Нравственность – это не просто часть нашей ханифской религии. Она, можно сказать, и есть сама нравственность, и кто несет ее в себе, тот несет в себе эту религию во всей ее совокупности. Ни в чем так не нуждается современный человек, как в нравственном обновлении, и ислам, являющий собой наивысшую нравственность, предстает как наилучшая религия, открывающая для него возможность совершенного обновления. Вот почему я хотел бы поговорить о начале всех нравственных ценностей в исламе, а именно о милосердии, исходя из речения Аллаха (велик Он и могуч!): (Скажи: «Призывайте Аллаха, или – Милосердного: как бы вы ни звали, у Него наилучшие Имена).

Несомненно, что забота об обновлении, о модернизации – это императив, который обусловлен для нации и государства необходимостью существования и сосуществования. Вместе с тем обновление – комплексное понятие, нуждающееся в детализации, поскольку облекается в разные формы в зависимости от своей специфики. Например, в зависимости от страны говорят о французской модернизации, немецкой, американской и др., а с учетом сущностного внутреннего содержания – о политическом обновлении, экономическом, общественном и пр. К тому же в отдельно взятой стране обновленческий процесс проходит несколько ступеней. Есть страны, где степень модернизации в той или иной сфере больше, чем в других. Так, индустриальная модернизация западных стран заметнее, чем обновленческие процессы в правовых областях, экономическая модернизация – чем политическая и т. д.

Однако не может не вызывать удивления, что при всеобщем внимании к задачам обновления и модернизации на первый план выдвигаются их материальные стороны, а не морально-этические, связанные, например, с духовными ценностями, нравственностью. Более того, есть теоретики, которые доходят даже до утверждения о том, что «...у модернизации нет нравственности... она не только игнорирует ее, но даже частично ее уничтожает»[1]. Именно в этой связи мне хотелось бы выступить в защиту того, что я назвал бы постулатом о необходимости нравственного возрождения. Оно базируется на двух тезисах: первый – нравственность есть условие верного обновления; второй – мы, мусульмане, способны внести вклад в процесс нравственного обновления, даже при том, что мы не смогли преуспеть в обновлении материальном. Начну с первого тезиса.

Нравственность – критерий курса материального обновления

Известно, что всякая эпоха отличается вызовами и испытаниями, которые живущим в ней людям нужно преодолевать. Такая задача требует от них всеобъемлющих корректирующих действий, до предела напрягающих их творческие силы. И обновление оказывается тем творческим движением, что способно ответить на вызовы и испытания той или иной эпохи. Таким образом, обновление и творчество – две неразделимые стороны одного целого: всякое творческое действие является обновляющим, даже если не совпадает по своему содержанию с обновленческими процессами у других; но деятельность, не несущая в себе творчества, не приводит к обновлению даже в случае, если будет стараться подражать модернизации других.

Три концепции «отрыва»

Творческое движение, свойственное модернизации в наше время, проявляется в трех концепциях «отрыва», представляющих три ее основные составляющие:

Первая из них – концепция отрыва от наследия, подразумевающая покушение на неприкосновенную святость наследия, независимо от того, является ли оно религиозным, политическим или социальным. Цель же подобного отрыва – освобождение воли современного человека от всего, что мешает ему стать независимым законодателем для самого себя.

Вторая концепция нацелена на отрыв от природы и подразумевает покушение на ее неприкосновенность. Она базируется на трех побудительных установках, таких как: воля к господству над миром, его десакрализация и тотальная искусственность «создаваемой» природы, заключающаяся в том, что у природы не остается ни одной стороны, которая не испытала бы на себе воздействия средств развитой технологии. Цель такого отрыва – абсолютная свобода современного человека в деле использования им производственного потенциала для удовлетворения любых своих нужд.

Третья концепция связана с отрывом от «почвы «от пространства и подразумевает покушение на их неприкосновенность. Они представлены двумя разновидностями: собственно географическое пространство, формирующее границы стран (именно их прорывают институты рыночной экономики и транснациональные компании) и пространство физическое, формирующее границы «тел». Их начали прорывать средства коммуникации и международные сети, сущность человека стала ограничиваться передачей идей и информации и виртуальный контакт заменил контакт непосредственный. Цель данного отрыва – освобождение динамичного потенциала современного человека ради полной свободы перемещения в любом направлении: по суше, воде или воздуху. Отмеченные концепции принесли человечеству много пользы и добра. Но ни для кого не секрет, что они же принесли ему и немало бедствий и катаклизмов.

Разрыв с наследием, если и вырвал интеллект современного человека из пут, неизмеримо расширив для него поле творческих возможностей, не сумел вместе с тем гарантировать ему даже подобия твердых и незыблемых убеждений, которые он находил в наследии. Более того, он погрузил человека в море бесконечных умственных спекуляций и колебаний, так что он стал напоминать вечно колеблющееся, неспособное найти себе опоры существо.

Что же касается отрыва от природы, то оно, даже если и освободило человеческие руки от ее уз, открыв ему возможность создания любых вещей, не сумело тем не менее помочь ему даже с помощью самых изощренных средств найти защиту от опасностей, порожденных невиданным прогрессом в сфере ядерной технологии, генной инженерии, химической промышленности и др., – опасностей, угрожающих как жизни на земле, так и окружающей среде. В итоге и состояние человека стало напоминать охваченного постоянным страхом и неуверенного ни в чем существа[2].

Что же до отрыва от пространства, от «почвы», то оно, даже если и позволило современному человеку не считаться с ограничивающими его оковами, открыв ему путь к коммуникации с кем и с чем угодно, то такой отрыв не сумел вместе с тем обеспечить ему возможности для охранения своей идентичности и самости, но, наоборот, погрузил его в космическую бесконечность знаний, так что он стал напоминать потерянное, бессильное остановиться на чем-нибудь существом.

Ущерб, наносимый концепциями «отрыва» принципам нравственности

Тот, кто внимательно посмотрит на причины трех комплексов, ставших спутниками модернизации – неустойчивости, страха и потерянности, – сразу же заметит, что они восходят к тому, что все три концепции «отрыва» нанесли вред краеугольному основанию, на который опиралось нравственное взаимоотношение между двумя сторонами, – тому, что я назвал бы принципом сбалансированного соблюдения долга, заключающимся в следующем: Основным в нравственном взаимоотношении между двумя сторонами является соблюдение одной из сторон (человеком) прав другой стороны (будь то человек или нет) с учетом того, что права одной из сторон по отношению к другой уравновешиваются правами второй стороны по отношению к первой.

Сформулированный выше принцип предполагает, что, во-первых, существование долга – это условие существования нравственного взаимоотношения; во-вторых, если одна из его сторон не является человеком, на него выпадает долг соблюдать свои обязательства, несмотря на такое различие; в-третьих, долг не обязательно должен быть равномерно распределен между двумя сторонами, то есть обязанности одной из них могут быть больше или меньше обязанностей другой; в-четвертых, долг не обязательно должен иметь сходную форму у обеих сторон: у одной из них он может заключаться в чем-либо отличном от другой.

Вред рассматриваемых концепций модернизации для принципа сбалансированного соблюдения долга выявляется в том, что каждая из них заставляет современного человека, не довольствуясь присвоением себе всех прав и отрицанием прав за тем, от чего он «отрывается», будь то наследие, природа или «почва», не просто выходит за их рамки, но начинает явно или неявно даже требовать положить конец их существованию в целом. Первое отделение, или отрыв, стремится отдать наследие небытию, второе – положить конец существованию природы, третье – покончить с оформленным какими-то границами пространства. Отсюда употребление модернизаторами выражений конец наследия, конец природы, конец географии, конец тел. Более того, некоторые из них взяли на вооружение выражение психоанализа убийство отца. В итоге под угрозой ликвидации оказывается право у наследия оставаться живой памятью, укрепляющей идентичность; право у природы оставаться щедрым партнером, исправляющим технологию; и, наконец, право у «почвы «оставаться зримым контекстом, определяющим то или иное видение мира.

При этом нужно не забывать и о том, что и у наследия, и у природы, и у «почвы» есть и свои права на человека, которые можно было бы сравнить с правами матери на своего ребенка, равно как и у человека есть на них права, корреспондирующие с правом ребенка на свою мать. Это можно пояснить следующим образом. Во-первых, так же, как мать питает своего ребенка молоком, наследие, природа и «почва» обеспечивают современного человека как раз теми инструментами, без которых он не смог бы отделиться от них. Так, если бы не ценности наследия, напитавшие его сердце, он не жаждал бы привнести в него нечто превосходящие их; если бы не силы природы, ошеломившие его разум, он не жаждал бы одолеть их своей технологией; и если бы не протяженность пространства, в котором разворачивалась его жизнедеятельность, он не жаждал бы выйти за его пределы, стремясь к ее расширению. Во-вторых, подобно тому, как забота матери о своем ребенке налагает на него долг доброты к ней, точно так же опора, даваемая человеку наследием, природой и пространством, вменяет ему в обязанность почтительность к ним. Почитание наследия, природы и родного пространства – такой же долг, как и почитание родителей.

Одним словом, во взаимной связи человека с природой и родным пространством обнаруживается тот же закон взаимного долга (аль-ваджиб), или взаимных обязанностей (алъ-ваджибат), что и в связи ребенка с матерью. Если мы примем во внимание, что связь ребенка со своей матерью являет собой образцовый пример кровного родства (ар-рахм), то сможем дать этому долгу определение, производное от существительного рахм и назвать его аль-ваджиб ар-рахмий «кровнородственный долг, обязанность» (во мн.ч. аль-ваджибат ар-рахмийя[3]).

Итак, аль-ваджибат ар-рахмийя в своем исходном значении представляют собой взаимные обязанности и права кровных родственников. Наследие, природа и родное пространство близки человеку настолько же, насколько мать является самым родным существом своему ребенку. Отсюда обновление, или модернизация, не будет корректной, т.е. основанной на нравственности, пока наилучшим образом не будет соответствовать тому, что предполагают аль-ваджибат ар-рахмийя в плане почтительного отношения к кровному родству, существующему между человеком, с одной стороны, и наследием, природой и родной почвой, с другой.

Из сказанного неизбежно следует, что отделение человека от этих трех родных для него сфер не будет нравственным отделением, пока не уподобится отлучению младенца от груди, суть которого в том, что оно сохраняет права того, от кого оно происходит, с сохранением равновесия между ними и правами отделяющегося. И, когда концепции модернизационного отрыва станут по своему внутреннему содержанию концепциями естественного отлучения от груди, упомянутые выше три беды модернизма потеряют свою актуальность. Наследие будет сохраняться и при отделении от него, сохраняя за собой роль источника, на который уверенно и без мучительных раздумий опирается отделившийся. Равным образом останется почитаемой и природа, несмотря на отделение от нее; она займет место партнера, к которому без страха за себя может обращаться отделившийся. И родная почва будет по-прежнему уважаться при отделении от нее, получая роль ориентира, к которому будет обращаться отделившийся, не теряясь в его бесконечности.

Таким образом, я, пожалуй, завершу аргументацию первой части утверждения о необходимости нравственного обновления, вызываемой тем, что не может быть подлинного обновления без нравственности. Теперь же перехожу к аргументации второй части постулата, в которой утверждается, что мусульмане обладают потенциалом, чтобы внести свой вклад в дело нравственного обновления. Но до этого следует прояснить, каким образом исламская религия включает в себя понятие аль-ваджибат ар-рахмийя, необходимое для придания обновлению нравственного характера.

Ислам и процесс нравственного обновления.Формула принципа взаимного милосердия

Если мы тщательно исследуем истоки, место и значение аль-ваджибат ар-рахмийя в исламской культуре, то обнаружим, что они базируются на некоем общем принципе, который я формулирую следующим образом:

Все существа, несмотря на свое разнообразие, милосердны (йархаму) одни к другим в подражание имени Всемилостивый (ар-Рахман[4]) из Прекрасных имен Всевышнего.

Этот принцип включает в себя три краеугольных понятия: Имя Всемилостивого (ар-Рахман), Милосердие (ар-рахма[5]) и подражание. И я постараюсь разъяснить, как каждое из этих краеугольных понятий порождает целый ряд алъ-ваджибат ар-рахмийя, необходимых для придания модернизации этического начала, опираясь прежде всего на первое из трех базовых понятий – Имя Всемилостивого.

Базовое понятие «Имя Всемилостивого»[6]. «Имя» в смысле «ценность»

Считается, что лексема исм («имя») – восходит к одной из основ: 1) либо к сима («знак», «символ»), и тогда имя – это символ, приписываемый означаемому объекту для различения его от других; 2) либо – сумувв («высота»), и тогда исм потенциально несет в себе вытекающие из базового понятия сумувв и органично связанные друг с другом производные от него понятия, связанные с квалификацией чего-либо по высоте – возвышенности – сравнительной значимости – отличительной ценности. Эти производные понятия проявляются в контексте исследуемой темы во всей своей полноте, особенно применительно к Прекрасным Именам Аллаха, дающим представление о высших ценностях. Отсюда под Именами более корректно, очевидно, понимать не только и даже не столько знаки-символы для обозначения тех или иных сторон сущности Аллаха, как полагали муфассиры[7], сколько особые ценности, в которых проявляется Его священная сущность. Так, например, имя аль-Азиз (Сильный) означает ценность силы, пребывающей в этой сущности. Имя аль-Кярим (Щедрый) означает ценность щедрости, пребывающей в ней. Отсюда смысл коранического речения (...у Аллаха наилучшие Имена)[8]: в том, что у Аллаха лучшие из наилучших ценностей, а форма превосходной степени наилучшие указывает, что эти ценности вознесены над другими на абсолютную высоту, в силу чего наименьшее их количество предпочтительней любого количества иных, то есть не существует других ценностей, превосходящих их по степени.

Применительно к другому речению Всевышнего (...и научил Он Адама всем именам) большинство муфассиров толковало слово «имена» как: научил его всем отличительным знакам того, что есть и что будет среди существ, великих и малых. Однако из контекста аята можно сделать вывод, что его смысл: научил его всем отличительным ценностям, отличающим одни существа от других. Ведь рассматриваемый коранический фрагмент сопряжен с ответом на вопрос ангелов: (Разве Ты установишь на ней того, кто будет там производить нечестие и проливать кровь, а мы возносим хвалу Тебе и святим Тебя?)[9]. Этот вопрос с очевидностью обнаруживает, что человек, согласно убеждению ангелов, не обладает знанием высших ценностей, например такой, как милосердие, которые оторвут его от службы пороку, от кровопролития, возвысят его до степени исцеления и уважения к человеческой жизни.

Особенности термина «Всемилостивый»

Термин «Всемилостивый» служит для передачи одного из первых атрибутов Аллаха, поскольку в этом качестве по преимуществу проявляется суть Его созидательного Творения, побудительным мотивом которого оказывается именно милость («рахма») Аллаха. Показательно, что в тематическом аяте нашего урока «Всемилостивый» следует сразу после имени «Аллах», подобно тому, как происходит в басмале, с которой начинается весь Священный Коран[10]. Ясно, что подобная последовательность призвана сообщить нам то, чего не сообщила бы никакая другая, а именно: качество милосердия предшествует всем остальным атрибутам Аллаха.

К сказанному уместно добавить, что имеется много священных аятов и благородных хадисов, подтверждающих, что в этом тварном мире нет ничего, что не было бы следствием Божественного милосердия: (А милость моя объемлет всякую вещь)[11]; (Господи наш, Ты объемлешь все своей милостью и ведением)[12]; (...то говори: «Мир вам!» – Начертал Господь ваш Самому Себе милость); (...то скажи: «Господь ваш – Обладатель милости обширной»)[13]. А из хадисов упомяну переданные Муслимом в его «Сахихе» слова Посланника Аллаха (мир ему), сказавшего: «Когда сотворил Аллах тварь, то написал в Книге Своей, что у Него над Престолом: “Милосердие Мое превозмогает гнев Мой”»; в другой версии: «Милосердие Мое опережает гнев Мой»; в третьей – «Милосердие Мое превосходит гнев Мой».

Взаимные обязанности категории аль-ваджибат ар-рахмийя, следующие из имени Всемилостивый.

Теперь необходимо рассмотреть обязанности категории аль-ваджибат ар-рахмийя, которые сопрягаются с именем «Всемилостивый» и которые могли бы в принципе лечь в основу модернизации современных обществ.

Первую из них я сформулировал бы следующим образом: «Будем неизменно помнить в душе, что связь Всемилостивого с нами – связь близости, сущность которой неизвестна, но доподлинно известно о ее наличии».

Мы должны отбросить представление, делающее Всемилостивого Существом, отдающим приказы и запреты человеку извне, так сказать, со стороны, как это делают люди одни по отношению к другим. Ведь связь Всемилостивого с нами такого свойства, что к ней не могут применяться категории места, поскольку Бог находится вне места. Единственное, что можно сказать по поводу Его связи с нами, это лишь то, что она есть отношение близости, сущность которой в деталях не известна, но вполне известно, что она захватывает существование человека во всей его цельности. И когда бы ни вспомнил современный человек, что отношение Милосердного к нему – это отношение духовной близости, не имеющей себе подобных, то внутри его крепнет чувство ответственности перед лицом Божественной близости, что отражается в свою очередь на усилении осознания им близости, существующей между ним и другими.

Вторая из взаимных обязанностей категории алъ-ваджибат ар-рахмийя, выводимая из имени «Всемилостивый», могла бы быть сформулирована так: «Будем действовать в соответствии с ценностной связью, существующей между именами Всемилостивого (Рахман) и определением кровного родства (рахм)».

Всемилостивый отметил свое особенное отношение к аль-ваджибат ар-рахмийя, связав их название непосредственно со Своим Именем, о чем говорится в двух священных хадисах, переданных Ахмадом, ат-Тирмизи и аль-Хакимом. Первый из них: «Всевышний Аллах сказал: “Я – Всемилостивый. Я установил аль-ваджибат ар-рахмийя и вывел для них имя из Своего имени. И кто укрепляет их, укреплю и Я его, а кто разорвет их, Я его разорву”», то есть их значимость, их ценность выводится из ценности Его Самого. Второй хадис: «Аль-ваджибат ар-рахмийя – как переплетенные корни, идущие от Всемилостивого; кто укрепляет их, того укрепляет Аллах, а кто разрывает их, того разрывает Аллах».

Третья из взаимных обязанностей категории алъ-ваджибат ар-рах-мийя, выводимая из Имени «Всемилостивый», формулируется так: «Будем придерживаться принципа согласия религий и наций, руководствуясь смыслом Имени Всевышнего «Всемилостивый».

Очевидно, что религии и народы, несмотря на свои различия, согласны друг с другом относительно понятия «Всемилостивый» и имеют для его языкового выражения соответствующие лексемы. Например, имя «Всемилостивый» часто встречается в Торе, и некоторые иудеи, принявшие ислам, например Абдаллах б. Салам, удивлялись, услышав его в Коране. А были теоретики, которые даже утверждали, что слово Рахман – еврейского происхождения, не зная об общности семитского происхождения арабского языка и иврита. В любом случае перед народами мира стоит насущная необходимость достичь согласия в понимании «Всемилостивости» как синонима понятия «Божественность», и следовать вытекающей из подобной синонимии необходимости взаимного милосердия во взаимоотношениях друг с другом. Это тем более важно, если учитывать, что передача содержательного смысла Божественности через Всемилостивость делает представление о ней ближе самым разным умам, а влияние ее более глубоким в душах. Ведь нет ценности, следы которой человек обнаружил бы в своей жизни раньше ценности милосердия.

Краеугольная основа милосердия. Особенности милосердия

Мы можем определить «милосердие» обобщающим образом как отношение между двумя сторонами – «милующей» и «милуемой», – в котором характерным для милуемой является то, что она нуждается, а для милующей то, что она – стимул такой нужды.

Милосердие – особое отношение

Это отношение имеет определенные особенности, из которых мы остановимся на трех: зеркальности, переходности и последовательности.

а) Милосердие – зеркальное отношение. Дело в том, что милосердие милующего связано не столько с другим, сколько также и с собой самим, начиная с удовлетворения его физических и духовных нужд. Он может предпослать милосердие к самому себе милосердию к другому[14], но только милуя другого, милующий становится по-настоящему милующим и по отношению к самому себе. Или другими словами, милостивый есть милуемый, согласно достоверному хадису: «Кто не милует, не будет милован».

б) Милосердие – переходное отношение. Оно имеет два аспекта. Первый связан с тем, что милующий того, кто милует в свою очередь другого, является милующим по отношению и к тому другому. Второй заключается в том, что милосердие со стороны одного в норме вызывает ответное чувство со стороны другого, так что милующий становится милуемым, а милуемый – милующим, что в священном хадисе квалифицируется как взаимное милосердие: «Правоверные во взаимной любви, милосердии и приязни своей подобны телу, у которого, если один член испытывает боль, то остальные отзываются на это бессонницей и лихорадкой».

в) Милосердие – упорядоченное отношение. Всякий, кто ближе всех к милующему, наиболее достоин его милосердия. В первую очередь его заслуживают ближайшие родственники, затем родные в целом, затем соседи, потом те сограждане, которые следуют за ними, и так далее, пока милосердие не охватит все население Земли. Или, скажем короче, приоритет в милосердии – к ближайшему, в соответствии с кровнородственным долгом права близкого на близкого, не говоря уже о том, что милосердие (рахма) как проявление Всемилостивого (Рахим) имеет общееэтимологическое происхождение с кровным родством (рахм).

Широко распространено ошибочное представление о том, что в милосердии нуждаются по преимуществу те, кого постигло горе или конкретный вред, из чего вытекает для милующих обязанность проявлять инициативу в отведении от них вреда. В действительности милующие не ограничиваются отведением беды от испытывающих лишения, но идут дальше, относясь с не меньшей сердечностью и к тому, кто не подвергнулся им, кто здоров, уверен и благополучен. Таким образом, милосердие, начиная с помощи нуждающимся, непременно расширяет свой круг, охватывая все, что способствует увеличения блага, развития и прогресса.

Другое ошибочное представление связано с тем, что милосердие, мол, должно сопровождаться чувством, смешанным с болью под воздействием состояния пострадавшего, вызвавшего самое чувство милосердия.

Но в таком случае побудительный мотив милосердия сводится к стремление отвести вред или боль от себя[15] при ее отведении от другого. В действительности же подлинное милосердие сопряжено с ощущением чувства радостной удовлетворенности.

Утверждение универсальности принципа аль-ваджбат ар-рахмийя один из действенных путей для избежания бед индивидуализма, эгоизма или нарциссизма – то есть того, что оказывается плодом устремления индивида к своим частным целям при полном забвении целей других, причем речь идет не только о людях, но обо всем тварном мире, что окружает его. Истинное милосердие связано не с одними только людьми, но со всей совокупностью живой и неживой природы. Как мы милуем своих родных, так же следует миловать и все, что нас окружает. Наше милосердие ко всему окружающему нас благодарно возвращается к нам от всего того, на что оно было направлено нами. Отводя зло от всего, что нас окружает и неся с собой только добро, мы обеспечиваем всему живому и неживому благополучное. Окружающий нас мир не останавливается у границы только одностороннего восприятия нашего милосердия, но и неизменно возвращает нам его. И поскольку наследие, природа и пространство представляют часть этого мира, то нравственность человека в их отношении должна с необходимостью отличаться исключительным милосердием и не только потому, что они так же близки к нему, как его брат-человек, и отсюда вменяют ему в обязанность уважение и почтение к себе, но и потому, что они всегда охватывали и продолжают охватывать его своей милостью, оказывающейся конечном счете проявлениями Милосерднейшего из милосердных. Вот почему тот, кто милосерден ко всему, что образует окружающий его тварный мир, встречает в ответ еще большие милости с его стороны, а кто не милосерден с ним, тот уменьшает для себя его милости. Таким образом, взаимное милосердие присуще не только людям в их отношениях между собой, но и их отношениям с окружающими их вещами. Признак тому – узы, существование которых мы ощущаем между собой и этими вещами, когда как бы исчезает граница между нашей духовностью и их материальностью, что становится особенно ощутимым в случаях очевидной угрозы их существованию, например, вызываемой загрязнением окружающей природной среды, угасанием наследия и дезинтеграцией пространства.

Милосердие – это не просто благо, стремиться к достижению которого надлежит всякому, но благо универсальное, распространяющееся на всех людей вместе взятых. По мере того как люди творят милосердие между собой, их сердца приходят в единство, а умы – в согласие. И поскольку мы постигаем, что взаимное милосердие не ограничивается лишь связями одних людей с другими, но обнимает все существа, звучащие и немые, движущиеся и неподвижные, постольку для нас становится понятным, что с универсализмом милосердия не сравнится никакой иной универсализм. Другие ценности, такие как справедливость, равенство, свобода, заимствуют свой универсализм из универсализма милосердия. И по мере приближения содержания любой из подобных ценностей к степени милосердия возрастает ее возможность обрести всеобщий характер для всего человечества. Отсюда же с необходимостью следует, что универсализм разума также произведен от универсализма милосердия как высшего универсализма. Но отсюда же становится понятным, что универсализм представлен не одной единственной всеохватывающей ступенью, но что у него много ступеней. Так, люди, даже согласившись относительно совокупности ценностей, не будут в равной степени согласны относительно всех из них. Однако сила их согласия будет предельной относительно ценности взаимного милосердия, что отнюдь не препятствует различию форм выражения взаимного милосердия и степеней его реализации на индивидуальном уровне, различию способов его приложения в различных обществах, как то отражают понятия: «порука», «солидарность», «сотрудничество», «взаимопомощь», «спаянность», «поддержка», «взаимопознание», «постоянство», «диалог», «взаимообмен», «признание», «уважение», «сосуществование», «соучастие», «партнерство», «гарантия», «обеспечение» и другие.

Краеугольная основа изменения нравов. Особенности изменения нравов

Я дам изменению нравов следующее определение: «Изменение нравов – это подражание по мере сил тому, чем характеризуется эталон, и благодаря приверженности ему». Остановимся подробнее на всех трех элементах данного определения – эталоне, приверженности и подражании.

Эталон

Основным качеством нравственности является наличие высших ценностей, на которых она строится. Дефиниция ценности – должная истина, достижение которой желаемо, а не та практическая истина, что оказывается не более, чем плодом категорического утверждения. Так, например, правдивость – это нечто должное, а не реальная вещь. Отсюда ценность нуждается в существовании образца или примера, в котором бы наилучшим образом эта ценность воплощалась. Такой образец носит имя эталон. Правдивость, например, предполагает существование эталона, бытие которого свидетельствует о наличии у него правдивости, поэтому правдивый и надежный человек является эталоном ценности и правдивости. И чем более совершен эталон, тем больше в чести данная ценность, так что если эталон достигнет предела совершенства, то же самое происходит и с ценностью носителем которой он является. Милосердие же в своей высшей точке есть Всемилостивый, Который и оказывается наивысшим эталоном для соответствующего понятия.

Приверженность

Поскольку нравственная ценность неразрывно связана со своим эталоном, постольку тому, кто взыскует ее, представляется прежде всего не ее умозрительное значение, то есть некий абстрактный, идеальный эталон, но тот совершенный эталон, который он когда-либо созерцал, знал или о котором слыша. Отсюда его связь с ценностью непременно ассоциирована с ее практическим, реальным эталоном. Ясно, что подобная связь может относиться лишь к тому роду связи, что возникает только между живыми сущностями, и предстает не абстрактным умозрением, а стремлением к персонифицированному эталону как конкретному высшему образцу, не мечтой об отдаленной встрече с ним, но уверенностью в его близости. То есть связь с эталоном оказывается в основе своей связью перманентного сближения, которая, по определению, непременно сопровождается укреплением приверженности образцу, к которому стремишься. Таким образом, взыскующий нравственной ценности должен обязательно достигать состояния приверженности ее эталону. Без соблюдения такого условия он рискует или вообще не достичь искомой ценности, или в лучшем случае добиться скоропреходящего успеха, или даже прийти к результатам, противоположным исходным ожиданиям.

Приверженность, о которой идет речь, не одного вида. Но разделяется на множество подвидов, меняющихся в зависимости от изменения подразумеваемого эталона, который может быть представлен тем или иным объектом: минералом, растением, животным, человеком, царем, Богом. Но и эта приверженность также находится не на одной ступени, но на разных, различающихся в зависимости от ступеней бытийного вида, в который входит эталон. Эталон посланничества выше ступенью, чем эталон пророчества, а эталон пророчества выше ступенью, чем эталон сподвижничества и т. д. Более того, в каждом из подобных эталонов мы находим свои уровни. Например, эталон посланничества разделяется на уровни, одни из которых превосходят другие. И поскольку совершеннейшим эталоном милосердия является Всемилостивый, тот, кто захотел бы украсить себя им, должен прибегнуть к приверженности Ему – Всеславному, Всевышнему. Но поскольку этот святейший эталон находится вне какого бы то ни было олицетворения и уподобления[16], то всякому народу Он послал эталон из их же числа, а всем людям вместе послал эталоном Мухаммада (мир ему), в подтверждение речения Всевышнего (Мы послали тебя только как милость для миров)[17]. И, наконец, поскольку приверженность человека этому ниспосланному эталону имеет не одну, а множество ступеней, то и степень его приверженности самому Божественному эталону, то есть Всемилостивому, зависит от степени его приверженности высшему человеческому эталону, то есть милосердному Посланнику (мир ему) в подтверждение речения Всевышнего (Кто повинуется Посланнику, тот повинуется Аллаху).

Подражание

Как только человек достигает приверженности эталону, перед ним открывается путь подражания его нравам, чего можно достигнуть, однако, только одновременно с достижением знания, поскольку речь идет не просто о восприятии мыслей эталона и следование преданию о нем, но и о деятельной позиции человека в подражание его делам, а также об обычаях, которые он возрождает, следуя обычаям эталона. Такое доступно человеку только, когда он начинает всматриваться в деяния эталона и размышлять над их последствиями, приходя на такой основе к выработке критериев измерения степени нравственности своих дел и их последствий. При этом необходимо различать «верный путь» и «стезю». Всякое следование стезе эталона есть верный путь, поскольку идущий по стезе следует заповедям эталона, имея возможность наблюдать их воплощенными в его делах. Однако не всякий верный путь обязательно является следованием стезе; ведь идущий верным путем, даже следуя заповедям эталона, не в состоянии лицезреть их воплощенными в его делах, ввиду отсутствия его рядом с ним. Отсюда верный путь – понятие более общее, а следование стезе – понятие более частное.

Всякий раз, когда увеличивается приверженность человека эталону, увеличивается и сила его следования стезе, что приводит его ко все более глубокому познанию ценности, представленной эталоном, ко все более ясному и благотворному ее отпечатку в его душе. А поскольку приверженность Божественному эталону, как было сказано выше, зависит от приверженности эталону пророческому, постольку подражание нравственности Божественного эталона зависит от подражания нравственности пророческого эталона. Вот почему по мере приверженности человека милосердному Посланнику (мир ему) , он получает свою долю от его благородного милосердия. И от этой доли будет зависеть его доля от величайшего милосердия, которое излучает имя Всемилостивый. «И удел раба Божия от имени Всемилостивый, – как пишет аль-Газали[18] в своем замечательном прозрении, – чтобы Он миловал беспечных рабов Всевышнего Аллаха и обращал их от пути беспечности к Аллаху увещанием и советом, путем мягкости, без насилия, и чтобы взирал Он на мятежных оком милосердия, а не оком гнева...»[19].

Аль-ваджибат ар-рахмийя, с необходимостью вытекающие из краеугольной основы изменения нравов

А теперь я перейду к тому аспекту аль-ваджибат ар-рахмийя, что имеет прямое отношение к проблеме изменения нравов, которая, по определению, связана для современных обществ с задачами их обновления и модернизации. Данный аспект объединяет в себе два рассмотренных выше, а именно: аспект близости Всемилостивого Своим творениям и аспект их близости друг к другу.

Первая сторона многогранного аспекта аль-ваджибат ар-рахмийя, непосредственно связанного с проблемой изменения нравов, формулируется мной следующим образом: «Будем видеть в повелениях Всемилостивого проявление Его милости, а не гнева».

Повеления и запреты, адресованные Божественным эталоном к сотворенному Им человечеству, указывают вовсе не на принуждение их воли и отрицание их свободы, но на совершенство Его милосердия к ним во многих отношениях, а именно:

A) Эти повеления и запреты были донесены при посредстве самого человека. Ибо Всемилостивый избрал из самих же людей тех, кто переда вал бы их им. Всевышний мог бы избрать и другой способ, отличный от подобной мягкости, которая есть один из источников Его Божественного милосердия, например, – страх, ужас, опустошение, не говоря уж о боли и мучениях.

Б) Те, кого Всемилостивый (ар-Рахим) избирал, чтобы они несли Его Послание, никогда так не ощущали проявления Его милосердия к себе, как тогда, когда Он поручал им их миссию и когда они начинали проповедовать своим народам. Не свидетельствует ли это о том, что Он, удостоив их Своей величайшей милости (ар-рахма) по сравнению с другими людьми, сделал их одновременно и теми эталонами, по стезе которых надлежало следовать остальным!

B) Содержание Божьих повелений и запретов состоит из нравственных ценностей и духовных идей, возвышающих человека до уровня совершенства и степеней близости к Высочайшему эталону. Но может ли быть что-либо милосерднее по отношению к человеку, чем постоянное возвышение его человечности!

Вторая сторона рассматриваемого аспекта аль-ваджибат ар-рахмийя формулируется мной следующим образом: «Изберем для уяснения проявлений милосердия путь активного размышления, уходя от пассивного созерцания».

Современникам необходимо возвысить свой разум от ступени созерцания до ступени размышления. Дефиниция мышления заключается в том, что разум устанавливает связь с внешними и объективными причинами вещей. Такое простое установление связи, как отмечалось выше, не ограждает обновление, или модернизацию, от фрагментарности, влекущей за собой известные трудности и даже катастрофические переломы. Дефиниция же размышления заключается в том, что разум не просто устанавливает связь с внешними и объективными причинами вещей, но еще выявляет и скрытые цели и ценности, за которыми они стоят. Отсюда размышление обязательно предполагает установление следственно-причинных связей между лежащими на поверхности причинами и скрывающимися за ними внутренними целями. Применительно к нашей теме такими целями оказываются как раз различные стороны милосердия, которые и служат глубинными основаниями соответствующих побудительных причин и требуют к себе чрезвычайно вдумчивого размышления.

Третья сторона рассматриваемого аспекта аль-ваджибат ар-рахмийя формулируется мной следующим образом: «Изберем для изменении наших нравов путь сходства с нравами Всемилостивого, а не путь уподобления нравам человека, который навязывался бы Всемилостивому».

Так как ступень мышления из числа ступеней человеческого разума связана с внешними проявлениями вещей, то она впадает в уподобление деяний Бога и Его атрибутов деяниям и атрибутам человека, обосновывая источник нравственности в сущности человека, а не в сущности Всемилостивого. Мышление приписывает Всемилостивому не свойственные Ему человеческие черты, как, например, переживания, мягкосердечие, или то, что недостойно Его Священного Величия и закрывает врата представлению о чертах, несуществующих в человеке, которые свойственны Богу, не говоря уже о том, что они ослабляют высокие помыслы человека, и отбивают у него стремление к совершенству, давая возможность помещать самого себя на место эталона. В итоге ступень нравственного эталона начинает приписываться нижайшему, а не Высочайшему.

В то же время ступень размышления из числа ступеней разума действует противоположным образом, ставя в основу нравственности сущность Всемилостивого, а не сущность человека, так что эталоном становится Всемилостивый, а не человек, из чего с необходимостью следует, что от современников требуется возвышение их нравственности, а такое возможно лишь через подражание качествам Высочайшего эталона, то есть через то, что некоторые метафорически называют уподоблением. Независимо от того или иного из возможных своих названий, оно требует как минимум трех вещей:

Во-первых, постоянного размышления об имени «Всемилостивый», ибо оно есть погружение разумом в созерцание Его целей и ценностей, заложенных в Его созданиях.

Во-вторых, твердой приверженности качеству милосердия, которым Всемилостивый осеняет всякую вещь, поскольку ее плодом является усиление ощущения существования близости не только между всеми людьми, но и между всеми живыми существами в их совокупности, между людьми и всякой вещью, что объемлет Божественное милосердие, включая даже неодушевленные и неорганические вещи.

В-третьих, приложения всех сил к тому, чтобы становиться милосердными в каждом своем деянии, поскольку именно такая направленность наших усилий делает наше милосердие к другим соразмерным по своим формам и объемам их потребностям в конкретных условиях и обеспечивающим соблюдение их прав на него, подобно тому, как близкий родственник соблюдает права родственника.

Таковы основные обязанности категории аль-ваджи-бат ар-рахмийя, вытекающие из принципа взаимного милосердия и позволяющие нашим современникам идти путем верного обновления. Если определено, что милосердие – это проявление Всемилостивого, а изменение нравов в соответствии с ним – это изменение нравов согласно имени Всемилостивого, то имя «Всемилостивый» как раз и оказывается тем Божественным именем, которое даст нам силы для придания современной модернизации этической составляющей, грозящие ей устраняя вызовы. Благодаря внесению нравственного начала исчезнет угроза уничтожения наследия со стороны модернизации, поскольку будет приниматься в расчет, что одна из ценностей наследия заключена в поддержке современного человека силами прошлого, воплощенными в сохраненной памяти. А сохранение памяти – это ценность, которая приносит человеку стойкость от потрясений. Исчезнет и угроза уничтожения природы со стороны современности, ибо будет по-настоящему осознано, что одно из назначений природы – поддержать современного человека силами будущего, воплощаемыми в сохранении потомства. А сохранение потомства – это ценность, приносящая человеку спокойствие, свободное от страха. Наконец, исчезнет угроза уничтожения родной почвы, родного пространства со стороны модернизации, потому что будет осознано, что одно из их назначений – укрепить современного человека силами настоящего, воплощенными в сохранении его идентичности через сохранение родной почвы. А сохранение идентичности – это ценность, которая приносит этому человеку постоянство, не поддающееся растерянности и потерянности. Одним словом, человек, принадлежащий модернизации с нравственной составляющей, есть человек стойкий, спокойный и постоянный.

Резюмируя, можно сказать, что не основанная на нравственном обновлении модернизация не может не избежать опасностей и даже катаклизмов. Только основанная на нравственности модернизация в состоянии стать всеобъемлющим новаторским поведенческим проектом, который превратит, казалось бы, необратимые разрывы с ушедшим прошлым в прочные связи с ним; право, основанное на принципе взаимоотношений чужого с чужим – в право, базирующееся на принципе взаимоотношений родного с родным. И вовсе неудивительно, что такие принципы и основания для подлинно нравственного обновления и модернизации мы находим именно в исламской религии – религии МИЛОСЕРДИЯ, глашатаем которой был пророк милосердия (мир ему). Ее исходный принцип взаимного милосердия воплощается, в частности, в категории универсальных взаимных обязанностей и ответственности аль-ваджибат ар-рахмийя, ставших предметом нашего анализа. Реализация каждой из них – непременный императив для тех, кто стремится к построению общества, в котором универсум всех возможных в нем отношений, включая не только взаимоотношения людей между собой, но и их отношения с окружающей их живой и неживой природой, будут отношениями между родными, которые близки не только друг другу, но и Всемилостивому, предстающим перед ними не во гневе, но в Своем бесконечном милосердии; и взаимные обязанности среди них будут тогда теми, что связывают родных, а не теми, что устанавливаются при взаимоотношениях между чужими. И если современный мир хоть в какой-то мере чает стать единым человеческим сообществом, так пусть же его члены займутся обновлением своего чувства близости одних к другим, а не его модернизацией, очищенной от побудительных причин милосердия, вообще, и уз взаимного милосердия между людьми, в особенности.