От Горького к Нижнему Новгороду

Конечно, в те годы я не осознавал, что город Горький не просто меняет имя, возвращая свое старое дореволюционное название Нижний Новгород, но наступает совершенно новая эпоха.

Распределением выпускников духовных заведений Бухары и Ташкента на посты ведал исключительно Талгат Таджуддин в Уфе. Только он давал всем направления, причем без всякого обсуждения. Незадолго до этого в Горьком умер имам, вот меня и назначили именно в Горький. Я же полон сомнений, примут ли  меня местные бабаи.

Перед моим официальным назначением он посетил наши села Андрееевку, Ендовищи, Рыбушкино, в молитвенном доме в Горьком провел Ид Рамадан, и я уже был всем представлен. Потом он объезжал свои вотчины.

Вот так я и стал имам-хатыбом Горького. Скажу прямо: в 1987 году я попал в среду бабаев, которые отслеживали движение каждой копейки, а почти треть доходов от пожертвований прихожан тогда в обязательном порядке шла или в Советский фонд мира, или в Фонд культуры. Сначала они мне зарплату даже не хотели ставить — я же новенький и чужак для них, а все бабаи связаны с Канавинским базаром, властями, КГБ...

Я тогда обратился к Талгату Таджуддину и сказал в сердцах: «Все, больше не могу! В Бухару или Ташкент поеду преподавателем». (Там ведь были готовы меня как преподавателя оставить.) — «Нет, терпи! Пройдет это, все так начинали. Ты здесь нужен, и я тебя никуда не пущу!»

Вскоре начались перемены: в 1988—1989 годах стали возвращать культовые здания, надо было заново строить мечети или капитально их ремонтировать, — в общем, масса забот. Но старым бабаям заниматься этим было неохота, и — представьте себе! — эти заботы они возложили на меня. Кругом разруха, столько работы… Ну кому по силам объять необъятное… Только и остается, что закрыть глаза и броситься в омут!

Иной читатель может спросить: почему же бабаи так поступили? Отвечу: это было Господне провидение.

Не подумайте только, что я пренебрежительно отношусь к ним. Адиятулла-хазрат, Фаим-хазрат, НурИслам-абы теперь уже в Раю, это воистину великие люди: в необычайно трудное для Ислама время они сохранили его в нашей стране! Я теперь молюсь о них...

Наши труды по возрождению Соборной мечети мы начали с поисков фотографий, запечатлевших ее облик сто лет назад. И обнаружили их! Опрашивали также людей, еще помнивших какие-то детали. В книге «Азан над Волгой», которую недавно издал Дамир Мухетдинов, говорится об истории наших мечетей в Нижнем Новгороде и восстановлении Соборной мечети, есть их фотографии. Там же и молитвенный дом, что был на Луганской улице: его снесли, и разрешили тогда пользоваться другим помещением, на Ижевской улице. Так мы начинали — все делали заново, почти с нуля.

К тому времени кардинально изменилась и политика государства по отношению к религии: Горбачев заверил Рейгана в том, что свобода вероисповедания в СССР будет соблюдаться в полном объеме.

В этих условиях «добровольно-принудительное» отчисление части наших доходов в различные государственные фонды стало как бы лакмусовой бумажкой: уже несколько месяцев, как я не плачу этот оброк, а меня за это не дергают, не прижимают. Вот я с 1989 года и перестал платить эти 30 процентов налога, сказав: «Не могу иначе выжить», и мне записали всего 15 процентов. Потом и вовсе эти выплаты прекратились. Если же мне напоминали о выплате в фонды, мол, разве я понимаю, как страдают народы Афганистана, Никарагуа, Африки и так далее, то я отвечал примерно так: мы лучше в мечеть диван и холодильник купим для сторожей и кухни, обои поменяем. Ну а в годы поздней перестройки от этих поборов нам удалось совсем избавиться.

О чем были мои первые хутбы в Горьком, который, кстати, на глазах превращался в Нижний Новгород не только формально, из-за возвращения своего исконного имени, но и благодаря глубинным жизненным переменам? Я произносил их тогда только на татарском. Прежде всего — о фарде, обязанностях верующих в Исламе. Мне тогда многое было не по душе, хотелось изменить порядки к лучшему: чтобы намаз читали, омовение правильно делали, не формально по носкам водой проводили, а ноги мыли по-настоящему — вот такие, казалось бы, небольшие детали, но из них складывается серьезная общая картина. До меня — чему я был поражен после пребывания в Бухаре и Ташкенте! — вообще не было ночных таравихов — общих молений во время поста в месяц Рамадан.

Дети и юноши в мечети — вот что стало главным в первые же годы! Я стал заниматься с детьми и молодежью, обучать арабскому алфавиту, читать Коран. Начинал в молитвенном доме на Ижевской улице, потом присоединились несколько женщин. Перемены пошли. Кстати, а где же вездесущий уполномоченный по делам религий? Куда-то делся... Испарился, что ли?