, тем более, что мероприятия такого рода служат неплохим поводом для встречи членов общины, что особенно ценно в условиях отсутствия у нижегородской армянской общины необходимой в этих случаях инфраструктуры. Сохранению этнокультурной специфики армян в Нижнем Новгороде способствует и национальная воскресная школа, существующая уже 10 лет и привлекающая молодых представителей общины, заинтересованных в изучении родного языка и истории страны исхода. В условиях отсутствия общинной инфраструктуры данная воскресная школа также стала местом общения, своеобразным армянским клубом, где встречаются и взрослые представители общины. Деятельность воскресной школы, первоначально довольно активная, достаточно быстро сошла на нет главным образом по причине относительно быстрой адаптации армян к условиям принимающего общества и интеграции их детей в региональное образовательное пространство[30].

Таким образом, достаточно слабая материальная обеспеченность институтов нижегородской армянской общины (несмотря на широкую экономическую нишу этой диаспоры в целом), фактическое отсутствие соответствующей инфраструктуры в виде различных институтов предопределили сравнительно низкий уровень ее сплоченности и относительно высокую степень зависимости от принимающего общества, что способствует более-менее быстрой и глубокой интеграции нижегородских армян в состав социума-реципиента. На уровне сплоченности отразился и дисперсный характер расселения представителей диаспоры, как в самом Нижнем Новгороде, так и в районах Нижегородской области[31].

В этих условиях лидеры нижегородской армянской общины совершенно оправданно сделали ставку на армянскую студенческую молодежь, ставшую в столице ПФО фактически самым активным носителем идей сохранения элементов традиционной армянской культуры. Для развития организационного потенциала армянской молодежи в рамках общины создан специальный молодежный совет[32]. Необходимо отметить, что для нижегородских представителей армянской диаспоры вообще характерно стремление к значительному повышению интеллектуального и образовательного уровня своих членов, к количественному увеличению в своих рядах представителей интеллигенции, показателем чего является, например, тот факт, что армяне (по сравнению с другими общинами) составляют довольно значительный сегмент нижегородского студенчества, особенно на факультетах гуманитарного и экономического профиля.

Таким образом, несмотря на слабость общинных институтов, нижегородская армянская община обладает серьезным кадровым резервом, наличие которого формирует благоприятные условия для создания разветвленной структуры армянской общины, необходимой как для оптимизации экономической деятельности диаспоры, так и для совершенствования механизмов сохранения этнической культуры армян в данном регионе РФ на фоне дальнейшего развития диалога с принимающим обществом и определенной интеграции в него. В настоящее же время структура общинных институтов нижегородских армян очень проста, а процесс консолидации общинной элиты еще далек от своего завершения, хотя общиной уже проделана довольно большая работа по преодолению конфликта интересов между «старожилами» и «вновь прибывшими», а также по отстранению от руководства общиной людей, компрометирующих армян на нижегородской земле.

Одной из основных задач в сфере институционального строительства общинные лидеры нижегородских армян считают строительство армяно-григорианского храмового комплекса, аргументируя это тем, что церковные институты будут способствовать сплочению нижегородской общины при всех различиях интересов входящих в нее групп. Церковь уже сейчас рассматривается как ключевое звено в инфраструктуре общины, т.к. может выполнять функции штаб-квартиры (в условиях отсутствия постоянного офисного помещения), благотворительного учреждения, не говоря уже о функциях культурного и культового характера[33].

Исходя из вышесказанного, можно сделать обоснованное предположение о том, что нижегородская армянская община обладает определенным потенциалом развития, который может быть реализован при условии интенсификации усилий ее лидеров, направленных на консолидацию нижегородских армян на основе общеразделяемых целей и принципов взаимодействия. Пока же можно констатировать, что значительная часть наиболее удачно подготовленных мероприятий была направлена «во вне» и рассчитана на руководство принимающего общества. Рискнем предположить также, что консолидации армян, как в рамках нижегородской общины, так и в рамках российского Поволжья могло бы способствовать налаживание сетевого взаимодействия между отдельными городскими (региональными) общинами, результатом чего мог бы стать обмен позитивным опытом в разных сферах деятельности, а также рост экономического потенциала тех общин, которые не отличаются материальным благополучием. В настоящее же время сетевое взаимодействие армянских общин в Поволжье практически отсутствует, горизонтальные связи между армянскими сообществами в разных городах носят нерегулярный и по данным, полученным автором, во многом случайный характер. Большинство региональных приволжских общин в отличие, скажем, от общин азербайджанских, «замкнуто» на Москву и рассматривает свое будущее почти исключительно сквозь призму сотрудничества с Союзом армян России и Всемирной армянской организацией.

Исходя из всего сказанного выше, можно сделать вывод, что армянская диаспора в приволжских регионах РФ настроена на конструктивный диалог с принимающим обществом и обладает относительно низким конфликтным потенциалом. По нашему мнению, не в последнюю очередь это связано с тем, что армянская диаспора, являющаяся мировой, обладает солидным опытом в сфере диалога с представителями различных культур, что позволяет ей успешно адаптироваться к тем правилам, которые диктуются традициями межэтнических и межконфессиональных коммуникаций в той или иной стране (или регионе) проживания.

Диаспоральные сообщества выходцев с Северного Кавказа и из Центральной Азии на приволжских землях.

На российской территории, прилегающей к Волге, с разной степенью активности функционируют и другие диаспоры. Масштабы активности этих диаспор, по крайней мере, видимой активности, той, которую можно зафиксировать на основе доступных автору источников информации, менее значительны, чем у диаспор народов Закавказья. Тем не менее, они способны оказывать определенное влияние на этнополитическую ситуацию, сложившуюся в интересующих нас регионах, на формирование угроз этнокультурной и демографической безопасности[34] доминирующих этнических групп посредством своей общественно-политической деятельности, активного привлечения в указанные регионы своих соплеменников, или же посредством демонстрации своего стремления к сегрегации[35]. Наиболее заметными из них являются диаспоры северокавказских этнических групп, этносов, проживающих на территории Центральной Азии, а также диаспоры славянских народов — украинцев и белорусов. Автор данной работы не планирует акцентировать внимание отдельно на каждой северокавказской или центрально-азиатской диаспоре в силу того, что общины, основанные выходцами из этих регионов, обладают целым рядом общих характеристик, которые дают возможность анализировать диаспоры данных этнических групп в целом, независимо от этнокультурных отличий отдельных народов.

Имеющаяся в распоряжении автора информация позволяет говорить о том, что общины, основанные в различных приволжских регионах выходцами из республик Северного Кавказа весьма специфичны и отличаются от общинных образований других этнических групп, в частности закавказских. Главной их особенностью можно назвать то, что четко структурированные институты общины, ответственные за отдельные аспекты ее развития, зарегистрированные в соответствующих государственных инстанциях принимающего общества и действующие официально, не играют такой роли, как у других диаспор. Во многих приволжских регионах существование соответствующих общественных организаций является обычной формальностью — они не развивают систему воскресных школ, не имеют своих печатных изданий, не стремятся к участию в мероприятиях культурно-просветительского характера, имеющих определенный общественный резонанс в региональном социуме. Факты участия северокавказских общин Поволжья в мероприятиях правозащитного характера также немногочисленны[36], несмотря на очевидную, казалось бы, заинтересованность выходцев из этого региона именно в такого рода деятельности.

Основой жизни многих северокавказских диаспоральных сообществ на приволжских землях можно, по некоторым данным, считать традиционные социальные институты, основанные на родовой (клановой) идентичности. Показателем этого может служить, в частности, тот факт, что представители этих диаспор приезжают на новое место жительства практически исключительно по приглашению родственников или знакомых, несмотря на стрессовый характер миграций из региона, а также то, что указанные родственники и знакомые принимают активное участие в устройстве мигрантов на новом месте, в их элементарной адаптации к принимающему обществу. Община, основанная на традиционных социальных институтах, представляет собой закрытое образование, представители которого достаточно настороженно относятся к тем, кто не входит в их круг общения (социальную сеть). Традиционные социальные институты и замкнутость общины позволяют диаспоре консервировать свою этническую культуру (в том числе некоторые элементы материальной культуры), патриархальные семейные отношения, религиозные воззрения и т.д., практически не поддаваясь аккультурации[37].

Не в последнюю очередь безоговорочное доминирование традиционных социальных институтов, характерное для исторической родины северокавказских народов обусловлено тем, что представители соответствующих диаспор рассматривают свое пребывание вне родины как временное и вынужденное явление, не предполагающее разработки планов на будущее в принимающем обществе и интеграцию в него. Таким образом, развитие «стандартных» и официально задекларированных институтов не является насущной потребностью северокавказских диаспор в Поволжье, тем более, что эти институты играют, как правило, амбивалентную роль, способствуя как сохранению этнической идентичности и исторической памяти, так и налаживанию более-менее тесных контактов между диаспорой и обществом-реципиентом. Другими словами, традиционные северокавказские институты более соответствуют планам представителей рассматриваемой группы диаспор, заключающимся в сохранении себя в качестве носителей соответствующей этнической культуры для последующего органичного воссоединения с соплеменниками в традиционных местах компактного проживания[38].

Естественно, данный вывод полностью корректен не для всех российских регионов, прилегающих к Волге. Он был сделан главным образом на материалах областей, находящихся в среднем или верхнем течении этой реки, где северокавказские диаспоры сравнительно немногочисленны и играют, как правило, второстепенную роль в региональных этнополитических процессах.

По имеющимся у нас данным, ситуация в нижнем течении Волги выглядит несколько иначе, учитывая близость южных приволжских регионов к Северному Кавказу и, соответственно, более значительную численность северокавказских диаспор, что предопределяет как специфику развития их общин, так и их роль в формировании политического климата на региональном уровне. На территориях, располагающихся южнее Нижнего Новгорода, диаспоральные сообщества северокавказских этнических групп отличаются большей общественно-политической активностью и наличием относительно более развитой системы официальных общинных институтов, оформленных в виде общественных организаций. Например, в Самарской области, одной из самых активных является чеченская диаспора, участвующая в мероприятиях, направленных на защиту национальных меньшинств, международных правозащитных семинарах и тренингах и, более того, сама является инициатором организации мероприятий такого рода. В ходе осуществления своей деятельности общинные институты чеченской диаспоры в Самарской области пытаются активно сотрудничать с общественными организациями других диаспоральных сообществ, а также с представителями органов государственной власти. В печати нашел отражение целый ряд фактов такого рода[39].

Северокавказские общины в приволжских регионах РФ нельзя назвать полностью изолированными от принимающего общества. Как правило, воздерживаясь от взаимодействия в сфере культуры, они достаточно активно сотрудничают с местным населением в экономической сфере. Однако представители северокавказских этнических групп в российских регионах оценивают отношения с принимающим обществом как развивающиеся на дискриминационной основе. В качестве примеров, обосновывающих их точку зрения, они достаточно часто приводят акты насилия, совершаемые против них в период празднования дня ВДВ или дня пограничника, «произвол» ГАИ и патрульно-постовой службы, проверяющих документы и т.д. Как один из элементов дискриминации рассматривается и сам факт существования термина «лица кавказской национальности». При этом, причины действий такого рода представители соответствующих диаспор усматривают исключительно в негативных стереотипах, господствующих в принимающем обществе относительно их культур, достаточно редко рассматривая собственную этнокультурную изоляцию как причину взаимной отчужденности.

Что касается центрально-азиатских диаспор в приволжских регионах РФ, то их представители значительно легче идут на установление тесных контактов с принимающим обществом. Существенная часть представителей среднеазиатских этнических групп в интересующих нас регионах стремится к интеграции в состав социума-реципиента, более того — к ассимиляции по целому ряду параметров[40]. Сообщества выходцев из ЦАР, так же, как и северокавказские диаспоры, в настоящее время в большинстве своем лишены сложной системы общинных институтов. Одновременно с этим центрально-азиатские диаспоры не поддерживают и институты традиционного характера, т.к. по некоторым данным в их состав входят лица, стремящиеся дистанцироваться от традиционных социальных норм и демонстрировавшие такое свое стремление еще в период пребывания на исторической родине. Эрозии в диаспоре подвергаются и семейно-брачные отношения, характерные для народов Центральной Азии, а также в некоторых приволжских регионах и их конфессиональная идентичность.

В то же самое время, по данным некоторых нижегородских исследователей, а также в соответствии с собственными наблюдениями автора, значительная часть представителей центрально-азиатских диаспор в приволжских регионах сохраняет приверженность традиционной кухне, показателем чего является наличие во многих региональных центрах специфических среднеазиатских кафе и ресторанов, которые используются также в качестве своеобразных «площадок» для общения с соплеменниками. В целом в настоящее время центрально-азиатские диаспоры в силу перечисленных особенностей не оказывают существенного воздействия на этнополитические процессы на приволжских территориях РФ, однако, по прогнозам некоторых специалистов динамика миграционного прироста количества представителей центрально-азиатских этнических групп может стимулировать эволюцию ситуации, изменить социальный состав выходцев из ЦАР, осевших в Поволжье, способствовать сплочению соответствующих диаспор и таким образом усилению их влияния на формирование политического климата в этой части России. Показателем справедливости таких прогнозных оценок могут служить данные о сплочении и активизации центрально-азиатских общин в южной части Волги, в частности в Самаре, где в сентябре 2004 г. на средства киргизской общины была открыта молельная комната специально для киргизов, которая призвана служить духовной, а на базе ее и этнокультурной консолидации киргизской диаспоры, что впоследствии может послужить стимулом к более интенсивной самоорганизации других центрально-азиатских диаспоральных сообществ[41].

Украинская и белорусская диаспоры в диалоге культур в приволжских регионах России.

Достаточно многочисленными можно назвать приволжские диаспоры украинцев и белорусов, история которых уходит корнями в период 18-19 вв. Учитывая их культурно-языковую близость к доминирующим в этом регионе русским, можно констатировать факт их интенсивной адаптации к условиям общества-реципиента, находящий свое выражение в принятии соответствующих норм поведения, отсутствии целей, связанных с защитой прав членов диаспор от дискриминации, а также в относительной слабости общинных институтов, не обладающих ни широким спектром функций, ни разветвленной структурой.

Источники информации свидетельствуют о том, что амбиции украинской и белорусской диаспор на интересующей нас территории не распространяются на экономическую и политическую сферы, ограничиваясь задачами, связанными с сохранением культурной идентичности, языка и исторической памяти. Дополнительным свидетельством этого может служить тот факт, что подавляющее большинство институтов соответствующих общин представляет собой вокальные и хореографические фольклорные коллективы, а деятельность лидеров национально-культурных общественных организаций заключается в основном в детальном изучении истории своих диаспоральных сообществ и налаживании контактов с государственными учреждениями культуры стран исхода[42].

Говоря об общественно активной части украинской и белорусской диаспор в приволжских регионах, необходимо отметить, что она достаточно немногочисленна, а ее социальный состав довольно однороден и включает в себя главным образом представителей интеллигенции, в том числе творческой. Любопытным представляется тот факт, что активисты белорусской и украинской диаспор достаточно болезненно относятся к русификации своих соплеменников, переживают по поводу их языковой ассимиляции, а также по поводу несправедливой политики руководства СССР, проводившейся в 20-е — 30-е годы прошлого столетия и направленной на аккультурацию украинцев и белорусов, проживающих в России. Политика такого рода воспринимается ими как одна из главных причин современной слабости данных диаспор. Учитывая это, вполне объяснимыми выглядят усилия украинских и белорусских активистов в Поволжье по привлечению к национально-культурной деятельности представителей молодого поколения путем формирования в соответствующих организациях молодежных секций и детских фольклорных коллективов[43].

В целом, ни украинская, ни белорусская диаспоры не оказывают какого-либо серьезного воздействия на этнополитическую ситуацию в приволжских регионах РФ. Место, занимаемое ими в культурном ландшафте этой части России, также незначительно. Общины данных этнических групп, в отличие от представителей северокавказских и закавказских диаспор, достаточно вяло реагируют на события, происходящие на их исторической родине, не заявляя о своей позиции публично. В то же самое время можно предположить, что в случае поддержки региональными властями национально-культурных проектов украинских и белорусских общин, они смогут получить толчок к своему развитию и стать более-менее серьезным фактором, воздействующим на позицию регионального общественного мнения, а также региональной экономической элиты в отношении российско-белорусских и российско-украинских связей, что, однако, не повлияет, по нашему мнению, на конструктивный характер их взаимодействия с представителями других культур.

На территориях, примыкающих к Волге, развиваются и другие диаспоры, качественный анализ которых, однако, затруднен ввиду их относительной закрытости для наблюдения и, соответственно, недостатка источников информации.

***

Рассмотрев отдельные диаспоры, функционирующие на приволжских территориях РФ, попробуем определить, какое место они занимают в системах этнополитических и этнокультурных координат соответствующих регионов.

Как уже отмечалось выше, приволжские регионы неоднородны по своим условиям, что предопределяет разную интенсивность развития общинных институтов диаспор и уровень их воздействия на принимающее общество. В этой ситуации представляется целесообразным рассмотреть интересующую нас проблему применительно к двум ключевым, на наш взгляд, областям, расположенным на берегах Волги — Нижегородской и Самарской. Такой выбор обусловлен несколькими причинами. Во-первых, названные субъекты РФ являются крупными экономическими центрами и притягивают к себе значительные миграционные потоки, что способствует усилению диаспоральных сообществ. Во-вторых, данные регионы являются центрами политической активности, что способствует и активизации общественно-политических усилий диаспор. В-третьих, руководство этих областей демонстрирует в настоящее время принципиально разные подходы к национальной политике и, соответственно, к проблемам диаспор, что позволяет сравнить уровень взаимодействия органов государственной власти и общинных институтов и оценить его воздействие на этнополитическую ситуацию. Можно выделить и четвертую причину сделанного выбора: этнополитические процессы в указанных областях более полно освещены в источниках информации, нежели аналогичные процессы в других приволжских субъектах федерации.

Прежде чем мы перейдем собственно к анализу нижегородских и самарских диаспоральных сообществ следует уточнить, что именно мы понимаем под принципиальной разницей в подходах к национальной политике, демонстрируемых соответствующими администрациями. По мнению российского исследователя В. Мукомеля, в современной России сформировались четыре модели региональной национальной политики: 1) политика отчужденности, приверженцы которой полагают, что сама постановка вопроса о проблемах межэтнических коммуникаций провоцирует напряженность в отношениях между этносами (Тульская область, Тверская область, другие регионы центральной России); 2) политика конфронтации с отдельными национальными меньшинствами, характерная для ряда регионов юга России, где сильны позиции казачества и антикавказские настроения (Краснодарский край, Ставропольский край, Ростовская область); 3) политика балансирования, компромисса между общественным мнением, в значительной степени настроенным против нацменьшинств, и защитой интересов нацменьшинств (Волгоградская область); 4) политика конструктивного сотрудничества с национальными меньшинствами, проводимая в Астраханской, Саратовской, Самарской и Оренбургской областях[44].

Мы со своей стороны предложили бы выделить пятую модель, отличающуюся индифферентным отношением областной администрации к проблемам межэтнических коммуникаций, выражающимся в отсутствии четкой концепции национальной политики и развитой системы институтов, призванных регулировать межнациональные отношения и способных разрабатывать решения, обязательные для всех участников межэтнического взаимодействия. Не в последнюю очередь такая ситуация вызвана относительно бесконфликтной атмосферой в отношениях между этническими группами, в том числе диаспорами, и слабостью социальных сил, способных на организацию регулярных и хорошо спланированных акций экстремистской направленности на основе этнофобии[45]. На наш взгляд, такая модель реализовывалась в Нижегородской области в течение периода 2000 — 2005 гг. Очевидно, что она принципиально отличает этнополитическую ситуацию в этом регионе от Самарской области, руководство которой проводило и проводит политику конструктивного сотрудничества с национальными меньшинствами и диаспоральными сообществами.

Источники дают основания предположить, что основной целью национальной политики самарского руководства является создание оптимальных условий для стабильного развития межэтнических коммуникаций. Представители администрации области разрабатывают концептуальные основы консолидации различных этнических групп для достижения целей, актуальных для всех жителей региона, что признается возможным только в условиях взаимного уважения этнокультурных традиций отдельных народов в этом полиэтничном субъекте РФ и понимания их специфики. Помимо достижения социально-экономических целей атмосфера межэтнической кооперации и стабильности позволяет сохранить культурную самобытность Самарской области, подразумевающую не только консервацию исторически сложившихся культурных комплексов, но и внедрение инноваций, принимаемых всеми этническими группами и еще больше сплачивающих региональный социум[46]. Такие взгляды самарской областной администрации предполагают, естественно, активное взаимодействие принимающего общества с диаспорами и их интеграцию в рамки социума-реципиента на равноправной основе.

Политика в отношении диаспор в Самарской области осуществляется через целый ряд институтов, имеющих отношение непосредственно к аппарату губернатора. Одним из таких институтов является Общественное собрание Самарской области при губернаторе, главной целью которого является взаимодействие с некоммерческими организациями, в том числе национально-культурными организациями диаспор, тем более, что они отличаются большей активностью по сравнению с другими НКО. В рамках данного Собрания, являющегося консультативным органом, обсуждаются социально значимые проекты, имеющие отношение как к проблемам сохранения культур, так и к проблемам экономического и политического характера [47]. Данный институт позволяет диаспорам, развивающимся в Самаре, если не воздействовать напрямую на процесс принятия решений региональными органами власти (учитывая консультативный характер собрания), то по крайней мере заявлять о своих потребностях и создавать хотя бы в первом приближении условия для решения своих насущных проблем.

Серьезную роль в работе с самарскими диаспорами играет Главное управление общественных, межрегиональных связей и информационной политики администрации Самарской области, при котором в 2003 г. был создан Координационный совет по национальной политике, обладающий относительно широким спектром функций. В задачи данного института входит не только организация мероприятий культурно-просветительского характера или разработка в значительной степени умозрительных мер, направленных на профилактику шовинизма и формирование толерантных установок, но и экспертная оценка и оптимизация политических решений, имеющих отношение к регулированию межэтнических коммуникаций, создание перспективных планов развития отдельных национальных общин, разработка концепции национальных СМИ и национального образования на региональном уровне, создание программ регулирования миграционных потоков, устремляющиеся на территорию области, а также мониторинг процесса межэтнического взаимодействия в границах названного субъекта федерации[48]. Участие в работе Координационного совета предоставляет диаспорам достаточно широкие возможности, т.к. позволяет не только демонстрировать свое отношение к тем или иным событиям или заявлять о своих культурных или социально-экономических потребностях, но и непосредственно участвовать в разработке тех или иных политических шагов, результатом которых может стать и активное развитие диаспоральных сообществ, связанное, в частности, с притоком в Самарскую область новых мигрантов. В то же самое время необходимо отметить, что создатели Координационного совета достаточно сильно ограничили возможности диаспор, связанные с членством в нем: в совет могут входить только представители национальных общин, численность которых составляет не менее 100 тыс. человек[49]. Вполне вероятно, что таким образом руководство Самарской области в определенной степени защищает позиции коренных народов, проживающих на этой территории в течение многих столетий, повышая их статус в межэтнических коммуникациях по сравнению с более активными переселенцами.

Достаточно известным институтом Самарской области, работающим с местными диаспорами, является Дом дружбы народов, обеспечивающий сотрудничество между национально-культурными общественными организациями области в сфере науки, культуры, образования, обеспечивает координацию действий национально-культурных организаций при проведении масштабных мероприятий, так или иначе связанных с межнациональными отношениями. По некоторым данным это учреждение периодически вносит на обсуждение в администрацию области и проекты экономического характера [50]. Взаимодействуя с Домом дружбы народов Самарской области, диаспоры получают возможность удовлетворять свои культурные запросы и формулировать цели, разделяемые в том числе и представителями коренных этносов, что способствует более глубокой интеграции диаспор в принимающее общество и ослаблению противоречий между мигрантами и местным населением. Схожим образом осуществляется деятельность диаспоральных структур в рамках Ассамблеи народов Самарской области.

Перечисленные институты отличаются значительной активностью в сфере организации различных мероприятий, главным образом, культурно-просветительского характера. Источники (в том числе официальные издания Самарской администрации) свидетельствуют о том, что руководство области регулярно проводит мероприятия, направленные на развитие детских этнокультурных коллективов, создание ассоциации коллективов такого рода для укрепления межэтнического взаимодействия, как в настоящее время, так и в перспективе, когда участники этих коллективов подрастут и станут активистами национально-культурных организаций, в том числе и диаспоральных. Значительное внимание указанными институтами уделяется перспективной подготовке молодых лидеров национально-культурных объединений, более легко адаптирующихся к условиям принимающего общества, которые могли бы удерживать «национальное возрождение» в русле конструктивного сотрудничества и укрепляли атмосферу межэтнической кооперации в регионе[51].

Неотъемлемой частью политики самарской администрации в отношении диаспор является участие в правозащитных мероприятиях и семинарах по этнополитическим проблемам наравне с представителями национально-культурных объединений, представителями зарубежных правозащитных организаций, руководством областного УВД и другими заинтересованными сторонами[52].

Мероприятия такого рода отвечают культурным потребностям диаспор, а постоянное взаимодействие с региональными органами власти способствует более четкому осознанию их лидерами потребностей своих диаспоральных сообществ и, соответственно, разработке более адекватной стратегии поведения в процессе адаптации к нормам принимающего общества. Подобная политика способствует стабилизации межэтнических коммуникаций в регионе и является достаточно важной частью региональной этнополитической системы. Однако, несмотря на то, что в настоящее время эта политика оказывает позитивное воздействие на отношение между различными этническими группами, данный элемент этнополитической системы может в перспективе привести к дестабилизации обстановки. Представляется, что успешное удовлетворение культурных потребностей диаспор будет способствовать их сплочению и, возможно, замыканию «в себе», что в свою очередь замедлит интеграцию их членов в принимающее общество. Кроме того, сплочение тех или иных диаспоральных групп приведет к увеличению количества экономических и политических требований, адресованных областной власти и выдвигаемых их лидерами, тем более, что в настоящее время государственные институты предпочитают решать вопросы экономического и политического характера без участия национально-культурных общественных организаций[53]. Необходимо также отметить, что сплочение и усиление диаспор, их институциональное развитие может способствовать интенсификации миграционных потоков, направляющихся на территорию области, дальнейшему количественному росту диаспор, нарушению этнокультурной дистанции между диаспорами и обществом-реципиентом и, соответственно, повышению уровня этнического риска на территории данного субъекта РФ. Реализация такого сценария скорее всего стимулирует эволюцию региональной этнополитической системы и поиск новых механизмов интеграции представителей диаспор в рамки принимающего социума.

Говоря же об этнополитической системе Нижегородской области, необходимо отметить, что она формировалась под воздействием целого ряда специфических факторов, что предопределило ее серьезные отличия от самарской этнополитической системы и систем, ей подобных.

Одним из основных факторов такого рода является то, что данный российский регион был «закрытым» практически до 1991 г. в силу того, что на его территории находилось большое количество промышленных предприятий и НИИ, имеющих отношение к военно-промышленному комплексу. «Закрытость» области, последствия которой ощущаются до сих пор, предопределила относительную слабость миграционных потоков, устремляющихся на ее территорию, незначительность воздействия диаспор на этнополитические процессы в данном регионе, а также достаточно низкий уровень опыта межэтнического взаимодействия, накопленного этническими группами, традиционно проживающими в пределах области. Этот фактор предопределил также незначительный уровень заинтересованности региональных органов власти во взаимодействии с диаспоральными сообществами и низкий уровень освещения проблем этнических диаспор в региональных СМИ[54].

То, что фактор воздействия диаспор на нижегородский региональный социум долгое время не рассматривался в качестве серьезного, подтверждается тем, что институт, призванный регулировать межэтнические коммуникации, возник сравнительно недавно, в июле 2004 г. и был создан не при органах исполнительной власти, а при Законодательном собрании Нижегородской области, обладающим сравнительно незначительным объемом властных полномочий. Общественный совет по национально-культурным вопросам при ЗСНО является совещательным органом и призван выполнять минимальный спектр функций, в который, например, не входят вопросы, связанные с политикой и экономикой[55]. Совет не располагает штатом экспертов и не стремится (по крайней мере, в настоящее время) к разработке комплексных программ развития межэтнических коммуникаций, что дает некоторым обозревателям повод для остроумных и не лишенных смысла заявлений о том, что органы власти Нижегородской области и представители диаспор «живут в совершенно параллельных мирах»[56]. Вместе с тем, нельзя сказать, что этнополитическая сфера Нижегородской области не контролируется властными структурами и развивается хаотично. Экономические трудности, испытываемые регионом и не дающие возможности проводить дорогостоящую национальную политику по самарскому образцу, отсутствие действительно серьезных противоречий в отношениях между различными этническими группами, между большей частью принимающего общества и диаспорами диктуют органам государственной власти необходимость развивать в регионе институты гражданского общества, способные регулировать межэтнические коммуникации, удерживая их участников от конфликта и способствуя сохранению и развитию этнических культур отдельных народов.

В качестве институтов такого рода в настоящее время наиболее активно выступают местные национально-культурные общественные организации диаспор и коренных этнических групп, а также духовное управление мусульман Нижегородской области (ДУМНО), отличающееся, пожалуй, наибольшей активностью. Необходимо отметить, что процесс взаимодействия этих организаций развивается достаточно сложно и противоречиво. Особенно это касается взаимодействия диаспор народов, исповедующих ислам, с нижегородскими татарами, занимающими ключевое положение в руководстве
ДУМНО и являющимися второй по численности (после русских) этнической группой в регионе. Во многих случаях мигранты, представители диаспор, рассматриваются представителями местного населения как носители экстремистских настроений, угрожающих стабильности региона, что формирует негативный имидж мусульман в регионе с доминирующим православным населением. Рост диаспоральных сообществ воспринимается ими как серьезная угроза демографической и этнокультурной безопасности коренных народов, что подталкивает татарских активистов в ДУМНО и соответствующих национально-культурных общественных организаций к разработке мер, направленных, с одной стороны, на закрепление своего высокого статуса в межэтнических коммуникациях посредством подчеркивания своего «коренного» происхождения, а с другой — на укрепление своей сплоченности, предотвращение ассимиляции и сохранение культурно-языковой специфики[57].

В качестве действенного инструмента интеграции представителей диаспор мусульманских народов в принимающее общество предлагается, во-первых, их тесное взаимодействие с руководством ДУМНО, координация усилий в реализации проектов религиозного и культурно-просветительского характера между лидерами диаспор и официальными мусульманскими лидерами региона, а во-вторых, централизация подготовки имамов и разработка единых стандартов исламского религиозного образования с целью предотвращения усиления влияния на образовательный процесс со стороны религиозных экстремистов, что также будет позитивно отражаться на взаимодействии диаспоральных сообществ с уже существующими структурами, как общественными, так и государственными[58].

Источники позволяют предположить, что наиболее тесное взаимодействие общественные организации коренных народов планируют осуществлять с развитыми диаспорами, обладающими «зрелыми» общинными институтами. Это взаимодействие рассматривается в качестве средства для предотвращения их «замыкания в себе» и появления у их членов так называемого комплекса превосходства, заключающегося в превратном представлении общины о своем статусе, собственной значимости для социума-реципиента[59], что осложняет их адаптацию к условиям принимающего общества и интеграцию в политическое и культурное пространство страны пребывания[60]. Примером успешного взаимодействия нижегородских национально-культурных и религиозных организаций коренных этнических групп и аналогичных институтов зрелых диаспор может служить сотрудничество Духовного управления мусульман Нижегородской области, а также татарской организации «Якташлар» с азербайджанской общиной в культурно-просветительской сфере, например, в сфере организации совместных праздников и научно-практических семинаров, посвященных проблемам толерантности и межэтнического сотрудничества[61].

Вместе с тем, установка на конструктивное сотрудничество между национально-культурными и религиозными организациями коренных этнических групп и диаспоральными институтами не исключает стремлений лидеров нижегородских татар к усилению контроля над численностью и социальным составом диаспор. Эти стремления в настоящее время находят свое выражение в проектах, связанных с созданием миграционного центра при Духовном управлении мусульман Нижегородской области, призванного не только решить проблемы мусульман, приезжающих в город из других стран, но и защитить региональное мусульманское сообщество от нежелательного влияния со стороны экстремистских группировок в условиях периодического обострения ситуации на Северном Кавказе и в Средней Азии[62].

Таким образом, активная работа с диаспоральными сообществами является одной из основных составляющих региональной этнополитической системы Нижегородской области. Специфической характеристикой такой работы является перенесение основной ее тяжести на национально-культурные общественные организации в условиях относительной слабости соответствующих государственных институтов и невозможности осуществления масштабных финансовых вложений со стороны областного руководства в региональную национальную политику. Однако преобладающее влияние общественных организаций на процесс адаптации представителей диаспор к условиям принимающего общества имеет и свои негативные черты, связанные с отсутствием у этих институтов четкой и согласованной программы действий, нехваткой квалифицированных специалистов, а также с тем, что их лидеры и рядовые члены далеко не всегда способны мыслить государственными категориями и «подниматься» над собственными групповыми интересами. Такая ситуация в дальнейшем может привести, на наш взгляд, к осложнению межэтнического взаимодействия (диалога культур) в пределах области, что так или иначе заставит местные органы власти интенсифицировать процесс разработки стройной концепции национальной политики и создания соответствующих институтов, с более-менее широкими полномочиями в этой сфере.

В целом, подводя итоги данной работы, необходимо отметить, что в настоящее время российские регионы, примыкающие к Волге, еще не выработали оптимальных механизмов налаживания взаимоотношений между диаспорами и принимающим обществом. Представляется, что в условиях экономической и этнополитической дифференциации регионов эта задача вряд ли может быть выполнена на региональном уровне. На наш взгляд, необходимой предпосылкой к оптимизации взаимоотношений между принимающим социумом приволжских регионов и диаспорами может стать только упорядочение взаимоотношений между федеральным центром и регионами и разработка комплексной и общественно признанной концепции национальной политики. Вместе с тем, нельзя не отметить, что отсутствие единой национальной политики в настоящее время слабо сказывается на конструктивности диалога культур, который развивается под воздействием традиций межкультурного взаимодействия, сложившихся в течение предыдущих исторических периодов.

Литература и примечания