Ярославль. Ильинская улица

Ярославль. Стрелецкая улица

Ярославль. Губернаторский дом

Трамвай в Ярославле

В. Черновская. Мусульмане Ярославля. Монография.Ярославль, изд-во «ДИА-пресс», 2000

Мулла Хусейн. Материал книжной выставки, посвященной 175-летию со дня рождения Хусаина Фаизханова. Изд-во медресе «Махинур», Н. Новгород, 2003

С. В. Сабиров. Вафа мулла Сабиров. Изд-во медресе «Махинур», Н. Новгород, 2005

С. В. Сабиров. Мулла Габдулгаллям Фаизханов. Изд-во медресе «Махинур», Н. Новгород, 2005

А. Ю. Хабутдинов, Д. В. Мухетдинов, О. Н. Сенюткина. Хусаин Фаизханов: у истоков обәественного двиңения мусулҗман-татар. ИД «Медина», Н. Новгород, 2006

О. Н. Сенюткина. Габдулвахид б. Сулейман б. Салюк. Изд-во медресе «Махинур», Н. Новгород, 2006

Титульный лист метрической тетради (дефтера), заполненный рукой Махмуда Юсупова

Лист метрики со сведениями о рождении сына Махмуда Юсупова – Абдуллы

Лист метрики со сведениями о количестве прихожан мечети и биографическими данными об имаме Махмуде Юсупове

Прошение о строительстве мечети

Заявление М. Юсупова с просьбой о выдаче ему проекта мечети

Прошение Ярославского Магометанского Общества в Ярославское Губернское Правление

с просьбой о разрешении строительства мечети

Проект ограды магометанского кладбища

Халифе апа –

жена Махмуда Юсупова

Абдулла Махмудович –

сын Махмуда Юсупова

Хафаза Махмудовна –

дочь Махмуда Юсупова

Жефяр (Джафар) Махмудович –

сын Махмуда Юсупова

Эпилог

В 1923 году, по данным городской переписи населения, в жилых помещениях мечети проживали три семьи: восемь мужчин и семь женщин. Ответственным по владению значился мулла Хусеин Айнетдинов^[1]. После смерти Махмуда Юсупова по приговору общины верующих мусульман и с соблюдением обязательной регистрации он стал вторым имамом-хатыбом Ярославской соборной мечети.

В городе, где мусульманское население, пусть и не столь многочисленное, представляло неоспоримый факт реальной жизни, наступление на позиции мечети власти вели целенаправленно и решительно. Работа организовывалась по двум направлениям: 1) перевоспитание нацмен в атеистическом духе; 2) искоренение традиций мусульманского образования.

Освобождением татар от «пагубного влияния Ислама» занимались агитпроп губкома РКП (б) и местные филиалы Союза воинствующих безбожников (СВБ). Пик их совместных мероприятий приходится на 1925 – 1928 годы. О результативности судили по количеству посещающих мечеть прихожан. Действительно, таких становилось все меньше и меньше. В 1930 году их численность не превышала 40 человек. Содержать здание мечети, выплачивать арендную плату, необходимые налоги и страховые сборы им было не под силу. Надо полагать, что не только это обстоятельство, но и отнюдь не абстрактная угроза подвергнуться репрессиям, привела имама и прихожан мечети к публичному отказу от веры. Приведенный ниже текст совместного заявления, опубликованного в газете «Северный рабочий», дает картину того времени: «Обсудив отказ Айнетдинова Хусеина от сана священнослужителя, мы, мусульмане верующей общины гор. Ярославля, в количестве 40 человек, отказываемся от религиозного исповедания и здание мечети со всем инвентарем предлагаем использовать под клуб»^[2].

Чтобы окончательно оторвать «татарские массы от мечети и муллы», власть приступила к организации движения в поддержку перехода от арабской графики к латинскому шрифту.

Массовость и размах этому движению должны были обеспечить комитеты Нового тюркского алфавита (НТА). Их создание предполагалось в каждом городе и районе, где имелось татарское население. Соотношение между его численностью и количеством верующих в расчет не принималось. Целью шумной пропагандистской кампании было разрушение традиций мусульманского образования. Мечетям и школам при них, которые оставались его матрицей и засоряли язык религиозными арабско-персидскими терминами, не было места в новой советской жизни. Решение Президиума Ивановского областного комитета Нового тюркского алфавита от 31 октября 1929 года заслуживает того, чтобы быть процитированным^[3].

Повестка дня: «1. Создание окружных и районных комитетов НТА; 2. Организация штаба по социалистическому соревнованию с Нижегородским комитетом НТА по ликвидации неграмотности среди татар.

Постановили: 1. Для более успешного внедрения работы Нового тюркского алфавита среди татарского населения признать необходимым в Ярославле, Костроме, Кинешме, Александрове и Владимире создание окружных комитетов НТА…; 2. В Рыбинске, Родниках, Середе, где имеются массы татар, создать районные комитеты НТА, при клубах и красных уголках необходимо создать ячейки НТА; 3. Штаб по соцсоревнованию утвердить из следующих тт. Гайнуллина, Айдраханова, Ильясова. На будущем заседании Президиума обсудить проект договора по соцсоревнованию, поручив составить его штабу…»^[4]

Финалом действий, направленных на ликвидацию религиозной жизни мусульман, стало закрытие мечети. Заседание Президиума Ярославского окружного исполкома Ивановской промышленной области состоялось 21 июля 1930 года. Основной вопрос повестки дня – «О закрытии татарской мечети». Далее в протоколе говорилось: «Постановили: имея в виду: 1) что религиозная община верующих мусульман татар в количестве 40 человек отказалась от здания, о чем ею сделано соответствующее объявление в газете «Северный рабочий» от 11-го февраля с.г. за № 41 и 13 февраля с.г. представителями общины было подано заявление в Адмотдел о принятии здания со всем инвентарем; 2) что татарское население города возбудило перед горсоветом ходатайство о приспособлении здания мечети под ряд культурных учреждений (школа, клуб, ясли, пионер-отряд); 3) что на приспособление здания мечети потребуется согласно представленной сметы около 667 руб. 21 коп. согласиться и на основании ст. 36 постановления ВЦИК и СНК от 08. 08. 29 г. возбудить ходатайство перед Облисполкомом о передаче здания татарской мечети в гор. Ярославле горсовету, для использования такового для культурных нужд татарского населения города»^[5].

Но, ссылаясь на требование населения города передать здание мечети на культурные нужды, власти, похоже, лукавили. Протоколы аналогичных решений в отношении, например, православных храмов, всегда сопровождались списками инициаторов акции, содержавших их имена, личные подписи, наконец название предприятия, на котором они трудились. В ходатайстве Президиума Ярославского окружного исполкома подписные листы отсутствовали. Не было и обращения представителей общины в адмотдел, на которое власти ссылались в протоколе за № 72 / 1. Это говорит о том, что они не нуждались, либо не нашли среди татар достаточного количества активистов для реализации своего плана по ликвидации мечети.

В 1931 году здание мечети числилось уже на балансе у горисполкома. Первоначально его собирались пустить на слом, но разрушили только минарет. Само здание кирпичной дореволюционной постройки приспособили под склад. Позже в нем разместилась школа для слабослышаших детей. Под татарский клуб использовать бывшую мечеть власти не собирались. Опасались, что здание, с которого были стерты все признаки мусульманского храма, останется святым для татар. А их численность в городе неуклонно возрастала.

С конца 1920-х годов Ярославль, подобно магниту, притягивал к себе мигрантов из Татарии, региона с сильным влиянием Ислама на мировоззрение и образ жизни людей. Поэтому предполагали, что использовать и активно посещать клуб, расположенный в бывшей мечети, будут тайные приверженцы мусульманской веры. Бодрым рапортам воинствующих атеистов об искоренении религиозных предрассудков среди татар власти, разумеется, не верили.

С закрытием мечети в Ярославле произошло то же, что и в других городах и территориях Центральной России с компактным проживанием этнических мусульман. Гонимый и униженный Ислам «переселился» в подпольные структуры и продолжал оказывать влияние на умы и образ жизни людей.

Сколь ни велика была разрушительная сила атеистической пропаганды, зерна веры, как только в эпоху гласности и перестройки прорвалась плотина запретов и ограничений на религию, дали всходы. В 1989 году мусульманская община Ярославля прошла регистрацию, а через два года, в 1991 году, ей было возвращено здание мечети. То, что произошло в дальнейшем, можно назвать преемственностью. В 1998 году ее имамом-хатыбом стал нижегородец Рустам Батров. Тогда еще были живы немногие прихожане, помнившие рассказы о его далеком предшественнике и земляке Махмуде Юсупове. Правда, в цепочке поколений память о нем трансформировалась в легенду. Говорили, что муллу Юсупова убили вскоре после захвата власти в городе большевиками и что он захоронен во дворе мечети. Вероятно, основанием для этой легенды послужили трагические события 1918 года. Подавление белогвардейского мятежа большевиками сопровождалось массовыми репрессиями, продолжавшимися до начала 1920-х годов. На заметку как неблагонадежных брали в первую очередь служителей культа. Многие по подозрению в причастности к мятежу были расстреляны.

После смерти Махмуда Юсупова его семья оказалась в тяжелом положении. Распоряжением городских властей мечетская квартира была перепланирована в коммуналку из трех отдельных помещений. Его вдова Халифе и дети жили в одной из комнат. Но и отсюда им грозило выселение. Новые жильцы, уплотнившие коммуналку, стали ее теснить, строчили заявления в разные инстанции, что семья умершего имама не по праву занимает жилплощадь.

В школе за детей взялись педагоги-атеисты. Биби Хафаза возвращалась с уроков в слезах. В татарской школе, где она занималась, учительница ставила ее перед классом и клеймила как врага. Потому что ее отец был муллой, а мать – верующей мусульманкой. У настоящих советских людей, по ее убеждению, не могло быть иного мировоззрения, кроме атеистического.

Опасаясь за судьбы детей, Халифе Юсупова решилась на переезд в Казань. Перед смертью муж говорил с ней об этом, назвал имена людей, которые помогут обустроиться на новом месте. Наказал, чтобы дети скрывали от посторонних, что их отец был муллой. Пусть говорят, что был школьным учителем.

Халифе апа прожила долгую жизнь. Она умерла в возрасте 82 лет, в 1957 году. В Казани, куда она переехала с детьми, ей действительно помогли получить комнатушку – в доме по улице Кирова, напротив заправки. Шесть человек ютились на площади девять квадратных метров. Халифе не называла детям имени человека, который оказал ей помощь. Но то, что он был уважаемым в городе, говорит следующий факт. Однажды кто-то из ярославских татар, посетивших Казань, увидел и узнал идущую по улице Халифе. Был ли он ярым атеистом или сводил личные счеты с беззащитной женщиной, неизвестно. Но вскоре после этой встречи в компетентные органы столицы Татарстана поступил донос том, что семья муллы Махмуда Юсупова тайно проживает в Казани.

Однако на этот раз все обошлось. Неизвестный покровитель выступил в защиту семьи. Он подтвердил, что ее покойный глава – Махмуд Юсупов – был школьным учителем, а не служителем культа.

Гузалия Абдулловна, внучка Халифе аби вспоминает: «Жили они очень бедно. Бабушка работала надомницей, шила толстовки. В день зарабатывала две-три копейки. Денег не хватало на самое необходимое. С апреля месяца мой будущий отец, Абдулла, ее младший сын, бегал босиком. Вспоминая свои юные годы, он говорил, что единственным лакомством, которое мог себе тогда позволить, были огрызки яблок, подобранные на тротуаре. Чтобы хоть как-то помочь матери, Абдулла в жаркие летние дни продавал на улице воду, по копейке за стакан. Тяжело было Халифе аби поднимать детей. Но по натуре терпеливая и доброжелательная, она не унывала. Тянулась изо всех сил, чтобы их вырастить и дать образование».

Все пятеро оправдали ее надежды.

Зейнеп Махмудовна (1903–1945) закончила педучилище. Вышла замуж в Антяровку. Некоторое время жила там. Потом они с мужем переехали в Казань.

Жефяр (Джафар) Махмудович (1905–1988) стал ветеринаром. По окончании института уехал на работу в Уразовку. В Казань перебрался в 1966 году, уже будучи пенсионером.

Биби Камал Махмудовна (1907–1994) выучилась на медсестру. До замужества трудилась в Антяровке. После замужества – в Златоусте. Затем переехала в Казань. Во время войны трудилась в госпитале, после войны – акушеркой в роддоме № 4.

Хафаза Махмудовна (1909–2002) закончила мединститут. Работала в Атне. Заслуженный врач республики Татарстан, была награждена орденом «Знак почета».

Абдулла Махмудович (1911–1980) стал инженером-строителем. В 1970-е годы – заслуженный строитель республики Татарстан. Работал начальником СМУ-5 в Зеленодольске, был награжден медалью «За доблестный труд» и орденом Ленина.

За внешне благополучными судьбами детей имама М. Юсупова стояли годы нелегких испытаний. Особо тяжкие выпали на долю его сыновей. В волчьем 1937 году оба были арестованы.

Абдулла Махмудович Юсупов, осужденный по статье СВЕ (социально вредный элемент), провел в Магнитогорском ИТЛ (исправительно-трудовом лагере) шесть с половиной лет. По той же статье состряпали обвинение Жефяру (Джафару) Махмудовичу. Он получил 10 лет и попал в лагерь под Благовещенском. В 1946 году вернулся в Уразовку, но на свободе пожил недолго. Через три года его арестовали повторно. Год держали в пересыльной тюрьме в Казани, потом отправили на поселение (шесть лет) в Красноярский край. В Казани братья встретились только в 1966 году. К этому времени их матери и старшей сестры уже не было в живых. Зейнеп Махмудовна погибла в 1945 году, на лесозаготовках. Случилась авария, и ее придавило бревнами.

По рассказам Раисы Ибрагимовны, вдовы Абдуллы Махмудовича, ее муж приезжал в Ярославль в начале 1970-х годов, чтобы провести день памяти отца на его могиле. Тогда еще живы были старики-татары, помнившие ее месторасположение на Леонтьевском кладбище.