В НАЗИДАНИЕ ПОТОМКАМ

Мусульманские общины Нижегородчины через призму архивных материалов ОМДС

О. Н. Сенюткина,
профессор НГЛУ им. Н. А. Добролюбова, доктор исторических наук

Исследуя исторические источники, современные ученые не рассматривают их как некую «шкатулку», из которой можно извлечь необходимые сведения. Сегодня акцент ставится совершенно по-другому: источник рассматривается как основа исторической реконструкции, базой которой выступает диалог сознания ученого с сознанием людей, живших прежде. Архивные материалы помогают историкам вести этот интересный диалог, вслушиваясь в голоса из прошлого и с большей достоверностью рисовать исторические картины ушедших эпох.

В Центральном государственном историческом архиве Республики Башкортостан (ЦГИА РБ) имеется богатый по содержанию фонд Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС), значащийся как фонд И-295. Фонд насчитывает более десятка описей и хронологически охватывает длительный период в истории нашего Отечества: 1789–1917 гг. В фонде описано более 72 тысяч дел, в которых содержатся сведения о мусульманском населении европейской части России (включая Польшу) и Сибири. На основании изучения материалов фонда можно составить общую картину жизни мусульманских приходов имперского периода, выявить специфические черты развития городских, сельских, временных ярмарочных приходов, понять интересы рядовых тюрок-мусульман, уровень активности руководителей махалля, степень участия мусульман в общественно-политической жизни общества (например, пожертвования в пользу армии в ходе войн) и др.

Появление корпуса источников, отложившихся в фонде ОМДС, связано, естественно, с созданием самой структуры Собрания в конце XVIII в. и дальнейшего процесса ее развития. Фонд пережил трудные времена в советский период нашей истории в условиях жестких гонений на религии и «следы» их пребывания в жизни социума. Как подчеркивает Д. Д. Азаматов, автор книги по истории ОМДС, «титанические усилия по сохранению архива в советское время проявил муфтий Р. Фахретдин»1. Благодаря его деятельности многие документы не канули в Лету, а дошли до нас и стали объектом интереса ученых-гуманитариев. Особенная благодарность Ризаэтдину Фахретдину может быть высказана в связи с тем, что в последнее время наша отечественная историческая наука все больше оказывается нацеленной на усиление антропоцентризма и требует максимально большого количества источников, показывающих конкретную повседневность, отдельного человека в потоке жизни, и т. д.

Татарские мусульманские селения, расположенные в границах современной Нижегородской области, фигурируют в материалах фонда ОМДС наряду с другими в том объеме, который вполне коррелирует с местом и ролью мусульман Нижегородчины в исламском сообществе в целом.

В период деятельности ОМДС существовал разрыв между местными приходами и Собранием, основой которому служили следующие обстоятельства:

· добираться по тем временам из Волго-Окского междуречья в Уфу или Оренбург было делом непростым;

· муфтии и представители аппарата ОМДС не имели, как правило, постоянной налаженной связи с местными махалля (приходами) и их лидерами, в лучшем случае действуя через Нижегородское или Симбирское губернские управления2;

· материальных средств для поддерживания постоянных контактов с местными приходами было явно недостаточно.

В контексте наших рассуждений из сказанного следует, что далеко не все вопросы жизни махалля Нижегородчины можно изучить, опираясь на фонд ОМДС ЦГИА РБ. Тем не менее целый ряд сюжетов из истории мусульман региона обогащается благодаря источникам указанного архива.

Первая реакция на создание ОМДС как единой структуры управления делами мусульман России вызвало неоднозначную реакцию у нижегородских мусульман, что нашло частичное отражение в документах рассматриваемого фонда3.

Далее: именно материалы ЦГИА РБ (в качестве одной из составляющих источникового корпуса) позволили нам выдвинуть и обосновать версию о нижегородских корнях третьего муфтия ОМДС Габдулвахида Сулейманова (1786–1862)4 и с большой долей уверенности утверждать, что он является уроженцем нижегородского татарского селения Большое Рыбушкино. К тому же связи муфтия с нижегородскими татарами-мусульманами просматриваются при исследовании источников из фонда ОМДС. Так, будучи на посту муфтия (1840–1862), он поддерживал нижегородских имамов, в том числе ярмарочных, служивших в махалля знаменитой Нижегородской ярмарки5.

Материалы фонда дают возможность проследить процесс строительства мечетей в период существования структуры Собрания, выявить его динамику. Опора на фонд ОМДС дает возможность проверить статистические данные местных архивов (в частности, ЦАНО6 и ГАУО7) по количеству мечетей в регионах, уточнить датировку проведения ремонтных работ в мечетских зданиях и пр.

Кадровые вопросы, решаемые ОМДС, нашли довольно масштабное отражение в документах Собрания, поскольку все утверждения на должности имамов, мударрисов, ахунов и пр. шли через указанный аппарат. Десятки дел фонда дают богатейший конкретный материал, связанный с назначением на указанные должности представителей деревень татар нижегородской земли8.

Анализ взаимодействий ОМДС и Нижегородского губернского правления, провести который также дает возможность источниковый корпус рассматриваемого фонда, показывает их спокойный характер. Таких серьезных конфликтов, как были, например, у ОМДС с Уфимским губернским правлением по поводу переименования пятивременных мечетей в соборные9, на Нижегородчине практически не наблюдалось.

Роль ОМДС в жизни нижегородских мусульман (на основании рассматриваемых источников) прослеживается и в том, что имамы, местные авторитетные лидеры приходов, привлекались для рассмотрения жалоб, поступавших в ОМДС от рядовых мусульман. Покажем это на некоторых эпизодах из жизни татарских деревень, подчеркнув, что используемые материалы ранее не вводились в научный оборот.

В качестве примеров используем факты из истории деревни Татарской Медяны. В духовно-религиозной жизни этой деревни особую роль играла вторая соборная мечеть10. Имамы, служившие во второй соборной мечети Медяны, пользовались большим авторитетом у селян. Один из них – Вахит (Абдел-Вахмят) Сагидов (Сеидов) (1815–22.09.1874), из династии которого вышел целый ряд имамов, направлявших духовную жизнь деревни.

Подтверждением тому, что авторитет имама Сагитова в самой Медяне и за ее пределами был высок, служит ряд поручений, которые давались ему со стороны ОМДС для разбирательств конфликтов, происходивших в татарских мусульманских селениях.

Так, в 1868 году в ОМДС поступила жалоба от татарина-мусульманина деревни Муравлевой Рамазана Жемлиханова на новомочалеевского имама Мухаметрахимова11. Жаловался Рамазан на незаконное оформление брака его жены Абдулбахитовой с другим человеком в 1867 году. Мухаметрахимов в присутствии своего отца, также имама Мухамет-Рахима Габбясова, вторично сочетал браком уже являвшуюся женой Рамазана Амину.

Медянский имам Абдул-Вахит Сагитов (вместе с большерыбушкинским имамом Мухетдином Абдулхалековым) разбирался по поручению ОМДС в сложившейся ситуации, прежде всего опрашивал свидетелей. В результате разбирательства были осуждены отец Амины и свидетели неправильно проведенного обряда; мулла Нового Мочалея также признан виновным в незаконном оформлении брака женщины, уже бывшей замужем12.

Помощь от Сагитова понадобилась ОМДС и в 1873 году. В Ендовищах возникла неприятная ситуация: Зейнетдин Мавлетбердин выгнал свою жену Бядрижамяль Невматуллину из дома, не дав ей и сыну средств на содержание. Во время скандала он неоднократно произносил «талак» при свидетелях, что означало, что он дает жене развод. Женщина ушла жить к брату Хамидулле Невмятуллину. Дело осложнилось тем, что мулла Камалетдин Мавлетбердин в метрической книге вместо слова «талак» написал слово «клювам». Для Зейнетдина это значило возвращение «калымных и рукоданных денег» в сумме 143 рубля, так как жена не хотела развода.

ОМДС дало распоряжение «поручить провести исследование (возникшего конфликта. – Авт.) мулле Симбирской губернии Курмышского уезда деревни Медяны Абдулвахиту Сагитову при нахождении... указных мулл деревни Ендовищи Мухаммят Шакира Абубякирова и Аксяна Феткуллина». Рекомендовалось осуществить «справедливое разбирательство между супругами по нормам шариата», склонить их к миролюбию, если же не получится, то добиться, чтобы были взысканы с бывшего мужа 143 рубля в пользу матери его ребенка. Решение ОМДС было передано Сагитову через Сергачское полицейское управление13.

В 1873 году распоряжением Симбирского губернского правления все приходы в Медяне были количественно уравнены. В 1874 году, 22 сентября, умер имам второй соборной мечети Абдул-Вахит Сагидов (Сеитов). В руководстве прихода, в котором числилась 281 мужская душа, остался муллой лишь Арифулла Салехов14.

1 ноября 1874 года в ОМДС прихожанами второй соборной мечети под руководством крестьянина Калимуллы Абдряшитова было проведено собрание 52 домохозяев и составлено прошение с просьбой разрешить им отправлять требы у муллы первой соборной мечети Сибгатуллы Абдул-Вахитова, сына умершего, до утверждения нового имама Абдул-Алляма Абдул-Вахитова, также сына умершего, во второй приход15.

Прихожан в первой мечети под руководством Сибгатуллы-муллы было 209 человек-мужчин. Опираясь на приговор прихожан второй мечети, Сибгатулла взял на себя ответственность за выполнение треб еще и в приходе умершего отца.

Арифулла Салехов был против такого решения прихожан и написал жалобу в ОМДС, указав, что метрическая книга второго прихода осталась у Сибгатуллы. 28 ноября 1874 года в ОМДС слушали дело, поступившее из Симбирского губернского правления16.

Разбираясь в возникшей ситуации, ОМДС распорядилось, чтобы Сибгатулла отдал Арифулле метрическую книгу и не вмешивался в дела прихода. Вместе с тем ОМДС пошло навстречу 52 домохозяевам и разрешило до утверждения нового имама исправлять требы у Сибгатуллы, но обязательно при этом давать знать Арифулле Салехову, сколько треб исполнено17.

Перечень примеров подобного рода можно было бы продолжить.

Еще один сюжет, раскрыть который помогают материалы фонда ОМДС, связан с назначением Собранием имамов на Нижегородскую ярмарку18. Первые имамы Нижегородской ярмарочной мечети исполняли свои обязанности во время летнего сезона торгов, то есть не являлись постоянными. Их присылали на время муфтии в качестве поощрения, так как доходы ярмарочных имамов составляли приличные суммы. Духовные лица, командируемые на ярмарку Оренбургским магометанским духовным собранием, ярмарочные имамы, помимо совершения общественного богослужения в мечети и исполнения духовных «треб» у приезжих единоверцев, разрешали споры, возникавшие между торговцами согласно шариату, составляли различные юридические документы по просьбе коммерсантов.

По традиции для «обслуживания» мечети Нижегородской (Макарьевской) ярмарки Оренбургское магометанское духовное собрание стало направлять в Нижний Новгород нескольких духовных лиц с доверенностями, подтверждающими их полномочия на исполнение духовных «треб» среди предпринимателей, а начальнику губернии посылался рапорт о командируемых лицах. После завершения «торжища» местная губернская власть выдавала духовному лицу свидетельство о его поведении и деятельности по исполнению возложенных на него религиозным органом обязанностей19. Документ мог стать основанием для повторной командировки имама в Нижний Новгород или для отказа. На мулл возлагались обязанности казыев – судей при разрешении спорных вопросов согласно нормам шариата. Их в качестве свидетелей приглашали при заключении коммерческих сделок и др.

Таким образом, в Нижегородской ярмарочной мечети появлялись имамы из других губерний, прежде всего из Казанской, где кадровая ситуация с муллами была, естественно, не такой острой, как на Нижегородчине20. Оренбургское духовное собрание учитывало при этом пожелания приезжавших на ярмарку купцов.

Ш. Марджани подтверждает, что в качестве духовных лиц ежегодно на ярмарку посылались Оренбургским магометанским духовным собранием известные имамы21. В 1840-х годах командировки преследовали еще одну цель – исполнение духовных «треб» по просьбе нижних чинов, дислоцирующихся в Нижнем Новгороде. Например, постановлением Духовного собрания от 8 июня 1843 года к солдатам-мусульманам местного гарнизона приехали ахун деревни Азеево Слатовского уезда Тамбовской губернии Рахметулла Ягудин и мулла деревни Большой Рыбушкиной Курмышского уезда Симбирской губернии Мухаметша Мунжафаров (в качестве азанчея)22. В этот период в городе уже находились также направленные «для соблюдения порядка между духовными лицами» имамы города Казани Сагит Валитов и деревни Актуковой Сергачского уезда Гизетулла Абдулгазов23. Как видно, ежегодно с мандатами Духовного собрания в Нижний Новгород прибывало до 4 духовных лиц. Один из них, наиболее опытный и авторитетный, назначался старшим. После завершения ярмарки он уведомлял оренбургского муфтия о поведении своих коллег. В 1844 году, например, такой отчет в Уфу поступил от «казанских городских и уездных мечетей мухтасиба» Нурмухамета Хозянова24.

Духовные лица были остро востребованы и для городской этноконфессиональной общины, которая в силу своей малочисленности была лишена возможности регистрации автономного прихода. Впервые постоянно проживающие татары в Нижнем Новгороде были зафиксированы в материалах ревизии 1785 года – 118 человек, к 1833 году их численность выросла до 183. В 1857 году в местной мусульманской общине насчитывались 178 правоверных25. Нижегородская ярмарка дала колоссальный толчок развитию губернского города, она привлекала татар из Сергачского уезда. Современники писали о немалой их численности на городском базаре, выделявшихся из толпы своими пестрыми халатами, расшитыми тюбетейками и сильной жестикуляцией26. Приехавшие на заработки также становились членами мусульманского ярмарочного прихода. Помимо купцов и их приказчиков, прибывшие на заработки татары из окрестных уездов и губерний составляли основную часть мусульман на ярмарке.

На общественное богослужение в «татарскую мечеть»27 приходили все желающие, независимо от подданства. Однако правами прихожан пользовались лишь российские подданные. Перед закрытием торгового сезона коммерсанты составляли общественный приговор с указанием кандидата, которого они хотят видеть имамом в следующем году. Как правило, в приговоре значилась имя понравившегося им на нынешней ярмарке духовного лица. Например, в 1847 году «приговор» о повторном приглашении на следующий торговый год Гиззетуллы Абдулвахитова Девлеткамалова, имама Ханской мечети города Касимова, снискавшего уважение прихожан своей деятельностью в период работы предыдущей ярмарки28, подписали 108 татарских предпринимателей из Казани, Астрахани, Касимова, Москвы, Сибири и других регионов29. В том торговом сезоне совместно с Г. Девлеткамаловым религиозные «требы» отправляли муллы Байрат Мухарямов Адамов (Казань) и в качестве муэдзина Камалетдин Шамоутдинов (Шамсутдинов) (Казанская губерния)30. Духовное собрание, со своей стороны, не желало признавать законным общественный приговор временно прибывающих на ярмарке торговцев, считая выбор командируемого своим исключительным правом. Такая позиция объяснялась невозможностью угодить всем торговцам, а также условным, временным характером здешнего прихода, фактический существующего чуть более месяца31. О командировании имамов в Ярмарочную мечеть Оренбургское магометанское духовное Собрание ставило в известность нижегородского военного губернатора генерал-майора, князя Михаила Александровича Урусова (кстати, имевшего татарские корни в происхождении)32.

Собрание, высказав благодарность Девлекамалову, однако, не включило его в группу лиц, командируемых в Нижегородскую казенную ярмарочную мечеть на летний сезон 1848 года. Туда вошли Хисамутдин Абдулкаримов (из Стерлитамакского уезда), Искандер Маклютов (из Касимовского) – оба имамы, а также вновь на должность азанчея Камалетдин Шамсутдинов (из Казанской губернии), оттуда же Хабибулла Абдулин и Юнус Кантемиров (из Стерлитамакского уезда). Посылая письмо в Нижний на имя губернатора, оренбургский муфтий Тархан Сулейманов всеподданейше подчеркивал, что все они «благонадежны и честного поведения» и что главная цель командирования – осуществление «молебствия о здравии Его Императорского Величества и всего Августейшего дома»33.

Сложившаяся традиция прибытия на ярмарку имамов по распоряжению ОМДС была нарушена уроженцем деревни Шемякино Тетюшского уезда Казанской губернии «из служилых татар» Нугманом Кушаевым, приехавшим в Нижний Новгород по собственной инициативе34. Известно, что в конце 1840-х гг. он на родине выполнял обязанности волостного головы, а следовательно, имел опыт работы с людьми35.

Поскольку в Нижнем Новгороде не было официально зарегистрированной махалли и молельного дома, остро стоял вопрос о помещении для совершения солдатами намаза. Для этой цели имам Н. Кушаев решил использовать ярмарочную мечеть. Получив «добро» от военного губернатора еще до официального утверждения его в духовном звании, он обратился в военное ведомство с просьбой о разрешении совершать здесь службу.

Так как в 1854 году Н. Кушаев прошел испытания в Оренбургском магометанском духовном собрании, у местного губернского начальства в 1855 году появилась возможность утвердить его в должности «имама при военнослужащих магометанах». Он исполнял обязанности имама и хатыпа гарнизонного батальона на основе приговора и ходатайства нижних чинов без всякого содержания и стал, по сути, наиболее известным из имамов Нижегородской ярмарочной мечети XIX столетия, именуемым старшим мухтасибом имамов губернии36.

Примечательно, что назначение Н. Кушаева ярмарочным имамом произошло без согласования с оренбургским муфтием. В 1854 году Духовное собрание, со своей стороны, командировало на Нижегородскую ярмарку имама мечети деревни Талбизово Стерлитамакского уезда Оренбургской губернии Хисамутдина Габдулкаримова. Первоначально отношения имама с торговцами были напряженными. Признав Н. Кушаева как личность, «не приобретавшей еще высшей степени учености», отметив его «стремление (поставить. – Авт.) себя выше прочих духовных лиц», командируемых Духовным правлением, 11 июня 1855 года коммерсанты ходатайствовали об отстранении его от исполнения должности имама ярмарочной мечети. Роль «главной скрипки» в этой акции принадлежала казанским купцам37.

Взлет карьеры Нугмана Кушаева во многом состоялся благодаря поддержке местного военного губернатора38, который несколько раз проигнорировал послания оренбургского муфтия о неназначении его ярмарочным имамом39. Усердие Н. Кушаева по службе не осталось незамеченным, и «в том же году (в 1854 году. – Авт.) он стал выполнять обязанности ярмарочного имама (ахуна)». Практика показала, что имам Кушаев относился к своей должности и к собственным обязанностям весьма ответственно. Так, судя по документам, ему удалось удержать от вспышки бунта часть мусульман в августе 1855 года40. Тогда некоторые из сергачских татар проявили неповиновение властям, отказавшись от поставки ратников в государственное ополчение. В условиях войны с мусульманской Турцией это могло принять опасные для российского правительства формы. (К тому же, по сообщению в столицу Нижегородского генерал-губернатора, в скандале был замешан имам Санкт-Петербургской соборной мечети Эмин Кантемиров. Он пытался за взятку причислить сергачских татар к лашманскому разряду и тем избавить их от воинской службы41.) Имам Н. Кушаев сумел успокоить верующих и погасить зреющую вспышку конфликта. Это не осталось неоцененным властями. И потому в 1856 году он «за успокоение умов взволновавшихся татар Всемилостивейше дарованную грамотой был возведен в Тарханское достоинство»42.

Религиозное управление, несмотря на противодействие со стороны Н. Кушаева, продолжало командировать на период «торжища» одно духовное лицо, обязанности которого, как правило, ограничивались разрешением спорных дел между купцами по нормам шариата43. Например, в 1856 году присланный оренбургским муфтием Г. Сулеймановым ахун деревни Ильинки Инсарского уезда Пензенской губернии Муса Исхаков занимался только разбирательствами споров между предпринимателями44. В последующие годы Н. Кушаев добился прекращения практики командирования на ярмарку уполномоченных Духовного собрания. Резонно предположить, что этому способствовало также появление при ярмарочной мечети муэдзина. С 1856 по 1863 год обязанности азанчея при Н. Кушаеве были возложены на приглашенного самим же Кушаевым Зямила Самерхана Халитова Соколова родом из деревни Пошатово Нижегородской губернии45.

Следует отдать должное активной деятельности Н. Кушаева. Проявляя искреннюю заботу о нуждах мечети и мусульман Нижнего Новгорода, своим религиозным рвением он за короткий срок снискал уважение у торговцев, мулл Сергачского уезда и трудового люда. Н. Кушаев сделался чуть ли не единственным последовательным борцом за обеспечение религиозных нужд прихожан. Имаму приходилось за свой счет осуществлять погребение бедных из числа отходников, чернорабочих46, он занимался возведением забора вокруг мусульманского кладбища47. Кладбище за Канавинской слободой требовало, кроме забора, еще и возведения вала для ограждения от домашнего скота ближайших сельских поселений, особенно свиней, изрывающих землю и тем самым оскверняющих могилы мусульман48. Второе кладбище – близ Нижнего Новгорода – в дополнение к возведению вала нуждалось в разрытии канавы во избежание дальнейшего разлития весенних и дождевых вод, из-за чего земля обваливалась и угрожала разрушением кладбища49.

Появление в Нижнем Новгороде мусульманского духовного лица оказалось весьма кстати и для местной администрации, прежде всего для полиции и судебных органов, перегруженных работой в период ярмарки. Н. Кушаев, хорошо владевший русским языком, не только приводил к присяге, но и увещевал подсудимых50. Ко всему прочему имам превосходно владел русским и, видимо, умел находить общий язык с местной бюрократией. Неудивительно, что с 1860 года Кушаев часто выполнял обязанности переводчика с персидского на русский язык.

Благодаря поддержке нижегородского военного губернатора, высоко оценивавшего старания Н. Кушаева, ему удалось не только выиграть противоборство с Духовным собранием по занятию должности ярмарочного муллы, но и получить звание ахуна, тархана и даже оплачиваемую должность «азиатского переводчика» с жалованьем 100 руб. в год51.

В мечети помещались не все приходившие на молитвенные собрания, «покидая всякие дела на ярмарке»52. Проблема разрешалась устройством богослужения на открытом месте вокруг храма. Несмотря на то, что мечеть располагалась на углу ярмарочной площади, где находились лавки коммерсантов Востока, мусульмане испытывали неудобства в совершении намаза: некоторые посетители ярмарки имели привычку делать неприличные замечания молящимся. Крайне оскорбительно звучали такие насмешки над исламскими ритуалами особенно при совершении обряда отпевания, что происходило у мечети53. Единственным выходом из двусмысленного положения оставалось возведение забора вокруг мечети. Благодаря стараниям Н. Кушаева, в 1856 году в Главном управлении путей сообщения и публичных зданий был утвержден чертеж деревянного забора на каменных столбах вокруг мечети. Архитектор Нижегородской ярмарки составил смету расходов.

У ярмарочного комитета средств на возведение ограды не оказалось. Н. Кушаев обращался в Духовное собрание с просьбой о разрешении завести, как практикуется у христиан, шнуровую книгу для сбора добровольных пожертвований на «богоугодные цели». Однако религиозный орган воздержался удовлетворить прошение Н. Кушаева, объяснив отсутствием в российском законодательстве указания о таковом праве мусульман54.

Тем временем 18 августа 1860 года был «высочайше» утвержден новый план ярмарочной территории, по которому никакого забора вокруг мечети не было предусмотрено. Оказалось, что ярмарочный комитет не был осведомлен или забыл о плане 1856 года. Несмотря на протест ярмарочного комитета, в июне 1861 года Министерство внутренних дел разрешило выдать военному и ярмарочному имаму Н. Кушаеву шнуровую книгу для записи пожертвований на возведение деревянной ограды вокруг мечети55. Вскоре стараниями имама деревянный забор на каменных столбах был возведен, и мусульмане получили возможность спокойно совершать свои религиозные обряды.

Конкретный фактический материал, касающийся нижегородских исламских общин, извлеченный из источников, отложившихся в фонде ОМДС, и его исследование подтверждают, что Оренбургское магометанское духовное собрание действительно представляло собой структуру государственного аппарата России и стремилось по мере возможности осуществлять контроль над всеми религиозными процессами, имевшими место на значительной территории страны.

 

Примечания:

1 Азаматов Д. Д. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце XVIII – XIX вв. – Уфа: Гилем, 1999. – С. 8.

2 Часть современных татарских селений Нижегородчины находилась в рассматриваемый период в составе Симбирской губернии.

3 Подробно этот сюжет рассмотрен в: Сенюткина О. Н. Особенности организационного оформления единого мусульманского пространства России (начало XIX в.) / Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия история. Вып. 1 (4). – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2005. – С. 116–122.

4 Сенюткина О. Н. Габдулвахид б. Сулейман б. Салюк. – Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского исламского медресе «Махинур», 2006.

5 Подробнее см.: Сенюткина О. Н., Загидуллин И. К. Нижегородская ярмарочная мечеть – центр общения российских и зарубежных мусульман (XIX – начало XX вв.). – Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского исламского медресе «Махинур», 2006.

6 Центральный архив Нижегородской области.

7 Центральный архив Ульяновской области.

8 В частности, материалы по описям 3, 4 и др.

9 Азаматов Д. Д. Указ. соч. С. 101.

10 В пространстве бывшей второй соборной мечети был воздвигнут в условиях мусульманского Ренессанса конца XX века религиозный исламский комплекс «Медина» с прекраснейшим зданием мечети «Рашида».

11 Муравлева, Муравлейка – выселок из селения Новый Мочалей, что на Нижегородчине. Деревня Муравлева перестала существовать в советский период. Новомочалей – сегодня татарское село Нижегородской области.

12 Центральный государственный исторический архив Республики Башкортостан (далее – ЦГИА РБ), ф. 295, оп. 3, д. 6922, лл. 5, 5 об., 11, 15, 24, 25.

13 ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 3, д. 8359, 14 л.

14 ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 3, д. 8659, л. 13.

15 ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 3, д. 8659, л. 6, 6 об., 7, 7 об.

16 Дело по жалобе муллы Салехова Арифуллы из деревни Медяны Курмышского уезда Симбирской губернии о присвоении себе части прихода второй соборной мечети муллой Сибгатуллой Абдулвахитовым. – ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 3, д. 8659, 33 л.

17 ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 3, д. 8659, л. 28, 28 об., 29, 29 об.

18 Впервые материалы фонда ОМДС по этому сюжету были введены в научный оборот О. Н. Сенюткиной и И. К. Загидуллиным. См.: Сенюткина О. Н., Загидуллин И. К. Нижегородская ярмарочная мечеть – центр общения российских и зарубежных мусульман (XIX – начало XX вв.). – Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского исламского медресе «Махинур», 2006.

19 ЦГИА РБ, ф. И-295, оп. 11, д. 200, л. 4.

20 Центральный архив Нижегородской области – далее ЦАНО), ф. 3074, оп. 1, д. 955, л. 3 об.

21 Мәрҗани Ш. Мөстафәдел–әхбар фи әхвали Казан вә Болгар (Казан вә Болгар турында файдаланылган хәбәрләр). – Казан, 1989. – Б. 392.

22 На основании иных архивных данных можно утверждать, что Мухаметша Мунжафаров не только исполнял обязанности азанчея первой соборной мечети деревни Большое Рыбушкино и военного гарнизона Нижнего Новгорода, но и занимался торговлей, стал купцом второй гильдии, «сколотив» для этого достаточную денежную сумму. Его сын – Таджетдин был с 1873 года вторым имамом первой соборной мечети Большого Рыбушкино. Из рода Таджетдиновых вышло четверо имамов. Подробнее см.: Государственный архив Ульяновской области (далее – ГАУО), ф. 88, оп. 1, д. 1752, лл. 23 об., 24; Сенюткин С. Б., Сенюткина О. Н., Гусева Ю. Н. История татарских селений Большое и Малое Рыбушкино Нижегородской области в XVI–XX веках. Монография. – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. – С. 55, 71, 294, 395.

23 ЦГИА РБ, ф. И-295, оп. 3, д. 1810, лл. 1–1 об. Гизетулла Абдулгазов был сыном имама и мударриса мечети деревни Актуково начала XIX века – Салюкова Абдул Газиза (1783–?) – ЦАНО, ф. 5, оп. 41, д. 229, лл. 11; Сенюткин С. Б., Идрисов У. Ю., Сенюткина О. Н. и др. История исламских общин Нижегородской области: Монография. – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. – С. 51, 52.

24 ЦГИА РБ, ф. И-295, оп. 3, д.1810, без нумерации.

25 Исхаков Д. М. Историческая демография татарского народа (XVIII – начало ХХ вв.). Казань, 1993 . – С. 74.

26 Смирнов Д. Картинки Нижегородского быта XIX в. – Горький, 1948. – С. 264.

27 Гациский А. Г. «Нижегородка». Путеводитель и указатель по Нижнему Новгороду и Нижегородской ярмарке. – Нижний Новгород, 1876. – С. 103.

28 ЦАНО, д. 946, л. 2; д. 947, л. 2; д. 958, л. 2; д. 962, л. 2; Сенюткин С. Б., Идрисов У. Ю., Сенюткина О. Н. и др. История исламских общин Нижегородской области: Монография. – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. – С. 398.

29 ЦГИА РБ, ф. И-295, оп. 3, д. 1810, без нумерации; ЦАНО, д. 946, л. 2; д. 947, л. 2; д. 958, л. 2; д. 962, л. 2.

30 Идрисов У. Ю., Сенюткин С.Б., Сенюткина О.Н. и др. Из истории нижегородских мусульманских общин в XIX – 30-х годов ХХ века. – Нижний Новгород, 1997. – С.26.

31 ЦГИА РБ, ф. И-295, оп.3, д. 1810, без нумерации.

32 ЦАНО, ф. 2626, оп. 2, д. 933, л. 6 об.

33 ЦАНО, ф. 3074, оп. 1, д. 960, л. 3; Сенюткин С. Б., Идрисов У. Ю., Сенюткина О. Н. и др. История исламских общин Нижегородской области: Монография. – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. – С. 398.

34 Ш. Марджани приводит его «полное» имя: «мелла Ногман бине Нигмәтулла бине Гали бине Габдеррәшид бине Гайса бине Кушай бине Рәскә әш–Шимәкәй».

35 Идрисов У.Ю., Сенюткин С.Б., Сенюткина О.Н. и др. Из истории нижегородских мусульманских общин в XIX – 30-х годов ХХ века… С. 28.

36 Подробнее о нем см.: ЦАНО, ф. 5, оп. 47, д. 1320, л. 1; ЦАНО, ф. 5, оп. 47, д. 1293 и др.; Российский государственный исторический архив (СПб.), ф. 821, оп. 8, д. 638, л. 1-2: д. 982, лл. 6, 6 об.; Сенюткин С. Б. Кушаев Нугман Негмятов // Ислам на Нижегородчине. 2001; Сенюткин С. Б., Идрисов У. Ю., Сенюткина О. Н. и др. История исламских общин Нижегородской области. Монография. – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 1998. – С. 399.

37 Идрисов У. Ю., Сенюткин С. Б., Сенюткина О. Н. и др. Из истории нижегородских мусульманских общин в XIX – 30-х годов ХХ века. – Нижний Новгород, 1997. – С. 27.

38 Было ходатайство из Нижнего Новгорода от начальника Нижегородской губернии «устранить неудобство отправления ежегодно на ярмарку сторонних мулл, которые должны были отвлекаться от своего прихода». На основании этого представления в 1855 году МВД приняло решение об отмене «командирования посторонних мулл на Нижегородскую ярмарку», а «домогательства Оренбургского Магометанского Собрания о восстановлении прежнего порядка оставлялись МВД без уважения» – ЦАНО, ф. 5, оп. 47, д. 1293, л. 42.

39 Сам Кушаев впоследствии объяснял эти действия муфтия Г. Сулейманова личной неприязнью к нему – ЦАНО, ф. 5, оп. 47, д. 1293, л. 33–33 об.

40 Идрисов У. Ю., Сенюткин С. Б., Сенюткина О. Н. и др. Из истории нижегородских мусульманских общин в XIX – 30-х годов ХХ века. – Нижний Новгород, 1997. – С. 28.

41 РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 982, лл. 6, 6 об.

42 РГИА, ф. 821, оп. 8. Там же, д. 960, л. 3.

43 Мәрҗани Ш. Мөстафәдел–әхбар фи әхвали Казан вә Болгар (Казан вә Болгар турында файдаланылган хәбәрләр). – Казан, 1989. – Б. 392.

44 РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 980, л. 104.

45 О допущении имама Соколова к исполнению треб на Ярмарочной мечети – ЦАНО, ф. 5, оп. 47, д. 756, л. 1.

46 Родственникам умершего отправлялось письмо от руководителя мусульманского прихода о том, что «тело его похоронено по Магометанскому закону, в чем для объявления о смерти его родственникам прилагается при сем расписка абыза» – ЦАНО, ф. 489, оп. 286, д. 466, л. 2 и др.

47 ЦГИА РБ, ф. И-295, оп.11, д. 200, лл. 7–7 об.

48 Подтверждение тому, что свиньи приходили даже на ярмарочную территорию, находим у краеведа А. С. Гациского, который отмечал, что после закрытия ярмарки «ярмарочное место казалось бы совершенной пустыней, если бы не приходили сюда из Кунавина свиньи пропитаться от остатков праздничной трапезы, которая и тянулась долго и была весьма обильна. Старики-купцы такую и примету имели, что если свиньи близко главного дома стали шататься – ярмарке скоро конец (все устали и надзор ослабел)» – Гациский А. С. Нижегородка – Нижний Новгород, 1876.

49 Российский государственный исторический архив (далее – РГИА), ф. 821, оп. 8, д. 645, лл. 6–8 об., 27 об.

50 РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 890, лл. 1–1 об.; дд. 638, лл. 1–2.

51 РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 890, лл. 11–12, 46,

52 Безобразов В. П. Очерки Нижегородской ярмарки. – М., 1865. – С. 73.

53 РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 645, л. 1. Однажды 15 августа 1855 года на ярмарке около татарской мечети произошла драка между татарами и русскими, спровоцированная неправильным поведением мещанина Власа Алексеева, в ходе которой имам подвергся оскорблению. Инцидент был погашен полицией, а соответствующий рапорт составлен нижегородским старшим полицмейстером – Дело о буйстве, происшедшем близ татарской мечети между татарами и русскими – ЦАНО, ф. 2, оп. 6, д. 561, 10 л.

54 РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 645, л. 2.

55 РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 645, л. 1 об.