Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
ДИАЛОГ ЦИВИЛИЗАЦИЙ И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
06.10.2011

2.14. Алексей Колобов. Основные противоречия глобализации и возможность конструктивного сотрудничества представителей различных культур в условиях взаимозависимости

В связи с ростом кризисного потенциала базовый концепт глобального (или мирового) порядка предполагает усиление внимания ЛПР на государственном и международном уровнях применительно к совершенствованию имеющихся возможностей преодоления хаоса [1].

«Исторической предопределенности хаоса в международных и внутригосударственных отношениях, – подчеркивает отечественный исследователь-американист А. Уткин, – не существует. Несмотря на бурный поток конфликтов на протяжении завершающегося века, мир все же не погрузился в хаотическое безвременье, в безусловное отрицание всех правил на международной арене, в гоббсовскую войну всех против всех. К тому же исторический пессимизм бесплоден по определению. Трудно анализировать наиболее вероятное развитие событий и возможные пути впереди, если исходить лишь из неизбежности неукротимой мировой враждебности. Помимо опасных поворотов событий существуют иные, более оптимистические глобальные тенденции.

Обнадеживающим является то, что своего рода пик этнического и социального безумия пришелся на мировые войны 1914–1945 годов, на первую половину 1990-х годов. С тех пор мир подспудно не рискует идти на крайние меры. Жестокость конфликтов в Косове, Восточном Тиморе и Руанде несомненна, но налицо и тенденция перехода от неумолимой международной конфронтации к политике взаимных уступок.

Без установления международного порядка хаос в среде ослабевших стран будет лишь усиливаться. Разрушительному хаосу в международных делах противостоят четыре силы: суверенные государства; военно-политические блоки; международные организации; могущественный лидер современного мира» [2].

Усилия главных акторов мировой политики по укреплению несущих конструкций системы взаимодействия стран и народов в условиях взаимозависимости предполагает особый акцент на развитии политической глобализации, которая прежде всего означает, что политические события (конфликты, политическая борьба, выборы и т. п.) в той или иной стране, которые, согласно господствовавшим до сих пор представлениям, являются исключительно их внутренним делом и не допускают вмешательства извне, могут приобретать глобальное значение и затрагивать интересы других государств.

Политическая глобализация потребует, таким образом, какой-то приемлемой формы преодоления принципа невмешательства и будет сопровождаться внедрением в мировую практику новых механизмов обеспечения мира – миротворческих операций или международных санкций против «плохих» режимов [3].

По справедливому утверждению А. А. Панарина, «глобализацию можно определить как процесс ослабления традиционных территориальных, социокультурных и государственно-политических барьеров (некогда изолирующих народы друг от друга и в то же время предохраняющих их от неупорядоченных внешних воздействий) и становления новой, «беспротекционистской» системе международного взаимодействия и взаимозависимости» [4].

Мир глобален, считает он, в смысле наращивания каких-то единых, сквозных транснациональных измерений и пространств; он несравненно менее глобален, если принять во внимание тот факт, что преимуществами такой глобальности пользуются одни (наиболее развитые страны-гегемоны), а издержки несут другие, представляющие так называемое догоняющее, или зависимое, развитие. Политику следует признать одним из интегрирующих факторов, связующим судьбы народов и готовящим единую историческую перспективу человечества (хотя, скорее всего, совсем не ту, о которой нам уже успели поведать «великие учения»). Если политика есть производство власти, то глобальная политика есть драма, связанная с производством, распределением и перераспределением власти в мировом масштабе. Если политика есть драма производства власти, то, следовательно, только в глобальном мире речь идет уже не об ограниченной теми или иными национальными рамками, а поистине безраздельной, тотальной власти» [5].

Новый мировой порядок даже при безусловном лидерстве США предполагает вариативность и институциализацию в рамках структур организации международно-политической жизни.

«Полисистемность как социальная организация глобальной общности – пишет в связи с этим известный отечественный исследователь М. Чешков, – определяет и то, что сейчас часто проектируют в виде мирового/глобального гражданского общества. Подобный термин демонстрирует явное стремление осмыслить мировой социум или, по аналогии, с социумом национально-страновым или социумом вообще, но представляемым через призму западного исторического опыта и, в частности, марксистского понимания структуры общества, делящегося на базис и надстройку. Если аналогия достаточно проблематична, то калькирование западного опыта и марксистского взгляда на этот объект кажутся ошибочными. Дело в том, что принцип связей-конституант обусловливает такое строение мирового социума, которое имеет вид не отдельных артикулированных структурированных (центр–периферия) позиций и уровней («сферы» мировой экономики, политики и культуры), но – условно-сетевого общества, то есть совокупности связей, сетей, потоков, образующих подвижные, неустойчивые очаги (кластеры), где членение по типу первичное-вторичное сохраняется как ситуационное, а не структурно-артикулированное деление. Как видим, тип организации есть такой параметр, понимание которого имеет ключевое значение для характеристики глобальной общности: поэтому анализ организации образует второй (после ядра) уровень описания глобальной общие и в него же включается еще одни параметр – целостность (интегрированность).

Следует подчеркнуть, что при различных вариантах определения глобализации чрезвычайно важен учет таких юридических, организационных, управленческих категорий и видов деятельности как:

– внутренняя деятельность;

– международная деятельность, связанная с продажей товаров и услуг, финансовыми потоками, движением людей через границы;

– многонациональная деятельность, связанная с деятельностью в более чем одной стране одновременно;

– офшорная деятельность, проходящая вне юрисдикции конкретных государств;

– глобальная деятельность, отличающаяся от международной, многонациональной и офшорной степенью интеграции и координации. Покупатели в этом случае получают действительно глобальное обслуживание, а производство организуется почти не принимая во внимание национальные границы [6].

В целом же глобализация предполагает причудливую комбинаторику различных усилий международных, многонациональных, офшорных индивидов, групп, организаций, государств, обществ, сообществ [7].

Понимание данных объективных процессов лицами, принимающими решения (ЛПР) и представителями экспертного сообщества ведущих стран мира весьма противоречиво. Критики глобализма считают последний самым большим злом для человечества [8]. В этой связи, один из них, Г. Терборн, ученый из Швеции, пишет: «В качестве аналитического концепта социальной теории термин «глобализация» должен отвечать трем критериям: он должен иметь точный смысл, желательно не спорный с точки зрения семантики; он должен быть пригоден для использования в эмпирических исследованиях; и он должен иметь широкое поле приложения. Третий критерий означает также, что концепт должен быть достаточно абстрактным, не отягощенным конкретным априорным содержанием. На базе этих условий я считаю, что плодотворным было бы определение глобализации как термина, относящегося к тенденциям всемирного охвата, влияния или взаимосвязей между социальными феноменами, или. другими словами, к всемирному взаимоосознанию (world-encompassing awareness) социальных акторов. Это определение близко к этимологии слова, и оно делает этот концепт принципиально измеримой эмпирической переменной, присутствие которой может быть установлено или опровергнуто. К тому же оно агностично, может описывать широкое множество возможных конкретных паттернов глобализации и не содержит априорного, ответа на вопрос, хороша ли глобализация или плоха» [9].

При всей широте охвата, глобальные процессы современности имеют тенденцию к сужению спектра проблем, стоящих перед человечеством и относящихся к отражению новых и старых угроз [10]. Поэтому в современных условиях глобализации, политика безопасности означает:

– еще гораздо более масштабный и сложный комплекс вопросов, чем десять лет назад;

– соответствующее расширение спектра подходов, инструментов и участников в национальном и международном плане;

– все более тесная взаимозависимость внутренней и внешней политики, а также политики безопасности, чему, не в последнюю очередь, способствуют СМИ и неправительственные организации, которые часто помогают, а иногда и мешают при решении различных проблем [11].

Эгоизм Соединенных Штатов, как лидера Запада в целом, – усиливаемся. Он, соответственно, и является главной причиной линейности подходов американских ЛПР во всем, что касается организации международно-политической жизни с позиции силы [12].

«Авангардная роль, – констатирует эксперт Брукингского института (г. Вашингтона, округ Колумбия, США) Дж. Линдсей и его коллега И. Даальдерг, – дает Вашингтону непревзойденную возможность выстраивать международные дела в соответствии со своей волей; глобализация стимулирует американскую экономику и распространяет американские ценности. Но огромная мощь Америки, глубокое проникновение ее культуры, продукции и влияния в другие общества создают питательную почву для ненависти и злобы. Большая власть и большое богатство совсем не обязательно приводят к большему уважению или большей безопасности. Ведущие политики Соединенных Штатов и американский народ должны, наконец, научиться обращаться с веком глобализации, этой «палкой о двух концах». Им необходимо это сделать в такой исторический период, когда европейцы выказывают растущее доверие в способности объединенной Европы и большее недоверие в отношении необузданной американской мощи. Эти тенденции невероятно тяжелым грузом ложатся на трансатлантические отношения. Америка хочет меньше ограничений, чтобы иметь возможность быстрее реагировать на опасности, которые она видит. Европа хочет, чтобы Вашингтон больше делал для признания возможности конкуренции со стороны европейских интересов и для удовлетворения этих законных требований. Способность Вашингтона и Европы признать легитимные расхождения и найти пути для их баланса будет определять будущее атлантического альянса. США являются сегодня единственной действительно глобальной силой. Радиус их военных действий – будь то на суше, на море или в воздухе – простирается на весь Земной шар, достигает каждого уголка. Их экономический потенциал – это мотор для торговли и промышленности всего мира. Их политическая и культурная привлекательность – что Йозеф С. Нэй назвал soft power («мягкая сила») – настолько масштабны, что большинство международных институтов отражает американские интересы. Американская позиция в мире уникальна, ни одна другая страна в истории человечества даже близко не достигла чего-либо подобного.» [13]

Но можно ли говорить о том, что Америка надолго удержит за собой эту выдающуюся позицию? Что касается военной стороны дела, то огромных размеров пропасть между Соединенными Штатами и любой другой страной мира увеличивается. В то время как в большинстве стран бюджеты на оборону уменьшаются, американский растет все более быстрыми темпами. В настоящее время почти 40% всех расходов на оборону в мире приходится на США. В 2003 г. расходы Соединенных Штатов на оборону будут такими же как совокупные оборонные расходы всех одиннадцати государств, следующих за ними, вместе взятых. Одно только увеличение оборонных расходов США в 2003 г. больше, чем совокупный британский оборонный бюджет, оно составляет три четверти от оборонного бюджета Китая. Примечательно то, что Америка может позволить себе даже еще более высокие расходы на оборону. Доля оборонных расходов в валовом внутреннем продукте (ВВП) страны сегодня ниже, чем еще десять лет тому назад, и даже запланированное правительством Джорджа В. Буша увеличение приведет к совокупному показателю в всего-навсего 3,5% от ВВП, что составляет лишь половину от самых высоких оборонных расходов США во времена «холодной войны»«. Перспективы, что какое-либо отдельное государство или группа стран смогут мобилизовать необходимые ресурсы для того, чтобы в военном отношении догнать или даже перегнать США, ничтожны. Экономическая пропасть не столь велика, как военная, особенно если сравнивать Соединенные Штаты с Европейским Союзом. Но, тем не менее, и здесь доминирование Америки заслуживает внимания. Американская экономика не только самая крупная в мире, на ее долю приходится – после почти двух десятилетий экспансии – 31% всей мировой продукции. Это больше ее доли в 70-х гг. Американская экономика в 2000 г. по объему производства равнялась суме экономик следующих за Америкой четырех крупнейших народных хозяйств мира (Японии, Германии, Франции, Великобритании), а ВВП составлял почти половину от совокупного ВВП всех стран «большой семерки», вместе взятых. Американская экономика по меньшей мере также ловко, как ее основные конкуренты, использовала прирост производительности труда, достигаемый за счет информационно – коммуникативных технологий. Кроме того, Япония и Европа стоят перед серьезными вызовами, связанными с тенденциями демографического развития: процесс быстрого старения населения в этих странах приведет с очень высокой степенью вероятности к нехватке рабочей силы и усилению прессинга на бюджеты этих государств. В Китае происходит процесс бурной, стремительной модернизации. Россия, может, и преодолела самую низшую точку спада, но и ее экономика, и экономика Поднебесной в настоящее время с производственной точки зрения сравнимы с экономиками Италии и Бельгии. Кроме того, им еще предстоит создать политическую инфраструктуру, которая обеспечивала бы устойчивый экономический рост» [14].

Сравнительный анализ официальных документов, политических материалов, исследовательских разработок, а также реальной линии поведения США в современных международных делах позволяет сделать вывод о том, что основными формами гегемонистской политики правящих американских кругов остаются:

– модернизация военной мощи;

– использование информационно-технического преимущества;

– применение финансово-экономических рычагов [15].

Применение силы не случайно возведено стратегами Соединенных Штатов в абсолют. «С учетом широкого спектра вероятных событий, – подчеркивалось в «Оценке стратегической ситуации, 1997 г.», составленной Университетом национальной обороны и Институтом стратегических исследований, – США окажутся перед лицом необходимости обеспечить для себя широкие военные возможности в ближайшее десятилетие. Независимо от того, какой вариант силовой модели изберут для себя США, их вооруженные силы должны будут одновременно отслеживать перспективы революции в военном деле, поддерживать уровень боеспособности, необходимый для поражения противника в различный регионах, а также для ведения многочисленных операций по поддержанию».

В современных условиях глобализации, по существу, все замыслы американских военных теоретиков оказались реализованными, причем исключительно в форме различных специальных операций. Они привели к образованию весьма эффективной «силы, полной решимости», действующей на различных региональных и глобальных направлениях в краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективах.

Данное обстоятельство затрудняет естественное конструктивное сотрудничество представителей различных культур и диалог цивилизаций в целом. Более того, оно чревато мощным антиамериканским протестом общественности планеты на региональном и глобальном уровнях, что негативно отражается на состоянии стратегической стабильности, провоцируя также развитие войн в мире, что неизбежно приводит к вселенской катастрофе. Избежать последней, однако, можно, если консолидировать усилия всех людей доброй воли, направленные на предупреждение наиболее опасных проявлений конфликтности в сложных международных делах.

Библиография

1. Simai, M. The Future of Global Governance. Managing Risk and Change in The International System / M. Simai. – Washington D.C.: USIP Press, 1999. – P. 3–11.

2. Уткин, А. Н. Мировой порядок в XXI веке / А. Н. Уткин. – М.: ЭКСМО, 2002. – С. 95.

3. Михеев, В. В. Логика глобализации и интересы России / В. В. Михеев // Pro et Contra. – Осень 1999. – Т. 4.

4. Панарин, А. С. Политология: Учебное пособие / А. С. Панарин. – М.: Гардарика, 2000. – С. 10.

5. Там же. С. 241–242.

6. Постиндустриальный мир и Россия. Отв. ред. В. Г. Хорос, В. А. Красильщиков. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – С. 123.

7. The New Political Economy of Globalization. Higgot R. and Payne A. (Editors) – Cheltenham, U.K.: En Elgar Reference Collection. – 2000. – Vol. 1. – P. 20–21, 28.

8. Ibid.

9. См.: Ашкаров, А. Ю. Настольная книга антиглобалиста / А. Ю. Ашкаров. – М.: Ермак 2004. – С. 1–348; Альтерглобализм. Теория и практика «Антиглобалистского движения». Под. ред. А. В. Бузгалина. – М.: Эдиториал УРСС, 2003. – С. 3–255.

10. Терборн, Г. Глобализация и неравенство (фрагмент) / Г. Терборн // Настольная книга антиглобалиста. – С. 77.

11. Internationale Politik. – 1998. – № 1.– С. 54.

12. Подробнее см.: Конышев, В. Н. Американский неореализм о природе войн. Эволюция политической теории / В. Н. Конышев. – СПб: Наука, 2004. – С. 3–372.

13. Internationale Politik. – 2003. – № 3. – С. 15–17.

14. Подробнее см.: Извеков, Н. Гегемония США в современном мире / Н. Извеков // Обозреватель – Observer. – Октябрь 1998. – № 10. – С. 45–50.

15. См.: Strategic Assessement 1997. – Washington D.C.: NDU Press, 1997. – P. 16. Подробнее см.: Лисичкин, В. А. Глобальная империя зла / В. А. Лисичкин, Л. А. Шелегин. – М.: Крымский мост-9Д, Форум, 2001. – С. 124–137, 200–208, 273–423.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.