В советской науке города и области Центральной России выпадали из списка регионов, народы которых ассоциировались с понятием мусульманской традиции. Соответственно проблемы, связанные с религией и культурой ислама, изучались главным образом применительно к народам, населявшим Среднюю Азию и Закавказье. И, наоборот, исследования, посвященные ареалу Центральной России, не затрагивали проблематики этических мусульман. Вопросы, охватывающие важнейший срез данной проблематики, в частности – межэтнические и этноконфессиональные отношения в этом регион, казались ученым заведомо бесперспективными.

Востоковеды считали, что численность мусульман здесь невелика и, следовательно, влияние «исламского фактора» для региона малозначимо. Краеведы воспринимали если не Россию, то свою малую родину – город, область или район – как моноконфессиональную территорию, а иноверцев, если они проживали на ней, - как «нацменов», но не носителей иной конфессии и социокультурной системы. Ярославль и административно подчиненная ему территория (область) в этом отношении не представляли исключения. Между тем присутствие «магометанской компоненты» в населении губернии в дореволюционное время и области в советское – всегда было ощутимо.

Черновская В. В. Мусульмане Ярославля. – Ярославль, 2000. – С. 3

Полуразрушенный надгробный камень, на котором сохранилась дата захоронения – 1932 арабскими цифрами

От мусульманского кладбища, отведенного в 1887 г. «мерою 875 кв. сажен» сегодня осталась едва ли треть. На месте, отведенном для захоронения мусульман в дореволюционный период, стоят сегодня гаражи и промышленные объекты. На оставшейся территории – безымянные в основном захоронения, относящиеся к 60-м годам и позднее прошлого XX века. Только на одном камне (на фото) хорошо сохранившаяся арабская вязь (первая сура Корана «Фатиха»).

C большой вероятностью можно утверждать, что это могила первого имама-хатыба ярославской соборной мечети – Махмуда Юсупова

Последние годы жизни

Имаму Махмуду Юсупову было 29 лет, когда он приехал в Ярославль. Пятнадцать лет он был духовным наставником махалли, ее доверенным лицом во взаимоотношении с городскими властями. При нем была построена мечеть и открылась школа (мектебе) при ней. Надо полагать, что в окружении земляков-единоверцев, с которыми он разделял радости и печали, М. Юсупов не ощущал оторванности от среды, в которой вырос, получил воспитание и образование. В Ярославле родились трое его детей, а двое выросли. Он гордился ими, но особенно Жефяром, своим сыном – первенцем и любимцем. Внешне похожий на него, подросток хорошо учился, отец возлагал на него большие надежды. И все же…

Был ли Махмуд хазрат счастлив в городе, где была всего одна мечеть, а мусульмане – конфессиональным меньшинством в окружении православного иноязычного большинства?

Ответ на этот вопрос, хотя бы и косвенно, дают метрические тетради. Десять из них заполнены ровным, четким почерком, свидетельствующим об его душевном равновесии.

Последний же, одиннадцатый дефтер, поступивший в революционном 1917 году, невольно выдает его подавленное душевное состояние.

Колонки второго после титула листа пусты. Графы, в которых он обычно сообщал сведения о себе и сводные данные о состоянии прихода, не заполнены. Метрических записей немного, всего десять. Из них две сделаны не его рукой и впервые – на русском языке. Одна из них сообщала, что у квартирмейстера 15-го Шлиссельбургского полка, квартировавшего в Ярославле, Бекера Адамовича Смольского и его супруги Марьям родился сын, нареченный именем Али. Другая запись – без соблюдения положенных колонок для соответствующих сведений – подтверждала, что махр (свадебный дар невесте) в сумме 1000 рублей «получен сполна» во время бракосочетания потомственного дворянина Ильи Авраамовича Милькановича (29 лет) и его невесты, дворянки Эмины Бицютко (17 лет)^[1].

Из восьми метрических записей на татарском языке шесть сообщали о рождении и имянаречении младенцев в татарских семьях, проживавших в Ярославле, две – о смерти прихожан и их захоронении на городском мусульманском кладбище.

В 1918 году метрические тетради в мечеть уже не поступали. Отчасти это было связано с реорганизацией Оренбургского магометанского духовного собрания в Диния Назараты (религиозное министерство) в июле 1917 года, вследствие чего, возможно, возникли задержки с печатанием и рассылкой в мечети новых метрических книг. Но главная причина заключалась, конечно, не в этом.

Трагический для Ярославля июль 1918 года не обошел стороной и мечеть, и судьбу Махмуда Юсупова. Вспыхнувшее здесь восстание против большевистской власти вызвало ответный террор этой власти против всего города. Подозрение в пассивной или активной причастности к мятежу пало и на горожан – приверженцев Ислама. Неизвестно, скольким из них пришлось доказывать в следственных комиссиях, учрежденных в городе сразу же после его подавления, свое прямое или косвенное неучастие в белогвардейском мятеже. Известно другое. После его подавления власть приступила к жесткому контролю над мусульманским населением. Метрификация, т. е. все акты гражданского состояния (регистрация рождений и смертей, бракосочетаний и разводов), была передана из ведения мечети в советские государственные учреждения.

Следующим шагом в серии мероприятий, осуществленных с прицелом на будущее, стал перевод общины верующих мусульман на договорную аренду содержания молитвенного здания. Фактически это оставляло ее «на птичьих правах». Договор аренды советские органы могли расторгнуть в одностороннем порядке. Соответственно, и ликвидировать мечеть. Это и было конечной целью власти. В дальнейшем менялись лишь модулированные временем слова, акценты, интонации в исходящих от нее директивах и инструкциях, предназначенных для исполнителей.

Не успел город оправиться от разрухи, вызванной событиями 1918 года, как нагрянула новая беда. Голод в Поволжье «выталкивал» людей в центр России. Города, в том числе и Ярославль, оказались переполненными беженцами, среди которых было немало татар, преимущественно уроженцев Казанской губернии. Просматривая в архиве книгу записей актов о смертях за 1921 – 22 годы, автор ужаснулся. За строками документов, ее составляющих, пробивалась полная драматизма жизнь мусульман. Причинами массовых смертей среди них в эти годы указывались «истощение, кровавый понос, сыпной и возвратный тиф». Пик смертей в городе приходится на весну-лето 1922 года. Тогда врачи, констатируя смерть, уже не указывали ее причину, а просто констатировали: «Доставлен в больницу трупом». Хоронили, судя по записям, на больничном кладбище, не успевая оформить соответствующие документы в положенные сроки. Так, записи о мусульманах, умерших в июне-августе 1922 года, были оформлены только в декабре того же года. Умирало ежемесячно по семьдесят человек. В действительности смертей было гораздо больше. Речь идет только о мусульманском населении города.

Смерть косила в основном беженцев. Но умирали, хотя и в меньшей пропорции по отношению к их общей численности, городские мусульмане. В феврале 1922 года, как свидетельствует тот же источник, с соблюдением положенных обрядов на мусульманском кладбище были похоронены Мигдят, сын Измаила Мосеутова, уроженца деревни Антяровка; Олимпия – малолетняя дочь Камалдиновых, уроженцев Ключищ; Иксан Миняджинов (деревня Парша); Соскиуло Собагатулин, уроженец деревни Актуково Нижегородской губернии и другие. Причиной их смерти указаны брюшной и сыпной тиф^[2].

Через три месяца после того, как имам М. Юсупов похоронил своих земляков, в городской книге актов о смертях появилась новая запись. Она сообщала, что 29 мая 1922 года в возрасте 45 лет скончался мулла Махмуд Юсупов. Причиной, вызвавшей его смерть, врач Исмаилов указал сыпной тиф^[3]. Заявление о его смерти было сделано сыном Жефяром (Джафаром) Юсуповым, постоянно проживавшем в Ярославле. Судя по почерку, Жефяр Юсупов умел хорошо писать по-русски, что в метрических записях встречалось весьма редко. Обычно прихожане расписывались арабской вязью.

Местом погребения первого имама Ярославской соборной мечети стало мусульманское кладбище. Для ярославских мусульман это была огромная потеря. Была у автора надежда найти могилу Махмуда Юсупова. Но то, что ему пришлось увидеть, оставило удручающее впечатление. От кладбища площадью в тысячу квадратных сажен сегодня осталась едва ли четверть территории. Остальная застроена гаражами и промышленными объектами. Захоронения, сохранившиеся на ней, датированы в основном 1960-ми годами ХХ века.