Директор, пробудивший на фаджр

Директором медресе «Мир-и-Араб» при мне сначала был Абдул-Каххар-дамулла, человек высокой культуры и образования. Я учился под его началом два года, а потом его перевели директором в Ташкентский Исламский институт. И я там тоже один год был под его началом (затем его сменил на этом посту Мухаммад Садык). Как руководитель, Абдул-Каххар был великолепен: он был выпускником восточного факультета Ташкентского университета, человеком светским, но именно он навел в медресе порядок.

Он заставил привести в надлежащее состояние душ и туалеты, все кабинеты, более того, приучил всех жить по расписанию, соблюдая правила. Представьте себе: до него многие студенты, особенно азербайджанцы и все, кто жил в частных домах, не приходили на утреннюю молитву — фаджр! А он всех заставил подниматься вовремя и, несмотря ни на что, идти в нашу мечеть при медресе и совершать положенный всем мусульманам первый намаз наступающего дня.

Чтобы добиться этого, конечно, надо было сломать инертность и сопротивление: он сам в полутьме, еще до рассвета, ходил по кельям и скидывал с лентяев одеяла. При этом он не скрывал своего пристрастия к курению и очень много курил. Его директорство было плодотворным, не на бумаге: талантливый организатор, востоковед, сам он не преподавал, но сумел организовать учебный процесс. А это, поверьте, немалая заслуга, ибо многие хорошие педагоги или замечательные ученые при всех своих талантах не могут именно этого, не годятся к организаторской работе.

Поскольку я тогда с супругой обитал на частной квартире, мне тоже досталось, и я, еще сонный, в предутренней тьме пробирался узкими кривыми улочками Бухары к нашему медресе на фаджр… Хорошая получилась школа духа и дисциплины.

После Абдул-Каххара директором поставили Кемсенбая-дамуллу, выпускника Ливийского университета, — и мы сразу почувствовали разницу: как управленец новичок был слабее. Правда, уже через год я отправился в Ташкент, а он потом был назначен муфтием Киргизии. Его знания были велики, и недаром он учился где-то за рубежом (тогда вообще-то или в Ливии, или в Египте учились), но вот как организатор он был слабый.

Уполномоченный по делам религии — фигура неизбежная в советское время при любом религиозном учреждении. У нас тоже был такой — приходил с неприятным выражением лица, беседовал с педагогами и нами, но в целом он был неплохой.

Надо добавить, мы изучали еще и фарси — два года в Бухаре и затем в Ташкенте тоже два года. К нам приходил великолепный знаток этого чудесного поэтического языка. Помню, как он нас уговаривал: стихи Навои, Хайяма — выучите хоть по три строчки! Ну, а результат у нас все-таки был маловпечатляющим: научились говорить чуть больше, чем «Как здоровье, хорошо, ташаккур»! Я рад — хоть книги в подлиннике, настоящие стихотворные сборники-диваны читали, а это великая часть культуры Ислама, не менее величественная, чем арабская часть. Кто не знал фарси, тот в средние века не мог считаться культурным. И сейчас, конечно, надо учить фарси, его лучших поэтов — Рудаки, Навои, Хафиза, Хайяма. Их надо уметь цитировать, любить их: если сегодня религия людей разделяет, то культура сближает.