ПОЭЗИЯ ХАКАНИ О ПРОРОКЕ И ЕГО РОДНОЙ АРАВИИ

Сергей Джаннат Маркус

ОБРАЗ, ИЗДАВНА ЛЮБИМЫЙ: ПРОРОК МУХАММАД В КУЛЬТУРАХ ИСЛАМСКИХ НАРОДОВ

Исламская цивилизация очень разнообразна. Ведь учение Ислама, приходя на новые земли, вовсе не требует отказа от наработанных веками достижений того или иного народа. Есть только одно требование – любые старые, доисламские обычаи можно сохранять, если они не противоречат Шариату. Вот почему внешне столь непохожи Индонезия, к примеру, и Марокко – но глубинная суть все-таки одна! Это суть Ислама.

Так и на землях Российской империи, а затем и Российской Федерации — каждый мусульманский народ имеет свои особенности. О том, как по-разному и в то же время единым духом воспринимается образ Пророка Мухаммада в культурах мусульман России и наших соседей – читайте статьи в этой рубрике.

 

Персоязычный поэт XII века, уроженец Азербайджана Хакани немало стихотворений посвятил как восхвалению самого Пророка Ислама (мир ему и благословение Аллаха), так и описанию тех исторических мест в Аравии, куда люди отправляются в паломничество и чувствуют там особую близость к Пророку (мир ему и благословение Аллаха).

Полное имя поэта: Афзаладдин Бадил ибн Али Хакани Ширвани (1120–1199). Сын бедного столяра, мусульманина. Мать — из рабынь-христиан несторианского толка, скорее всего ассирийка, приняла Ислам, искусная повариха. Место рождения будущего поэта — Хируван (или Хейруан), местечко в области Ширван близ знаменитой Шемахи, памятной нам благодаря пушкинской «шемаханской царице». Приставка к имени — Ширвани — означает «ширванский» Но в историю вошла не она — но «тахаллус» (поэтический псевдоним) Хакани, то есть «человек царя, кагана».

Среди классиков поэзии на фарси он считается одним из самых ярких и в то же время сложных. «Стихи Хакани, в особенности касыды, чрезвычайно трудны для восприятия — сетует профессор М.-Н.О. Османов. — Ни один носитель языка, даже филолог с ученой степенью, не в состоянии понимать их полностью, если не имеет под рукой комментария. Хакани довел до совершенства персидскую философскую лирику». Чешский иранист Ян Рипка писал, что трудности восприятия такого поэта вытекают «из интеллектуального богатства Хакани, для которого конгениальность читателя является чем-то само собой разумеющимся».

А каково мировоззрение поэта? Он — мусульманин, суннит шафиитского мазхаба, дважды совершил хадж. В его стихах мы читаем не только прославления выдающихся алимов и имамов, ученых факихов, но и резкие выпады против философов, которых он явно противопоставляет носителям религиозных знаний. Пытались увидеть в нем суфия — но прямых указаний на это нет ни в его творчестве, ни в биографии. А эрудиция его охватывает максимум знаний того времени — от учений Христианства и зороастризма до астрономии и медицины.

Хакани — автор первого в персидской поэтической традиции рассказа о путешествии в форме маснави. В нем особо замечательны описания-восхваления Мекки и Медины, различных обрядов и деталей хаджа. Вот, к примеру, мы вместе с паломниками идем в долину Муздалифа:

Только все надлежащее выполнив там.

Непоспешно подходишь к Машар-ал-Харам.

 

Вспомнишь День Воскресения, оком окинув

Небывалое скопище смертных и джиннов.

 

И с дороги услышишь ты хлопанье крыл:

Этот ангел спустился, а тот воспарил.

 

И небесные девы, живые светила,

Здесь проносят курильницы, держат кадила.

 

Как на крышку кадила слетевший павлин,

Дышит амброй Симург, здесь нашедший притин.

А вот как описаны камни, которые паломники бросают в шайтана в каменные столбы Джамарат:

Каждый камень в краю, где земля так нага,

Стал звездою летучей и казнью врага.

Конечно, «поэтическое путешествие» Хакани — не современный деловой путеводитель. Это переживания мистика. Отсюда, кстати, и сложность языка и требование к читателю — будь так же чуток и столь же многознающ, как автор! Тот, кто совершил хадж и знает как внешние реалии описанного, так и символы — может оценить емкость, и не только внешнюю, но сокровенную красоту образов поэта.

Современники назвали Хакани «вторым Хассаном» — в честь великого арабского поэта, современника Пророка Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха) Хассана ибн Сабита (умер между 659 и 673 г.), который начал писать еще в доисламский период, а затем стал сторонником и восхвалителем Пророка (мир ему и благословение Аллаха).

В 2004 году впервые по-русски было издано полное собрание — «Диван» — Хакани в переводе Михаила Синельникова. Этот известный поэт, эссеист и переводчик восточной литературы спрашивает себя: «Что, в конце концов, значит — перевести поэта? Ведь это — то же самое, что провести его через свой мозг, через свое сердце... Я провел долгие дни и ночи над стихами Хакани и счастлив, что вошел в мир этого величайшего поэта и сроднился с нетленным бытием» (Подробнее о поэте смотрите мою статью «Великий Хакани заговорил по-русски!» в газете «Аль-Хаят». Нижний Новгород, февраль 2007 г.. Интервью с Синельниковым — в газете «Медина». Нижний Новгород, февраль 2007 г.).


Восхваление великой усыпальницы, почитаемой гробницы святого Пророка благословенных

Об удовлетворенности тем, что имеешь, и описание своего состояния святому Пророку Мухаммаду

Восхваление святого Пророка

Описание месджид-ал-харам и дома Каабы (Отрывок)

О достоинствах Пророка

О достоинствах четырех сподвижников Пророка

Рассказ о пророке Мохаммеде и дочери Хатэма

Хвала Пророку Мохаммеду

Хвала четырем халифам

Из «Дневника похода Тимура в Индию»

В похвалу благороднейшего Посланника

О вознесении Пророка


Восхваление святого Пророка

Восхваление великой усыпальницы,
почитаемой гробницы святого Пророка благословенных

 

А потом ты увидишь чертог Мухаммеда,

Двор, где тайны бессмертной сокрыта громада.

Не смиренная келья, не кущи небес, —

Солнце здесь и ограда Магриба чудес!

Две халифских могилы — при этой могиле...

Близнецы здесь в объятиях Солнца почили.

Словно в слове «Аллах» с буквой «алеф» две «лам»,

Неразрывны с Пророком и славят Ислам...

 

Об удовлетворенности тем, что имеешь,
и описание своего состояния святому Пророку Мухаммаду

 

Я лишился зубов, оттого что меня

Вместо хлеба камнями кормили, гоня.

Но, тебе посвящая похвальное слово,

Ощутил я, что зубы прорезались снова.

Так, тебя восхваляя, Творенья Венец,

Обеззубевший, стал я зубаст наконец.

Я мечты воплотил, что с младенчества любы,

И дождался — прорезались мудрости зубы!

Ибо алчность — попробуй такую насыть! —

Все-то зубы успела мои искрошить.

Но, тебя возлюбивши, окреп я и выжил

И стезей послушанья к воздержности вышел.

И свобода меня повела по земле.

Начертавши: «воздержность» на этом челе.

 

Восхваление святого Пророка

 

О, услада последнего дня моего!

Петь Пророку хвалу, вот — мое торжество!

Знаю я, что любовь к тебе, это — вступленье!

Что преддверье, начало начал — восхваленье!

Сочеталась с душой моей эта хвала,

Ведь в едином теченье их вера слила.

Восхваленье мое благовоньями веет,

Даже ангел от этого духа пьянеет.

Ангел смерти придет за душой, но и тут

Превращу благовоние это в ханут.

А когда от тебя примут люди и пери

Воздаянье согласно деяньям и вере —

На земле получивший немало наград,

Лишь твоей благостынею стану богат.

Исцелить мой недуг помогла не аптека,

Мне бальзамом твоя послужила опека.

Заступись, помоги, не покинь средь пучин,

Прочитай над измученным сердцем талкин!

Да, не видеть мне павшими эти знамена!

Пусть аяты твои не прочтут искаженно!

Ты позволь изукрашенной в Божьем Раю

Мне увидеть простую одежду твою!

Пусть не выдернет грешник ремня из палатки,

Пусть вовеки не рухнет шатер твой нешаткий!

И, пока голубая палатка стоит,

Солнце веры в тебя не покинет зенит!

Пусть Кааба сердцам будет вечно желанна,

Пусть пребудет целительным слово Корана!

Разрешение тайны — любой его стих,

Все твои повеленья — ошейник для злых.

Кто имел бы «икта» в мире дольнем, когда бы

Заверений твои не давали сахабы?

Ты твердыню воздвиг, и зубцами стены

Зубы злобных врагов твоих сокрушены.

Небосвод — в твоем войске — гонец-скороходец,

Джибраил — твой вожатый и твой полководец!

Высшей воле подобен твой царский фирман,

Этот мир — твоего ополчения стан!

 

***

 

Поистине посланник Пророка — это

Сверкающий меч, освещающий путь истины,

Самый острый из мечей Аллаха, занесенный над врагом.

Сказал курейшитам Омар ибн Хаттаб

В Мекке, когда они приняли Ислам: «Идите в Медину», —

Они ушли все: не остался ни слабый, ни безоружный…

Кяб ибн Зухейр

 

***

 

Пророк пришел к нам после того, как мы уже отчаялись;

Долго не было у нас Пророка, и идолы господствовали на земле.

Он — светоч праведного пути,

Он сияет так, как сияет острый сверкающий меч;

Он уберег нас от огня ада и провозвестил рай,

Он дал нам Ислам, и мы поклоняемся Аллаху.

О Аллах! Ты божество созидания, Ты мой повелитель и мой создатель.

Об этом я буду говорить людям до тех пор, пока я жив.

Хассан ибн Сабит

 

***

 

Затем Мухаммада послал на землю к нам Аллах,

Чтоб был тот мудр и справедлив во всех земных делах.

 

Ты, десятину отменив, мой доблестный халиф,

На благо вере, как пророк, был мудр и справедлив.

 

По всей земле идет молва о мудрости твоей,

И люди добрые в беде к тебе спешат скорей.

 

Не обойди же и меня дождем своих щедрот,

Ведь вынужден влачить поэт ярмо земных забот.

 

А в мудрой книге завещал пророк нам на века:

«Будь милосерден к бедняку и к детям бедняка».

 

Джарир

 

Описание месджид-ал-харам и дома Каабы

(Отрывок)

 

На южной стене, по длине мечети семь входов: первый из них на полукруглом углу ограды и называется Баб-ад-Даккакин, с двумя арками. Если пройдешь немного дальше к западу, будет другой вход, тоже с двумя арками, называемый Баб-эл-Фесанин. Немного далее Баб-ас-сафа, с пятью арками, средняя арка у этого входа больше всех боковых. По бокам у нее еще две маленькие арки. Через эти две двери выходил посланник Божий, мир да будет с ним, когда шел на гору Сафа молиться. Порогом средней арки служит большой белый камень. Раньше там был черный камень, на который ступал своими благодатными ногами посланник Божий, мир да будет с ним. След его благословенной стопы, мир да будет с ним, остался на этом камне, его вырезали и вставили в белый камень так, что концы пальцев ноги обращены в сторону мечети. Из паломников одни припадают к нему лицом, другие ставят на него ногу, чтобы удостоиться благодати. Я счел более уместным припасть к нему лицом.

 

Насир-и-Хусроу

 

О достоинствах Пророка

 

Любимый возвестник! Благим Всевладыкой

Был послан ты, избранный, пастве великой.

 

И темная ночь озарилась сияньем,

И блеск осветил тебя ярким сверканьем.

 

То — вестник к тебе был от Господа сил:

Воитель, на праведный путь ты вступил.

 

Отца позабыл он и мать, и всем сердцем

Служил он возлюбленным единоверцам.

 

Без сна и без пищи и нощно, и денно

Творца за тебя он молил вдохновенно.

 

Страдая, молил о тебе, был с тобой, —

Хвалою воздай ему, доброй мольбой.

 

О пастве он думал с печалью всечасной,

От мук чтоб избавился каждый несчастный.

 

Дороже, чем мать и отец, он, — внемли же:

Творцу за тебя помолившийся — ближе!

 

Он в милость всем людям Творцом сотворен,

Велик и в деяньях и сущностью он.

 

Он праведен, скромен, в деяньях велик он:

Участлив и добр он, и щедр каждый миг он.

 

Он был для земли и для неба отрадой,

И Бог одарил его щедрой наградой.

 

Главнейший в главенстве, начало начал,

Печатью пророков над всеми он встал.

 

И предан я сердцем веленьям Пророка:

Влюблен в его речи, я чту их глубоко.

 

Мой дух охрани, о Творец, своим оком,

Да буду ведом в Судный день я Пророком!

 

Яви мне свой лик в смуте Судного дня.

И пусть поведет твой избранник меня!

 

Юсуф Баласагуни

 

О достоинствах четырех сподвижников Пророка

 

И четверо верных друзей его главных

Совет с ним держали в трудах его славных.

 

Два тестя достойных, два зятя любимых –

Все были мужами высот несравнимых.

 

Главнейший из них, самый первый — Атык,

Муж веры, он духом и словом велик.

 

Презрел он все блага, и душу и тело,

Любовью к посланнику жил он всецело.

 

Другой был — Фарук, человек несравненный,

Был духом он славен и речью бесценной:

 

Дано было верной стези пестуну

С чела шариата совлечь пелену.

 

А третий — Осман был. Разумный и верный,

Отмечен был щедростью он беспримерной.

 

Все блага презрел он в раденье высоком,

Две дочки даны ему были Пророком.

 

Наследником доблестей их был Али,

И смелость и ум его все превзошли.

 

Открыт был и щедр его дух величавый,

За мудрость и ум он увенчан был славой.

 

Они — шариата и веры основа —

Карали врагов и неверных сурово.

Четыре устоя мне в них четверых,

Ушедших из жизни, но вечно живых.

 

Сто тысяч похвал от меня им, Всесущий,

Ты память о них сделай вечно живущей.

 

Возрадуй их дух похвалой от меня,

Да быть мне при них в смуте Судного дня!

 

Юсуф Баласагуни

 

Рассказ о пророке Мохаммеде и дочери Хатэма

 

Во время посланника Божьего, знай,

Ислама не приняли в племени Тай.

Пророк в наказанье к ним двинул отряд

И пленников много забрал, говорят.

Безжалостно он приказал убивать

Безбожных, отвергших Небес благодать.

Из пленниц одна заявила: «Я — дщерь

Хатэма, а если не веришь, проверь.

Меня пощади, господин! Мой отец —

Величья души и добра образец».

Смягчился Мохаммед от женщины слов,

Избавить ее повелел от оков,

На прочих же пленников, жалость презрев,

Решил беспощадный обрушить он гнев.

Тогда обратилась жена к палачу

С рыданьем: «Предай и меня ты мечу!

Ужели свободой воспользуюсь я,

Меж тем как мои погибают друзья?»

Хатэмовой дочери горестный крик

До слуха посланника Божьего достиг,

Он всех из-за женщины этой простил:

«Немало в сем племени доблестных сил!»

 

Саади

 

Хвала Пророку Мохаммеду

 

О лучший из лучших, творенья венец,

Заступник народов, людей образец,

Глава всех пророков, вожатый дорог,

К кому Гавриила слал вестником Бог,

Предстатель за весь человеческий род,

Людей на последнем судьбище оплот.

Синай — Моисею, а он между туч,

Все светы вселенной пред ним — только луч.

С тех пор как он людям Коран подарил,

Другие Писанья значенья лишил,

Он меч ужасающий свой извлечет,

О чудо! — луну пополам рассечет.

Когда его слава прошла над землей,

Упали чертоги, что строил Хосрой.

Низвергнул во прах истуканы, племен

Языческих не убоявшися, он.

Не только он Оззу и Лата разбил,

Евангелье, Библию он отменил,

Он ночью однажды на небо проник,

Превысив достоинством ангельский лик.

Борака коня горячо он стремил,

Близ древа отстал от него Гавриил.

И рек Мохаммед близ святая святых:

«Приди, о глашатай законов моих,

Коль ты мой помощник и любишь меня,

Зачем же теперь осадил ты коня?»

Ответил Пророку тогда Гавриил:

«Чтоб выше подняться, нет более сил,

А если бы даже и сила была,

Сияние славы спалит мне крыла».

Останется кто же заложником бед

С вожатым, подобным тебе, Мохаммед?

Хвала ль моя славы достойна твоей?

Привет тебе, мир тебе, пастырь людей!

Пусть ангелы славят тебя в небесех,

А также подвижников ревностных всех.

 

Саади

 

Хвала четырем халифам

 

Здесь первый — Бу-Бекр, мудрый старец, второй –

Омар, укротитель бесовщины злой,

Затем страж бессонный Осман, наконец,

Дольдоля взнуздавший Али удалец.

Слова исповеданья будут пускай,

Моими последними — Господи дай!

Услышана, нет ли молитва моя,

Мое упованье — пророка семья.

Ужели, посланник Господень, падет

В чертогах Творца от того твой почет,

Что несколько нищих смиренно войдут

В Небесное царство, как в некий приют?

Сам Бог тебе слово хвалы говорил,

И прах целовал пред тобой Гавриил.

Когда ты явился. Все люди тогда

Что были? Не боле как персть да вода!

Пророк! Ты — основа, ты — суть бытия,

А все остальное не ветвь ли твоя?

Какой бы ни спел в похвалу тебе стих,

Все будешь ты выше хвалений моих.

Ведь лишь для тебя Небеса создала

Господняя сила. Тебе похвала —

Та-ха и йа-син. О Пророк Мохаммед.

Молитву к тебе возношу и привет!

 

Саади

 

Из «Дневника похода Тимура в Индию»

 

Мухаммад, не претендуя на престол и корону,

Тем не менее взимает мечом с государей харадж.

Впрочем, я ошибся, он государь лотоса божественного трона,

Так что он был и коронованной особой, и могущественным

Монархом.

Его тело было близким к престолу небес,

А голова его была обладательницею венца Творца.

 

***

 

Мухаммад!.. Все, что существует от предвечности до вечности

В будущем,

Запечатлено украшением его имени.

Он светильник, к которому стремится в полете созерцания,

Он светоч, если бы он не зажегся,

Свет был бы далек от очей вселенной.

 

***

 

Он господин, достоинство которого превыше всякого воображения.

Его небо для него есть подножие его кафедры мечети.

Солнце оставляет для него часть царственного трона.

Прах с его ног служит венцом для купола неба.

Украшающая мир луна прекрасна в своем восходе,

Но она безжизненна и не заменит образа друга.

У моего сердца, кроме него, не будет другого любимого.

Ибо любимый улетучивается из души, а этот необходим ей.

Не требуй, благодетель, невозможного

От образа, который никогда не исчезнет из мысли.

 

***

 

Человек еще был между водою и глиною,

Когда он (Мухамад уже) был царем мира, его душою и сердцем.

 

***

 

Достоинство его величия есть феникс, обитающий на Кафе почета. Птице, выставляемой им в качестве приманки, не делается объяснений охоты никаким вразумлением и никаким воображением. Его чистое сердце есть перл, происшедший из глубин моря величия; предопределенные ему свойства невозможно взвесить на весах сравнения. Первая добыча, которая попала в сети бытия, было его бесподобное существо, а первый цвет фруктовых деревьев, который стал распускаться в саду творения, была его драгоценная душа. Сказал посол Аллаха: да благословит его Аллах и да приветствует! — «Я был пророком и человеком, чтобы быть брошенным между водою и глиною».

 

***

 

Он посол, который является солнцем, украшающий мир, ибо свет на его благословенном челе. Он стал царем планет, как роза, увеличивающая задушевную близость, вследствие обожания ее людьми, стала царицей всех душистых трав. Из его беспредельных добродетелей воссияла тысяча солнц объяснений добродетелей пророка. Из бесчисленных восхвалений его возникли тысячи свечей для каждого кружащегося вокруг них мотылька.

 

Гийасаддин Али

 

***

 

Он — глава всех пророков, посланник благого,

Он большому и малому — суть и основа.

 

Даже прежде Адама он был уже сущим,

Был пророком, великие тайны несущим…

 

И за свет свой обрел он сторицею славу,

Возлюбил его Бог, словно чадо, по праву.

 

Бог велел быть векам, беспредельно грядущим,

До того, как отец человеков стал сущим.

 

А когда он был создан, его красота

Дивным светом Пророка была залита.

 

С Евой быть ему Богом даровано было,

И краса его солнце собою затмила.

 

А когда всеблагой Сифа в чада судил им,

Свет челу его послан был тем же светилом.

 

От него и на чадо их свет снизошел,

Был и к сыну их милостив света посол.

 

Стал союз их сокрытым величием дорог, —

Так жемчужница перлы хранит между створок.

 

И они укрепили друг друга в той силе,

А потом Абдаллаху то благо вручили.

 

Он хранил на него снизошедший обет,

И в жилище его воссиял этот свет.

 

Из жилища его показалось светило

И сиянье пророчества миру явило.

 

То — не свет, это — тень от всевышней десницы,

Ярче солнца пределы ее и границы.

 

Знамя веры полуденным светом взвилось,

Мрак безверья пронзен был тем светом насквозь.

 

Это солнце явила обитель святыни,

Чье величье превыше подоблачной сини.

 

И когда засияла звезда эта в Мекке,

Пали идолы ниц перед нею навеки.

 

Кто не верил, разбужены были навек,

И они поклонились той силе навек.

 

Знамя веры взвилось выше облачных граней,

Меч закона взострился добром предписаний.

 

И благого пророчества твердая сила

Все народы в единый народ превратила.

 

Чудный промысел свет небывалый возжег,

Всю вселенную ярким сверканьем облек.

 

Нечисть идолов сразу во прах сокрушилась,

И неверным величие бога открылось.

 

Сделал внятной он веру в единого бога,

Возвестив ее людям достойно и строго.

 

И, прославивши единобожьем себя,

Возгласил он посланником божьим себя.

 

Став в сокровищах мира жемчужиной ценной,

Был он данным от Господа благом вселенной.

 

Чада все, все супруги его непорочны,

И потомство, и слуги его непорочны.

 

Сто похвал и стократ восхваленья чиня,

Да пречтут его люди до судного дня!

 

Всем приверженцам верным его — восхваленье,

Чадам, слугам примерным его — восхваленье!

 

Алишер Навои

 

***

 

В ночь, когда тот приближенный к небу властитель

Был Создателем в горнюю призван обитель,

 

Он покоился в келье своей потаенной,

От заботы о мире земном отрешенный.

 

И дошел к нему духа Всевышнего зов,

И прорек ему весть Сотворитель миров.

 

Длань Господня наполнилась молнийным блеском,

Но его не сжигало в сверкании резком.

 

Дух воззвал: «Ты к Всевышнему близок душою,

Люб ему ты — так будь с ним и плотью земною!

 

Оседлай этот свет, что сияние льет,

И да будет стезею тебе небосвод!»

 

Он воссел на коня по велению зова, —

Было внятно, откуда исходит то слово.

 

И скакун благодатный вознес его в выси,

И шаги его звоном небес отдалися.

 

И вознеся до месяца бег скакуна,

И от солнца того стала полной луна.

 

Стяг подняв до второй поднебесной лазури,

Он, летя, осыпал жемчугами Меркурий.

 

Конь его и до третьего взвился предела,

И Венера ему песнопения пела.

 

И пригнал скакуна он в четвертый чертог,

И сверкание звезд он сияньем облек.

 

А пустил он коня прямо к пятому слою —

Марс промчался, Юпитер прошел стороною,

 

И когда он пронесся с Юпитером рядом,

Блеск светила почтил его благостным взглядом.

 

А к седьмому пределу направил он шаг —

И в сиянье господнем рассеялся мрак.

 

И еще миновал он два неба сверх мрака,

И предстал ему купол высот зодиака.

 

И предстал ему Овен в том горнем полете,

И настиг он Тельца, словно лев на охоте.

 

И склонились пред ним Близнецы для услуг,

Даже Рак распрямился и двинулся в круг.

 

Лег к ногам, как собака, покорно,

И Колосья, как жемчуг, рассыпали зерна.

 

И Весы равновесье душе его дали,

И отраву убил Скорпион в своем жале.

 

Полумесяцем лук свой поставил Стрелок,

Золотою газелью предстал Козерог.

 

Водолей взял в речах его влагу живую,

И для Рыб в них журчали живящие струи.

И, почтивши созвездия этою славой,

Выше он устремил бег коня величавый.

 

И к небесному трону вознес он свой стяг,

И скрижали небес зрели свет его благ.

 

И в бескрайнем пространстве небесном витал он,

Небеса полня ладом чудесным, витал он.

 

И утихли возвестник и конь присмиревший,

Словно крылья у птицы, в пристанище севшей.

 

Радость сердца послали стихии ему

И разбили оковы мирские ему.

 

И с себя совлачил он одежды гордыни,

И огонь человечности рдел в нем отныне.

 

И с себя он совлек своелюбья тенета,

О других ему стала привычна забота.

 

Ветер, землю и пламя с водой он забыл,

Где мое, где твое — мир мирской он забыл.

 

И обрел он прибежище в вечном чертоге,

И вели его к вечным пределам дороги.

 

Пало семьдесят тысяч завес, — не осталось,

Покрывал и преград для чудес не осталось.

 

И когда сонм препятствий погубленным стал,

Сей избранник в тех высях возлюбленным стал.

 

И, взывая к Аллаху, он пал у порога,

И в двух луках пространства увидел он Бога.

 

Вопль к Аллаху исторг он всей жаркостью пыла,

И чему суждено было стать, то и было.

 

Взоры его ослепило слепящим,

Мысль исчезла в сверканье, навстречу светящим.

 

Сан обрел он, неведомый людям от века,

Недоступный вовек естеству человека.

 

Тленной сути земной в нем тогда не осталось,

Своелюбия даже следа не осталось.

 

Тленной сути начало земное ушло,

Все, для благостной сути чужое, ушло.

 

И красу всеблагого узрел он очами,

В единеньи проникся благими речами.

 

Он постиг девять на десять тысяч речений,

И в речах тех приял он сто тысяч почтений.

 

И за падших, за все их грехи он просил,

За деянья, что злы и лихи, он просил.

Что просил он — в предвечном чертоге обрел он,

И у Бога искомое в Боге обрел он.

 

И, сподобившись зреть упований свершенье,

Тих и благ, он вернулся с пути вознесенья.

 

Воссиял единеньем предвечный чертог,

И веленьем его мир устроиться мог.

 

В восхожденьи он был, словно перл, просветленным,

А вернувшись на землю, стал морем бездонным.

 

Все постиг и узнал он в мгновение ока,

И мгновенно вернулся, вознесшись высоко.

 

И, вернувшись из горнего мира вершин,

Дал он этому миру порядок и чин.

 

Сколько нас — и заблудших, и хилых, —

Страха нет в нас, — пока мы проникнуться в силах,

 

Что такой вот заступник, высокий раденьем, —

И опора и щит нашим всем прегрешеньям!

 

О Творец! В день, когда защитит нас Пророк,

Всех, кого призовет он, прими в свой чертог.

 

Сто несчитанных тысяч заблудших и грешных

Да найдут его милость в щедротах нездешних.

 

И Фани да пребудет в их сонмище бренном,

Да не сделай его в милосердьи забвенным!

 

Алишер Навои

 

В похвалу благороднейшего Посланника

 

«Алиф», только лишь был он на первой начертан скрижали,

сел у двери, ее же пять букв на запоре держали.

 

Дал он петельке «ха» управленье уделом большим,

Стали «алифу»: «даль» ожерельем и поясом «мим».

 

И от «мима» и «даля» обрел он над миром главенство,

Власти царственный круг и прямую черту совершенства.

 

Осеняемый сводом из сих голубых изразцов,

Благовонным он был померанцем эдемских садов.

 

Таковы померанцы: они надлежащей порою

Созревают сперва, а потом зацветают весною.

 

«Был пророком» — хадис, что со знаменем вышел вперед,

поручил он Мухаммаду кончить пророков черед.

 

Хризолитовым перстнем стал месяц с желтеющим светом,

А Мухаммада знак — драгоценным его самоцветом.

 

В ухе мира висит его «мима» златое кольцо,

И покорно Мухаммаду мира двойное кольцо.

 

Ты измерял пространства, тебе и Мессия слугою,

Все — твои благовестники, все они с вестью благою.

 

Ты, не ведая букв, языком говоришь огневым,

Ты, в ком «алиф» Адама близ «мима» мессиева зрим.

 

Прям, как «алиф», он клятв не нарушит, пречестный

меж честных,

Первый он и последний, всех выше посланцев небесных.

 

На окружности мира всех точек он ярких ярчей,

Он утонченный смысл всех на свете тончайших речей.

 

Всем, что он изрекал, возвеличены знаний страницы,

Измеряется небо охватом его поясницы.

 

Пусть главы никогда не венчал он гордыней мирской,

Пред мирскою гордыней он все ж не склонился главой.

 

Целомудренных сонм у него за завесой в гареме,

Целомудрие он удовольствовал яствами всеми.

 

Прах ступней его с глаза дурные поступки сотрет,

С Мекки дань собирает его на чужбину уход.

 

Немота его — речь, он безмолвием сердце чарует,

Все сжигает порочное в том, кому дружбу дарует.

 

Чрез него нам отрадно над смутой своей торжество,

Хоть и смуту принять неминуемо нам от него.

 

Был главою он всех, все главы приводил он в смятенье,

Был он полюсом, тяжким по весу и легким в движенье.

 

Он с божественным светом свечу своим сердцем возжег

Безначальности и бесконечности понял урок.

 

Солнце, жизни исток, чье лишь он оправдал назначенье,

Полумесяца меньше, светившего в день вознесенья.

 

В эту ночь вознесенья все знаки он власти обрел,

Сел в венце и при поясе на высочайший престол.

 

Там он вольно вздохнул, где ему был приют уготован,

Белый, скачущий ночью, был конь им той ночью подкован.

 

Словно ждали поэты, чтоб он возвратился скорей,

И стихи за уздечку держали, как пегих коней.

 

То удел Низами — лишь забота о конской попоне.

 

Низами

 

О вознесении Пророка

 

Полунощной порой, лишь полдневного светоч владыки

Из недвижности вышел и мир озарился великий,

 

Стали солнцу носилками очи небес девяти,

А Венера с Луною огни обязались нести.

 

Он в святилище здешнем оставил все стороны света,

Бросил семь поясов и все шесть направлений предмета.

 

День покинули стопы его, отлетевшие прочь,

На его появленье раденьем ответила ночь.

 

Слиплись веки у тех, что с глубинами тайн незнакомы,

Он меж тем скакуна повернул, удаляясь от дремы.

 

Вместе с клеткой плотской из земной унеслась западни

Птица сердца туда, где покой и блаженство одни.

 

Птицы, даже и ангелы с ним не тягались в полете,

И радел небосвод, скинув платье с лазоревой плоти.

 

У божественной птицы и клетка расправила крылья,

Оболочка его, легче сердца, неслась без усилья.

 

Шаг за шагом, когда возносился он прочь от земли,

Ввысь и ввысь небеса его в страхе смиренном несли.

 

И глядели насельцы обоих миров на пророка,

И в поклоне земном головами склонялись глубоко.

 

Он последней ступени коснулся ногой, но за ней

Поднялся и еще на божественных сто ступеней.

 

Скакуна с его стойлом высоких внизу он оставил,

О попоне заботу оставшимся здесь предоставил.

 

Он жемчужиной стал, обретенною в мире земли,

Небеса же ее до венца божества донесли.

 

Ночью темной, как амбра, жемчужину неба ночного

Бык небесный похитил, изъяв из ноздри у земного.

 

И когда наступил путешествию должный конец,

Близнецы ему дали свой пояс и Рак — свой венец.

 

Неба Колос расцвел при одном появленье пророка,

Этот колос расцветший от Льва он отбросил далеко.

 

Чтоб измерить, насколько той ночи цена велика,

На Весах ее вес проверяла Венеры рука.

 

Но столь грузную гирю не взвесить такими весами, —

Легче гири тяжелой весы оказалися сами.

 

И пока проносился пророк меж сияющих звезд,

Чашу противоядья излил Скорпиону на хвост.

Вдаль метнул он стрелу, где его проходила дорога,

Ею был уничтожен губительный вред Козерога.

 

Стал Иосифом в Кладезе, солнцу подобно, пророк,

Стал Ионою Рыб, ибо Кладезь от них недалек.

 

И лишь в знаке Тельца он поставил Плеяды престолом,

Сразу войско цветов разбросало палатки по долам.

 

И лишь в горнем саду на лужайке раскрылся цветок,

Наступил на земле расцветания вешнего срок.

 

После с неба седьмого повел он почтительно речи,

У пророков прощенья просил, что зашел столь далече.

 

Звездный занавес неба шаги разрывали его,

На плече своем ангелы знамя держали его.

 

Полночь мускус наполнил дыханья его неземного,

Полумесяцем в небе коня его стала подкова.

 

В эту темную ночь даже молния в беге своем

Не могла бы поспеть за его быстроногим конем.

 

Словно сокол с шажком куропатки, с пером голубиным,

Уносился Бурак, лучезарен, к небесным глубинам.

 

Вечный «лотос предела» — сорочки пророка перед,

Край девятого неба задел он, свершая полет.

 

Стала днем эта ночь — дня прекрасней земля не знавала!

Стал цветок кипарисом — прекрасней весны не бывало!

 

Низами