Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Справочные, энциклопедические, биографические издания
Ислам в Приволжском федеральном округе
05.02.2009

К

 

Кааба (араб. «куб») – каменное здание высотой 15 метров и с основанием 12 на 10 метров, расположенное в центре Заповедной мечети в г. Мекка. В юго-восточный угол К. около ее дверей, на высоте около полутора метров, вставлен и обрамлен в серебро «черный камень» (араб. «ал-хаджар ал-асвад») – символ могущества Аллаха, посланный Им на землю людям. Согласно мусульманскому вероучению, первая К. была построена ангелами или Адамом и изначально представляла собой Дом поклонения Богу. Адаму же был ниспослан и ал-хаджар – белый яхонт из рая (джанната), ставший из-за грехов и порочности людей черным. Впоследствии К. разрушилась и была восстановлена после Потопа пророками Ибрахимом (библ. Авраам) и его сыном Исмаилом (библ. Измаил) – праотцем арабов. Напротив дверей К. находится священный источник Замзам. В исламе К. – важнейшая святыня, кибла всех мусульман, в сторону которой совершаются ежедневные молитвы, лицом к которой хоронят покойников и посещение которой хоть раз в жизни (хадж, умра) есть мечта и обязанность каждого мусульманина.

До ислама К. была фактически языческим святилищем. Вместе с источником Замзам К. издревле играла важную роль в экономической и деловой жизни Мекки, т. к. около нее большое число паломников совершали ритуалы поклонения.

В 630 г. К. была заново очищена Пророком Мухаммадом для поклонения одному и единому Богу согласно вероучению ислама и отныне стала духовным центром «новой старой веры».

К. известна также как Байт-Аллах – Дом Божий. Многие глубоко верующие люди со всего мира находятся в особом благочестивом и проникновенном состоянии, совершая обход вокруг К. в качестве одного из ритуалов паломничества.

К., прототип любого трехмерного объекта, в своей абсолютной простоте символизирует исламский ответ на вопрос о видимом символе Божественного совершенства. Бог абсолютен в наивысшей степени, и потому этот пустой, без изображений, простой куб символизирует Его лучше, чем любой другой поддающийся пониманию архитектурный символ. К. служит киблой и представляет собой «неподвижную точку», символический якорь мировой религии, полностью осознающей то, что Бог не находится на западе или на востоке, но существует вне ограничений времени и пространства.

 

Лит-ра: Фрэйджер Р. Мудрость Ислама. Знакомство с жизненным опытом исламской веры. / Пер. с англ. Д. З. Хайретдинова – М., 2005; Рахман Х. Хронология исламской истории: 570–1000 гг. от Р. Х. / Пер. с англ. Д. З. Хайретдинова. – Н. Новгород, 2000.

 

Д. Х.

 

 

Кабр – могила. Мусульманское кладбище основывается прежде всего на принципе максимальной простоты и соблюдении считанного числа правил. Первое из них – ориентация могилы в сторону киблы; второе – захоронение покойного в особой нише (араб. «ляхад»). Надмогильные постройки в исламе запрещены; считается допустимым (хотя и спорным) установка лишь небольшой плиты с именем покойного. Данная традиция, хотя и сформировалась под влиянием немусульманских обрядов, очевидно, выросла из разрешения ученых ханафитского мазхаба класть, в виде исключения, на могилы великих людей (имамов, улемов, шейхов и т. д.) знак отличия – камень. Уже в средневековье у тюрков-мусульман возникла норма установки на К. памятника, выполненного из камня, высотой в человеческий рост, расписанного формулами традиционного мусульманского богословия. Что же касается захоронений знатных людей, то над ними возводились тюрбе (дюрбе): 4-, 8- или многогранные сооружения башенного типа, сохранившиеся к настоящему времени только в Крыму и на Булгарском городище в Татарстане. Интересно, что несколько тюрбе имелись даже на старейшем мусульманском кладбище Москвы в кон. XVII в. (кладбище «за Калужскими воротами» в начале совр. Ленинского проспекта и в северо-восточной части парка им. Горького, отобранном у мусульман в 1791 г.).

В исламе существует несколько путей, чтобы помнить о смерти, среди них чтение Корана и хадисов, зикр, созывание религиозных собраний (меджлисов), а также посещение (зиярат) кладбищ. Согласно шариату, в день похорон женщины на кладбище не допускаются (данная традиция нарушена в крупных городах как под влиянием немусульманских обрядов, так и в силу сильных изменений в социальном статусе современных женщин); однако в другие дни посещение К. как женщинами, так и мужчинами дозволяется.

Российские мусульмане, в т. ч. в крупных городах, по мере сил пытаются соблюсти все основные требования шариата, касающиеся похоронного ритуального обряда (джаназа) и всего, что связано с сакрализацией смерти. При этом, безусловно, и в эту область проникает все больше значительных изменений, связанных с колоссальной трансформацией образа жизни современных мусульман в немусульманской урбанистической среде. В этих условиях задачей современных улемов является определение допустимых пределов изменения данного комплекса обрядов и традиций и отделение приемлемых новшеств («бидаа хасана») от запретных.

 

Лит-ра: А.-М. Тахмаз Ханафитский фикх в новом обличье. Кн. 2 (Религиозные обязанности. Молитва) / Пер. с араб. А. Нирша; Под общ. ред. Д. В. Мухетдинова. – Н. Новгород: ИД «Медина», 2005. – 388 с.; Китаб аль-джаназа ва-ль-истифада мин хаза (Книга о джаназа). / Сост. и пер. с араб. А. Муслимов; Под общ. ред. Д. В. Мухетдинова. – Н. Новгород: Изд-во НИМ «Махинур», 2007. – 205 с.

 

Д. Х.

 

 

Кадимизм (от араб. «кадим» – «старый») – консервативно-охранительное общественное движение среди татар в начале XX в. К. был ориентирован на сохранение и воспроизведение средневековых институтов и взаимоотношений личности и коллектива типа самодержавия и безусловного подчинения ишанам. В отличие от джадидизма, охватившего все мусульманские этносы России, К. был сугубо татарской идеологией. Сторонники К. выступали противниками всех буржуазных реформ и самих реформаторов, объявляя их каферами (вероотступниками). В вопросах образования К. являлись сторонниками сохранения бухарской схоластической традиции и чагатайского языка. Для них было характерно признание нетатарских авторитетов как высших (в духовной сфере это Бухара, а в государственной – власти Российской империи). Сторонники К. придерживались дихотомического деления мира на «дар ал-харб» («дом войны», т. е. немусульманские государства) и «дар ал-ислам» («дом ислама», т. е. мусульманские государства).

В образовании К. обычно характеризовался как «старый метод». К. ориентировался на сохранение традиционных средневековых общин с максимально возможной степенью автаркии от Российского государства и общества. К. во многом был вызван к жизни неадекватным учетом религиозных особенностей мусульман со стороны российского правительства во второй половине XIX в. и ограничением монополии мусульманского духовенства в сфере образования. Лозунгом К. было возвращение к статус-кво ситуации второй половины XVIII – первой половины XIX вв. Эта позиция разделялась фактически всеми слоями татарского общества в 1870–1880-е гг.

В книге одного из духовных лидеров кадимизма Ишми-ишана (Ишмухамета Динмухаметова) из с. Тюнтяр Малмыжского уезда Вятской губернии (ныне Балтасинского р-на Республики РТ) «Икамат ал-Бурхан» («Отправление доказательства») фактически содержалась программа К. Ишми-ишан считал, что «уподоблять себя неверным в смысле одежды, речи, в делах и обычаях значит идти навстречу врагам Бога». Отсюда выводится опровержение джадидизма: «Как воспрещается быть похожим (на неверных) в делах мирских, так и не дозволяется в делах преподавания». Ишми-ишан был категорическим противником создания эффективной системы религиозной автономии во главе с муфтием, обладавшей реальной вертикалью власти в соответствии с постановлениями III Всероссийского мусульманского съезда в 1906 г.

Идеи К. у татар вплоть до 1917 г. имели широкое распространение. Одним из важнейших очагов воспроизводства идей К. были старометодные медресе, среди которых наибольшей популярностью пользовались учебные заведения в деревнях Кшкар, Менгер, Сатышево, Богатые Сабы (Казанская губ.), Тюнтяр (Вятская губ.). Однако в большинстве из них джадидизм и приносимый им прогресс стали важным инструментом в пропаганде ислама в традиционных медресе. На Нижегородчине не существовало ни одного заметного центра К., хотя официально в начале 1910‑х гг. 43 мектебе края из 50 считались старометодными.

 

Лит-ра: Валидов Дж. Очерки истории образованности и литературы татар. М.; Пг, 1923; Казань, 1998; Дюдуаньон С.  Кадимизм: элементы социологии мусульманского традиционализма в татарском мире и в Мавераннахре (кон. XVIII – нач. XX вв.) // Ислам в татарском мире: история и современность – Казань, 1997; Мухаметшин Р. М. Татары и Ислам в XX в. – Казань, 2003; Мухетдинов Д. В. Из прошлого религиозного мусульманского образования на Нижегородчине в XVIII– нач. XX вв. – Н. Новгород, 2005; Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в кон. XVIII – нач. XX вв. –
Казань, 2001.

 

А. Х.

 

 

Казанское ханство. Возникновение К. х. (1438–1552) связывается с энергичным и видным государственным деятелем Улуг-Мухаммедом (хан Золотой Орды в 1422–1437, глава К. х. в 1438–1445). В 1439 г. он, мстя московскому князю Василию II за вероломство последнего в Белеве (куда хан был вынужден бежать из Сарая и где против него выступили москвичи в 1437 г.), берет приступом Нижний Новгород, разрушив прообраз миссионерского центра того времени – основанный за 4 года до этого Макарьевский монастырь. В 1442 г. хан выдал ярлык на нижегородское княжение Даниилу Борисовичу (сын последнего правителя независимого Нижегородского великого княжества, который уже предпринимал попытку восстановления суверенитета своей вотчины при помощи хана Джелал ад-Дина в 1412 г.). Через два года хан снова взял Нижний Новгород и засел в Старом городке «как дома» (цитата согласно русской летописи; есть веские основания полагать, что этот Старый городок соответствовал Ибрагимову городку времен Волжской Булгарии), совершая оттуда вылазки на Русь сам и посылая своих сыновей. Вернувшись из похода в Муром, хан «укрепился здесь окончательно, так что хотел сделать Нижний своей столицей»
(И. Милотворский).

Следует отметить, что вопрос о возникновении К. х. все еще остается дискуссионным. После Белевского сражения Улуг-Мухаммед кочевал своим двором (юртом) в мещерских землях по р. Оке, после чего двинулся либо в Казань, либо, по мнению некоторых ученых, напрямую в Нижний Новгород. Более того, проф. В. Вельяминов-Зернов и вслед за ним современный ученый С. Алишев считают, что Улуг-Мухаммед вовсе не «ходил до Казани», а избрал себе постоянным местопребыванием Нижний Новгород, где и жил до 1445 г. включительно; ханство же в Казани было основано его сыном Махмудом.

В июле 1445 г. войска московского князя Василия и хана Улуг-Мухаммеда сразились в битве у Суздаля, и потерпевший поражение Василий попадает в плен к хану. Василия привезли сначала в Нижний Новгород, затем – в Курмыш. Курмыш был построен в 1372 г. в качестве военной крепости Нижегородского великого княжества, которое через 20 лет оказалось в составе Московского. В связи с этим особый интерес вызывает вопрос о том, как проходила на тот момент граница между двумя государствами – Московской Русью и К. х., которая традиционно проводится по р. Суре. В то время как Курмыш расположен на левом, «московском» берегу Суры, спустя 53 года после вхождения данной крепости в состав Московского великого княжества московский князь, которому она и должна принадлежать, томится в ней в плену хана – основателя К. х.

По мнению С. Алишева, хан Улуг-Мухаммед скончался в 1445 г. в Курмыше, куда он переехал, будучи уже больным, вместе со своими сыновьями и плененным Василием II. По версии этого автора, Василий II был освобожден из плена за упокой души умершего хана: в то время такой обычай, как освобождение пленных и рабов за упокой души, широко применялся у мусульман. При этом, однако, на московского правителя была наложена огромная контрибуция, одним из последствий чего стало возникновение Касимовского ханства на Оке.

Вопрос западных границ К. х. находится в той же степени неизученности, что и вопрос о границах между Волжской Булгарией и Владимирской Русью; вероятно, К. х., которое являлось преемником булгарской культуры и государственности, стремилось включить в сферу своего влияния все территории, которые были в составе Булгарии к западу от Суры. Не изучена и другая проблема: каков был национальный состав населения Курмышского и других близлежащих уездов? Если верить исторической школе, согласно которой первые татарские поселения здесь появились не ранее XVII в. (так выглядит этот вопрос на основе доступных архивных источников), то явной нестыковкой выглядит тот факт, что захватчик, временный «оккупант» Нижегородчины Улуг‑Мухаммед, отправляет своего пленника, законного государя этих земель, в Курмыш, а не за Волгу или хотя бы Суру. Для разрешения этой проблемы воспользуемся мнением Е. Арсюхина: земли вокруг Сундовика и Лыскова подчинялись Нижнему Новгороду, а затем Москве чисто номинально; район Курмыша же после ослабления Нижегородского княжества и вовсе был утрачен Русью и возвращен лишь после завоевания К. х.

 

Лит-ра: Алишев С. Х. Источники и историография города Казани. – Казань, 2001; Арсюхин Е. В. Полумесяц над Волгой. – Н. Новгород, 2005; Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. – СПб., ч. 1, 1863; Горский А. А. Москва и Орда. – М., 2000; Милотворский И. А. Нижний Новгород, его прошлое и настоящее. – Н. Новгород, 1911; Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства. – М., 1991.

 

Д. Х

 

 

Казый (тюрк.-перс.), кадый (араб.) – религиозный судья, знаток шариата. Среди сподвижников Пророка первыми К. являлись Али б. Абу Талиб, Ибн Масуд и др., выделявшиеся своими познаниями религиозного закона. Первым верховным К. в Арабском халифате (с правом назначать судей и принимать апелляции повсеместно) стал Абу-Юсуф, ближайший ученик Абу-Ханифы, который был судьей при аббасидских халифах ал-Махди, ал-Хади и Харуне ар-Рашиде; благодаря его деятельности на этом посту ханафитский мазхаб укрепил свои позиции и получил широкое распространение по всему халифату.

 

Д. Х.

 

 

Камали Зыя (Парвазетдин Камалетдинов, 1873–1942) – казый ЦДУМ, улем, мударрис, общественный деятель. Родился в крестьянской семье в ауле Кляшево Уфимского уезда и губернии. Образование получил в мектебе родного аула, а затем в медресе «Усмания» в Уфе. В 1898 г. Уфимским благотворительным обществом направлен для обучения в Стамбул. Позднее перевелся в Медину, затем в каирский университет «Ал-Азхар», где стал учеником улема-реформатора Мухамада Абду. Из татарских улемов воспринял идеи Ш. Марджани.

В 1904 г. вернулся в Уфу и стал преподавать философию Ислама и тафсир в «Усмания». В 1906 г. при поддержке либеральной мусульманской элиты Уфы основал медресе «Галия» и стал его мударрисом. В 1906–1917 гг. член редколлегии газеты «Аль-алем аль-ислами» («Мусльманский мир»). С 1909 г. К. имам 2-го прихода г. Уфы. К. выступал инициатором ежегодных педагогических курсов для мулл и учительниц. В 1915 г. один из создателей женского медресе «Анасия» с педагогическим уклоном.

В 1909–1910 г. К. опубликовал четырехтомный труд «Фалсафаи Ислам» («Философия Ислама»). В нем, а затем в «Дини тэдбирлэр» («Религиозные установления») К. обосновал исламскую догматику с точки зрения философии, выступил сторонником реформ в соответствии с потребностями времени, и, в частности, подержал равноправие женщин. К. был сторонником примирения устоев Ислама с современной наукой и культурой, национальной доктриной. Радикальные идеи К. в области реформы Шариата не были подержаны большинством духовенства, но были восприняты молодым поколением шакирдов, преимущественно выходцами из низших и средних слоев. К. создал перевод Корана на татарский язык, не увидевший свет. В 1911 г. К. выступил с речью, где заявил, что русское правительство лишило мусульман всех прав. К. призывал к созыву Совета (Шуры) мусульман различных государств, подобно эпохе Мухаммада, для совместной борьбы с целью возвращения  прежних прав. К., как и Рашид Ибрагим был сторонником концепции исламского социализма и антиколониальной революции. «Галия» фактически превратилась в учительскую школу, что привело в 1915 г. к разрыву между К. и попечительским советом медресе, который подержала часть преподавателей. В 1915 г. завучем медресе, становится Г. Ибрагимов и «Галия» становится основным центром татаризма, где параллельно возникают организации башкир и казахов.

В 1917–1918 гг. К. активно участвовал в общественном движении. 10 марта 1917 г. К. избран временным казыем. В апреле 1917 г. К. вместе с Г. Ибрагимовым предложили провести съезд мусульман Внутренней России до созыва Учредительного Собрания. В июле 1917 г. на съезде духовенства противник ограничения роли духовенства. В октябре 1917 г. К. избран мухтасибом Уфимской губернии. К. избран депутатом Миллет Меджлисе по списку татаристов от Уфимской губернии и стал членом территориальной и просветительской комиссий. В 1918 г. К. – член контрольной (тэфтиш) комиссии Милли Идарэ. На мусульманских съездах при ЦДУМ в 1923 г. К. избран и в 1926 г. переизбран казыем – членом ЦДУМ и членом Голямалар Шурасы. В 1920-е гг. К. опубликовал ряд статей радикального характера, где критиковал веру в рай, ад, Судный день, поклонение святым. К. был арестован в 1936 г. и осужден вместе с другими членами ЦДУМ. Скончался в тюрьме г. Самары в 1942 г.

 

Литература: Ислам в Среднем Поволжье: История и современность. Очерки. – Казань, 2001; Камалов Т. Зия Камали. – Казань, 1997; Кудаш С. Незабываемые минуты. – Уфа, 1962; Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII–начале XX веков.–Казань, 2001; Юнусова А. Б. Ислам в Башкортостане. – Уфа, 1999.

 

М. Хаб.

 

 

Каргалинские медресе – крупнейший комплекс медресе в Приуралье. Татары Сеитова посада (Каргалы), предместья, расположенного в 18 верстах от Оренбурга, в 1745 г. первыми из российских мусульман получают права корпорации с собственной Ратушей, включая свободу вероисповедания и освобождение от рекрутской повинности, при условии участия всех членов корпорации в торговле с мусульманским Востоком. Р. Фахретдин отмечал, что впервые после падения Казанского ханства «возрождалась официально признанная национально-религиозная жизнь татар». На примере Каргалы впервые создается модель сотрудничества между татарским обществом и российским государством. При этом татары обеспечивали экономические и политические интересы российского государства в казахских степях и Средней Азии вплоть до Индии Великих Моголов, а российское государство предоставляет им свободу вероисповедания и возможность для извлечения монопольных экономических прибылей на фиксированных рынках. Первое медресе в Каргале слободе возникло при соборной мечети в 1746 г. С ростом слободы при поддержке мусульманского капитала там возникли новые медресе при  второй  мечети  (построена в 1760 г.), при третьей (1773), при четвертой (1789), при пятой (1802) и т.д. В 1869 г. в Каргале было 9 медресе и начальных мектебов с 496 шакирдами. К концу XIX в. число учащихся возросло до 700, но к 1913 г. оно понизилось до 498, несмотря на то, что число учебных заведений стало равно 10.

К. М. были исламскими учебными заведениями среднеазиатского типа, прежде всего из-за концентрации буржуазии на рынках Туркестана. Наиболее широко известны три ученика Каргалы, ставшие муфтиями (М. Хусаинов, Г. Габдрахимов, Г. Сулейманов), и четверо мударрисов.

Эти мударрисы:

1. Габдессалям ал-Кариле (выходец из аула Кариле в Заказанье). Среди его учеников: имам и мударрис 2-ой («Апанаевской») мечети Казани и Апанаевского (« Приозерное») медресе Салих б. Сагид ал-Кили, имам и мударрис 5-й мечети (« Галеевская») Казани Сагит б. Ахмед ал-Шырдани, имам и мударрис 10-й мечети (« Низенькая Бухарская») Казани Хамид б. Муртаза ал-Казани ал-Алдермыши (один из первых создателей медресе в послеханской Казани), мударрис медресе Тайсуганово Габдулджаббар ибн Габдрахман ат-Тайсугани и мударрис медресе Нижние Чершилы ахун Гисматулла ибн Габдрахман ат-Тайсугани, имам и мударрис в Минзелебаше ахун Валид ибн Сагид ал-Каргали (все трое – Бугульминский уезд).

2. Ишнияз б. Ширнияз ал-Хорезми (ум. в 1791 г.) получил образование в Ургенче, в Каргале написал книгу «Гакаиде Болгария» – первый труд для шакирдов у татар по догматике – акиде после падения Казанского ханства. Среди его учеников упоминается имам-хатиб и мударрис 5-й мечети (« Галеевская») Казани Сагит б. Ахмед ал-Шырдани. Ишнияз б. Ширнияз занял место Габдессаляма ал-Кариле, вернувшегося на родину.

3. Валиаддин б. Хасан ал-Багдади (1755 – 1831) получил образование в Багдаде, был в Индии, Хорасане и Бухаре, во время поездки в Поволжье посетил Казань, и такие медресе как Ташкичу, Мамся и Мачкара.

4. Габдуррахман б. Мухаммадшариф ал-Кирмани (1743–1826), который вместе с будущим муфтием М. Хусаиновым был учеником Мухаммада б. Гали ад-Дагестани. Он был в свою очередь мударрисом у муфтиев Г. Габдрахимова и Г. Сулейманова, мударриса медресе при «Голубой» (4-ой) мечети Казани Габденнасыра б. Рахманкола ал-Джабали, мударриса медресе Кышкар Фаяза б. Габдельгазиза ал-Кенери, мударриса медресе «Губайдия» Губайдуллы б. Ишкуата, мударриса медресе Тайсуганово Габденнасыра б. Габдеррахима ал-Улькаши, основателя и мударриса медресе в Стерлибаше шейха Нигматуллу б. Биктимера (Тукаева) и ишана Хабибуллы б. Хусаина ал-Ури (Оруви) из Заказанья.

 Татарские мударрисы Габдессалям аль-Кариле и Габдуррахман б. Мухаммадшариф ал-Кирмани имели наибольше количество известных учеников-будущих мударрисов. При этом если, Габдессаляму ал-Кариле не хватало богословского догматического уровня, то Габдуррахман б. Мухаммадшариф уже не уступал в этом моменте иностранцам.

Возвышение или угасание того или иного учебного заведения было связано с личностью мударриса, а также купца-мецената. На рубеже XVIII–XIX вв. лучшей постановкой учебно-воспитательного  дела  отличалась  медресе Габдуррахмана б. Мухаммадшарифа ал-Кирмани (1743–1826), который вместе с будущим муфтием М. Хусаиновым был учеником Мухаммада б. Гали ад-Дагестани. На рубеже XIX-XX вв. популярностью пользовалась медресе имама первой соборной мечети мударриса Хайруллы Усманова (1866–1915), депутата 2-й Гос. думы. С 1895 г. по инициативе и при материальной поддержке Гани-бая Хусаинова (1836–1902) началась реформа каргалинских школ. В 1899–1901 г. под руководством Ф. Карими при медресе IX мечети работали всероссийские летние педагогические курсы по подготовке учителей  для  новометодных  мектебов. Гани бай согласился обеспечить финансирование, выдвинув свои условия: преподавание по звуковому методу, составление программы, деление на классы и устройство выпускных экзаменов. В программу курсов вошли преподавание звукового метода, тюркская орфография и синтаксис, Коран с таджвидом (правилами чтения), математика, история, география, основы преподавания и воспитания, хадисы, тафсир. В 1899–1901 гг. здесь обучалось около 210 учителей, представлявших основные районы татарского мира, исключая Астрахань. Но большинство К.М. вплоть до их закрытия продолжали функционировать на схоластической основе и превратились в оплот кадимизма. К 1913 г. частично были реформированы только четыре местных медресе в первом, втором, пятом и девятом приходах.

К.М. были одним из крупнейших образовательных  и религиозных центров, объединявшим всех российских мусульман. До учреждения ОМДС в 1788 г. каргалинские улемы были единственной признанной властями корпорацией мусульманского духовенства и играли ведущую роль при выборе и утверждении руководителей религиозных общин местных мусульман, в частности, они экзаменовали кандидатов на должности ахунов. Не случайно, что первый муфтий ОМДС М. Хусаинов до этого был ахуном Каргалы. Каргалинские улемы и мударрисы (Валид ибн Мухаммад-Амин, Абдеррахим Утыз-Имяни, Абульманих Каргали, Гибатулла Салихи) оказали заметное влияние на развитие теологии и суфизма (см. накшбандийа) у мусульман Волго-Уральского региона.

 

Лит-ра: Марджани Ш. Мустафад ал-ахбар фи ахвал Казан ва Болгар. – Казань, 1989; Фархшатов М.Н. Каргалинские Медресе // Ислам на территории бывшей Российской империи: Энциклопедический словарь. – Вып. 1. – М., 1998; Фахретдин Р. Ахмет бай. –Оренбург, 1991; его же. Асар. – Т. 1. – Казань, 2006; Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII – начале XX веков. – Казань, 2001; Шараф Б. Гани бай. – Оренбург, 1913.

 

А.Х.

 

 

Касимовское ханство, его влияние на территорию совр. Нижегородчины. Возникновение К. х. (1445–1681) связывается с основателем Казанского ханства Улуг-Мухаммедом. В июле 1445 г. войска московского князя Василия III и хана Улуг-Мухаммеда сразились в битве у Суздаля, и потерпевший поражение Василий попадает в плен к хану. За огромную контрибуцию в 200 тысяч рублей серебром, которая должна была собираться в русских городах 500 чиновниками из Казани, великий князь получил свободу. Особым условием мирного договора было выделение в заокской Мещерской земле удела во владение сына Улуг‑Мухаммеда Касима. При этом новообразованному государству русские княжества должны были выплачивать дань.

Геополитические последствия поражения Василия колоссальны и в должной мере не оценены исторической наукой. Обычно историки делают акцент на дани, которую наложили татары на русских; но главное заключалось в другом: на землях Руси образовалось татарское ханство со столицей в Городце-Мещерском (по имени первого правителя получил название Касимов; у татар был известен как Хан-Керман). Конечно, это была прямая и вынужденная уступка победителю, одно из условий, на которые, будучи в плену, пошел Василий, чтобы взять себе свободу. Однако для Руси К. х. стало настоящей находкой. Если прежде весь Восток рассматривался как «империя зла», то теперь русские смогли познакомиться с исламом – у себя дома – и с татарскими ханами, встроенными в систему политической власти Русского государства. Отныне Россия становится не буферной зоной между католическим Западом и исламским Востоком, а уникальным геополитическим образованием, которому под силу объединить громадные территории под своей короной.

К. х. явилось преемником Мещерского юрта Золотой Орды. О границах К. х. в российской историографии «не принято говорить», поскольку само это ханство рассматривалось историками исключительно в уничижительном свете, в качестве добровольного «подарка» татарским царевичам за их «верную службу» московскому престолу, позднее ликвидированного «за ненадобностью». Вместе с тем объективный подход к изучению истории К. х. приводит к неожиданным выводам. Во-первых, население К. х., мещера, еще до его образования являлось мусульманским (Вельяминов-Зернов). Во-вторых, территория К. х. распространялась «верст на 200 вокруг города [Касимова]» (Ключевский). В-третьих, в адрес К. х. выплачивалась дань князьями рязанскими (зафиксирована в 1496 г.) и великими князьями московскими (упоминается в 1504, 1553 гг.). Дань в К. х. и другие постордынские государства должна была передаваться в Москве, Твери и Н. Новгороде.

Достоверно не известно, в какую сторону от Касимова распространялась 200-верстная зона влияния К. х. Если очертить вокруг Касимова круг радиусом в 200 верст (213 км), К. х. предстанет перед нами огромным по средневековым масштабам государством, что никак не вяжется с представлением о нем в работах российских историков чуть ли не как о городе-государстве: «К. х. занимало территорию по Оке, включая Городец-Мещерский и прилегавшую местность (северо-восток совр. Рязанской обл.)». Непосредственно вблизи от границ 200‑верстной зоны вокруг Касимова находятся города Нижний Новгород, Лукоянов, Мичуринск, Коломна, чуть дальше – Саранск, Тамбов, Иваново; внутри нее окажется вся совр. Рязанская область, Владимир, Муром, Арзамас.

В. Семенов пишет: «Удел, сосредоточенный вокруг Мещерского Городца и известный затем под именем Касимовского царства, занимал Касимовский, Елатомский, Шацкий, Спасский, Темниковский уезды...». «Рязанская энциклопедия» сообщает: «Границы К. х. за время его существования неоднократно и в довольно широких пределах изменялись. К. х. в период своего расцвета включало в состав земли уездов: Касимовского, Кадомского, Елатомского, Шацкого, Темниковского (восток совр. Рязанской обл., вкл. земли бывшей Тамбовской губернии, а также северо-запад Мордовии, захватывая крайний юго-запад Нижегородской области)».

В новом издании АН Татарстана «Тартарика» представлены карты К. х., созданные современными исследователями, в которых К. х. представлено вытянутым от Касимова на юго-восток (очевидно, ученые взяли за основу карту К. х. Г. Баттала из его работы «Казанские тюрки» начала ХХ в.). Территория совр. Нижегородчины в составе К. х., согласно этим картам, – это земли на юг от линии Выкса – Саров. В то же время на уникальной средневековой карте, принадлежащей перу европейца, К. х. расположено на землях к северо-востоку от Касимова вплоть до слияния Оки с Клязьмой (вкл. часть Павловского р-на Нижегородской обл.).

На сегодня достоверные границы К. х. все еще невозможно представить в связи с отсутствием специальных исследований о статусе К. х., его соподчиненности в разное время относительно Рязанского и Московского княжеств. Тем не менее следует полагать, что значительная часть юга и юго-запада совр. Нижегородчины входила в состав К. х.

Социально-культурное, этническое и историческое наследие К. х. после его ликвидации во многом переместилось на Нижегородчину. В XVI–XVII вв. сотни служилых татар из К. х. двинулись на нижегородские земли, в которых издревле проживали тюрки смешанного буртасско-булгарско-половецкого происхождения. Именно касимовский пласт послужил основным при образовании современных татарских сел Нижегородского юга. Генеалогические связи между Касимовом и сергачскими татарами сохранялись в людской памяти вплоть до второй половины ХХ в., что подтверждается современными исследованиями: возникновение Аджа-аула (совр. Малое Рыбушкино Краснооктябрьского р-на Нижегородской обл.), одного из первых поселений постордынской волны переселенцев, его жители еще в 1960-х гг. связывали с селением Азеево в К. х.

Легенда, сохранившаяся в среде нижегородских татар Твери, гласит о том, что род касимовских царевичей не прервался как мусульманский с крещением последнего касимовского хана Сеид-Бурхана б. Арслана, а был продолжен на Нижегородчине, в селении Пица (ныне Сергачского р-на Нижегородской обл.). Семейное предание, сохранившееся в людской памяти, утверждает, что мать последнего касимовского хана царица Фатима-Султан стремилась уберечь часть своих потомков, внуков и правнуков от крещения, поэтому она отправляла их подальше от Москвы, на Нижегородчину, распорядившись называть одного ребенка каждого поколения именем последнего касимов-ского царевича (Сеид-Бурханом).

Помимо этногенетических связей Нижегородчины и Касимова, между ними существовала и духовная преемственность: в медресе Касимова обучались нижегородские имамы вплоть да нач. ХХ в.

 

Лит-ра: Арсюхин Е. В. Полумесяц над Волгой. – Н. Новгород, 2005. Баттал г. Казан торкилэре. – Казань, 1996; Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. – СПб., ч. 1, 1863; Tartarica. Атлас: История татар и народов Евразии. – Казань, 2005; Ключевский В. О. Курс русской истории. –
М., 1988; Похлебкин В. В. Татары и Русь. 360 лет отношений. –
М., 2005; Рязанская энциклопедия. – Рязань, 1999; Хайретдинов Д., Арсюхин Е. Сила России – в единстве // Медина аль-Ислам, № 9 (12), 2005.

 

Д. Х.

 

 

Кибла (араб. букв. «притягательный центр») – «место, притягивающее к себе» в значении «вектор совершения молитв». Первым таким ориентиром для мусульман стал город Иерусалим, святость которого никогда не подвергалась сомнениям в исламе. Первоначально Пророк и его сподвижники совершали свои молитвы (см. Салят), обратившись лицом к этому городу. Однако в 624 г. во время совершения молитвы в одной из мечетей Медины Пророку пришло повеление изменить К. с Иерусалима на Мекку. В связи с этим некоторые лицемеры стали задавать разного рода вопросы о причинах произошедшего изменения. На это Всевышним Аллахом был дан следующий ответ: «Мы назначили киблу, к которой ты поворачивался лицом прежде, только для того, чтобы отличить тех, кто последует за Посланником, от тех, кто повернется вспять. Это оказалось тяжело для всех, кроме тех, кого Аллах повел прямым путем. Аллах никогда не даст пропасть вашей вере. Воистину, Аллах сострадателен и милосерден к людям» (сура «Ал-Бакара», 2:143).

С этого времени все мусульмане, где бы они ни находились, при совершении молитв обращают свои лица в сторону Каабы, находящейся в Мекке, – первого Божьего храма, пост-
роенного на земле.

 

М. Х.

 

 

Кировская область. По количеству зарегистрированных мусульманских организаций Киров­ская область занимает тринадцатое место среди регионов ПФО. В настоящее время численность этнически мусульманского населения Кировской области превышает 50 тыс. человек (13 место среди регионов ПФО), а его доля дос тигает 3,2% (13 место среди регионов ПФО). Кировская умма моноэтнична благодаря абсолютному доминированию казанских татар. Доля всех наро­дов Поволжской уммы достигает в ней 90%, Кавказской уммы – 8% и Среднеазиатской уммы – 2%.

В регионе зарегистрирована 21 мусульманская организация (8% от числа всех зарегистрированных, 13 место среди регионов ПФО). Десять мусульман­ских общин области подчиняются РДУМ КО, и столько же входят в Казан­ский муфтият. Мусульманские общины Кировской области сосредоточены в основном в Кирове, Малмыжском, Вятскополянском и Кильмезском рай­онах области. Обеспеченность общин мечетями средняя.

 

Лит-ра: Силантьев Р. История исламского сообщества России./Союз писателей России. – М.: Информационно-издательская продюсерская компания «ИХТИОС», 2005. – 632 с. – (Национальная безопасность: Приложение к журналу «Новая книга России»).

 

А. Н.

 

 

Киямат (араб. слово «кияма» означает «вставание»), но в религиозном смысле несет в себе конкретный смысл – «воскрешение». Это понятие настолько важно в исламе, что убежденность в «воскрешении после смерти» является одним из столпов веры (у ханафитов). В Коране неоднократно описывается этот процесс и подчеркивается, что многие не будут понимать того, что с ними происходит, поскольку не верили в возможность подобного исхода. Однако Всевышний Аллах говорит о том, что для него не составляет труда воссоздать наш облик, ведь Он способен «восстановить даже кончики пальцев» (сура «Ал-Кияма», 75:4).

 

М. Х.

 

 

Кияс – метод суждения по аналогии, т. е. разрешение новых казусов по аналогии с имеющимися в Коране и Сунне прецедентами. В соответствии с традициями куфийской школы в вопросах фикха Абу-Ханифа был сторонником рациональных методов при решении вопросов, прямо не отраженных ни в Коране, ни в Сунне Пророка. Для того чтобы находить выход из подобных ситуаций, использовался К. «Точная аналогия, – говорил имам, – приводит жаждущего знания к цели. Аналогия – словно справедливый свидетель в пользу той истины, на которую претендует жаждущий истины».

Для проведения подобной аналогии от факиха требовалось выявить основу того или иного нормативного положения, по причине которой оно было установлено, и в свете этого решать аналогичные проблемы. По Абу-Ханифе, К. имел ограниченную сферу применения в вопросах богослужебного и уголовного права. В первом случае не всегда можно установить мотив религиозного императива. Во втором –
возникает опасность расширительного толкования. Но бывают и такие ситуации, когда К. формально допустим, однако его применение приносит очевидный вред или приводит к абсурдным выводам. В таких случаях Абу-Ханифа призывал юристов исходить из общих принципов благоразумия и справедливости – «предпочитать лучшее» («истихсан»). Широкое применение метода К. и умозрительных приемов инкриминировалось традиционалистами в укор А.‑Х. Следует отметить, что под К. понимался не только технический юридический термин, обозначающий определенный правовой метод, но и рационализм в широком смысле этого слова, элементарная человеческая логика.

 

Лит-ра: Батров Р. Г. Абу-Ханифа: жизнь и наследие – Н. Новгород, 2007.

 

Д. Х.

 

 

«Книга о джаназа» (Китаб аль-джаназа ва-ль-истифада мин хаза) – книга из серии богословских трудов, посвященных обрядам ислама (наряду с серией «Ханафитский фикх в новом обличье»), посвященная похоронному обряду в исламе с точки зрения ханафитского и шафиитского мазхабов. В редакционный совет книги входят: А. Муслимов, И. Гимадеев, А. Абдуллин. Издание подготовлено под общей редакцией Д. В. Мухетдинова. Книга выпущена ИД «Медина».

 

Лит-ра: Китаб аль-джаназа ва-ль-истифада мин хаза (Книга о джаназа). / Сост. и пер. с араб. А. Муслимов; Под общ. ред. Д. В. Мухетдинова. – Н. Новгород: Изд-во НИМ «Махинур», 2007. – 205 с.

 

А. Д.

 

 

Конференции, организованные ДУМНО, и их сборники. 11 июня 1995 г. на базе Духовного управления мусульман Нижегородской области прошла научная конференция «Ислам и этноконфессиональное взаимодействие в меняющемся мире», посвященная 80‑летию Нижегородской Соборной мечети. В конференции приняли участие д. ю. н., на тот момент старший научный сотрудник Института государства и права Российской академии наук Л. Р. Сюкияйнен; д. ф. н., на тот момент заведующий кафедрой философии Волго-Вятской академии государственной службы Б. П. Шулындин; д. и. н., проф., на тот момент декан факультета истории, социальных наук и международных отношений ННГУ О. А. Колобов; ректор Высшего духовного исламского колледжа при Московском духовном управлении Центрального региона России М. Ф. Муртазин и многие другие ученые из Москвы и Нижнего Новгорода. По результатам конференции был издан сборник научных статей «Ислам: вопросы истории, культуры, философии». Редакционная коллегия сборника: У. Ю. Идрисов, О. А. Колобов, С. Б. Сенюткин, ответственный редактор – С. Б. Сенюткин.

19–20 апреля 1996 г. под эгидой Нижегородского регионального объединения мусульман и исламского общественного объединения «Ярдям» в Нижегородской Соборной мечети прошла международная исламская конференция «Современный ислам в диалоге культур», в которой, помимо нижегородских ученых, приняли участие городские общественные и политические деятели. По результатам конференции был издан сборник тезисов докладов конференции «Современный ислам в диалоге культур». Среди участников конференции, чьи статьи вошли в сборник, – О. А. Колобов, Н. М. Катышева, Б. И. Искаков, Л. Е. Шапошников, О. К. Шиманская, Б. П. Шулындин, Т. А. Сметанина, О. О. Хохлышева, В. М. Меженин и др.

13–15 июня 1997 г. в Соборной мечети под эгидой Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского проходила международная научная конференция «Ислам на пороге XXI века», в которой приняли участие нижегородские ученые: д. и. н., проф. О. А. Колобов, д. ф. н., проф. Л. Е. Шапошников, д. ф. н., проф. Б. П. Шулындин, д. и. н., проф. А. А. Корнилов, к. и. н., проф. С. Б. Сенюткин и др. По результатам конференции также издан сборник материалов «Ислам на пороге XXI века», объединивший более 30 статей по проблематике конференции.

Конференция «Российский ислам на рубеже веков» (2001); конференция «Ислам на пороге III тысячелетия» (2002); посвященная 90-летию Нижегородской Соборной мечети и 10-летию образования ДУМНО научно-практическая конференция «Исламская традиция: прошлое, настоящее, будущее» (2003); посвященный 10‑летию Нижегородского исламского медресе «Махинур» научно-практический семинар «Исламское образование в России: проблемы современности» (2004); научная конференция, посвященная памяти д. и. н., проф. С. Б. Сенюткина «История и исторический процесс» (2005); Всероссийская научно-практическая конференция «Мусульманское сообщество России: итоги и перспективы» (2006); Всероссийский мусульманский форум «Мусульманское сообщество России на пороге третьего тысячелетия» (2006); ежегодный научно-практический семинар «Рухи Мирас» («Духовное наследие») – все эти форумы и конференции, проходившие в Нижнем Новгороде и области под эгидой ДУМНО, объединили не одну сотню крупнейших российских ученых, общественных и религиозных деятелей. Резолюции этих форумов стали основой обращений в высшие органы власти. По результатам конференций издан целый ряд сборников материалов.

С 2004 г. ежегодно проводится научно-практическая конференция «Фаизхановские чтения», по результатам которой издается сборник «Фаизхановские чтения».

 

Лит-ра: Ислам: вопросы истории, культуры, философии / Под ред. доцента С. Б. Сенюткина. Сборник научных статей. Н. Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 1995 г. – 134 с.; Современный ислам в диалоге культур: Тезисы докладов Международной исламской конференции. – Н. Новгород: Нижегородский гуманитарный центр, 1996. – 172 с.; Ислам на пороге XXI в. Материалы международной научной конференции. Н. Новгород: НСМ, ННГУ, НГПУ. 1997 – 148 c.; Ислам на пороге третьего тысячелетия. – Материалы научной конференции и II областного практического семинара «Рухи Мирас». Н. Новгород: Изд-во Исламского медресе «Медина». 2002. – 128 с.; Исламская традиция: прошлое, настоящее, будущее / Под общ. ред. Д. В. Мухетдинова. – Н. Новгород, 2004. – 352 с.; Фаизхановские чтения: материалы 1-й научно-богословской конференции, 15 мая 2004 г. / ДУМНО, РНКАТНО. Под общ. ред. Д. В. Мухетдинова, – Н. Новгород. Изд-во Нижегородского исламского медресе «Махинур», 2004. – 144 с.; Исламское образование в России: проблемы современности. Материалы научно-практического семинара, 29 октября 2004 г. – Н. Новгород; Изд-во Нижегородского исламского медресе «Махинур», 2005. – 148 с.; История и исторический процесс: материалы научной конференции, посвященной памяти доктора исторических наук, профессора Сенюткина Сергея Борисовича. 3 декабря 2004 г. / Научный редактор – д. и. н., проф. Е. А. Молев. Н. Новгород: Изд-во НИМ «Махинур», 2005. – 208 с.; Второй форум «Фаизхановские чтения». Сборник материалов Второго ежегодного форума «Фаизхановские чтения» / ДУМНО, РНКАТНО. Отв. за вып. Д. В. Мухетдинов – Н. Новгород: Изд-во НИМ «Махинур», 2005. – 162 с.; Форумы российских мусульман на пороге нового тысячелетия / Под общ. ред. Д. В. Мухетдинова. – Н. Новгород: Изд-во НИМ «Махинур», 2006. – 320 с.; Фаизхановские чтения. Сборник материалов третьей ежегодной научно-практической конференции «Фаизхановские чтения» / РНКАТНО, ДУМНО, НИИ им. Х. Фаизханова. Отв. за вып. Д. В. Мухетдинов – Н. Новгород: Изд-во НИМ «Махинур», 2006. – 176 с.; Форумы российских мусульман на пороге нового тысячелетия / Под общ. ред. Д. В. Мухетдинова. –Н. Новгород: Изд-во НИМ «Махинур», 2007.

 

А. Д.

 

 

Коран (араб. «куран» – «чтение вслух, декламация») – Священное Писание и первоисточник ислама. К. – Слово Божье, несотворенное и неизменное; это неотъемлемая сущность ислама. Смысл К. неисчерпаем. К. ниспосылался Пророку Мухаммаду в течение 23 лет. Для мусульманина К. – живое слово, содержащее неисчерпаемые объемы знаний; К. рассматривается как книга наставлений, книга истины, книга любви; как путеводитель по жизни и лекарство от всех проблем, источник милосердия и сострадания.

Язык К. – образец поэтической красоты и элегантности; со времени своего ниспослания он стал первоисточником арабского языка. Его красноречие, риторика, высокий и неуловимый стиль не имеют себе равного ни в одном другом произведении. К. заключает в себе живую духовную мощь для благочестивых мусульман; это источник религиозного опыта, комфорта и мистического вдохновения.

Слова К. не записывались Пророком, который был неграмотным. К. начитывался им, когда он общался с разными группами людей в Мекке и Медине, на протяжении 23 лет. Множество слушателей, выросших в традициях великой словесности, моментально выучивали эти тексты наизусть. Некоторые записывали слова К. на кожу, пальмовые листья или то, что было под рукой. В Медине Пророк вменил в обязанность группе писцов записывать Откровения, приходящие к нему. После записи они прочитывали то, что слышали, самому Пророку, дабы он перепроверил их. Спустя 20 лет после смерти Пророка К. был собран в виде единой книги, текст которой был согласован советом большого числа сподвижников, знавших К. наизусть, и утвержден халифом Усманом, после чего по его приказу копии К. были разосланы во все провинции Халифата, в т. ч. в Самарканд. Две копии самаркандского куфического К. (изданы в 1905 г.) хранятся в мечети с. Ключищи Красно-октябрьского р-на Нижегородской обл., другая копия до 1997 г. находилась в мечети д. Андреевка Сергачского р-на Нижегородской обл., а затем – в мечети Москвы.

К. оставался и остается неизменным на протяжении всех 14 веков своего существования. К. состоит из 114 сур и более 6200 аятов; самая короткая сура состоит всего из трех аятов, в то время как самая длинная – из 286 аятов. После первой короткой суры – «ал-Фатиха» («Открывающей Писание») – следуют самые длинные суры, произнесенные в Медине; в конце К. расположены короткие, прочитанные в Мекке, суры. Мекканских сур – 90 (прочитанных в 610–622 гг.), мединских – 24 (622–632 гг.).

К. переведен на все главные языки мира (перевести и только с помощью тафсиров – развернутых теологических толкований – можно лишь основной смысл текста, но не уникальную стилистику, многозначную лексику и неподражаемую сакральность текста). Первым переводом на европейские языки стал латинский 1143 г., выполненный Робертом из Кеттона. Все раннелатинские переводы К., так же как и, например, дореволюционные русские переводы К. (П. Постников, М. Веревкин, А. Колмаков, Дм. Богуславский, Г. Саблуков), имели одну цель: доказать несостоятельность претензий мусульман на обладание Священным Писанием. Христианские авторы активно использовали «дьявольский закон» и «учебник насилия» в антимусульманской полемике. При этом, однако, уровень ознакомления мусульманских авторов с библейскими текстами был значительно выше уровня их оппонентов в изучении К. Это объясняется тем обстоятельством, что священные книги христиан и иудеев – «людей Писания» – рассматривались в исламе как Священные Писания, ниспосланные Богом, и были одним из источников толкования К. Принципиальное различие заключалось в том, что если для общественного сознания христианской Европы было характерно неприятие ислама как такового, то для мусульман иудаизм и христианство – лишь ступени на пути человечества к истине, возвещенной К.

В наше время на русский язык Коран переводили И. Крачковский (1963 г.), В. Порохова (1995 г.), М.‑Н. Османов (1995 г.), Э. Кулиев (2002 г.).

Среди современных переводов К. на европейские языки особняком стоит труд А.- Ю. Али, который без преувеличений считается классическим. Пакистанец, в совершенстве владевший и арабским, и английским языками, он после нескольких лет работы перевел К. на английский язык, представив образец трепетного отношения к сакральному тексту. При всех случаях, когда перевод мог бы вызвать, на его взгляд, сомнения, он сопроводил его комментариями (тафсиром), которые впервые вышли в свет в 1934 г. и приобрели с течением времени собственную ценность. В настоящее время тафсир А.‑Ю. Али к тексту К. в переводе Э. Кулиева издан на русском языке ИД «Медина».

 

Лит-ра: Али А.-Ю. Тафсир Священного Корана. – Н. Новгород, 2007; Рахман Х. Хронология исламской истории: 570–1000 г. от Р. Х. / Пер. с англ. Д. З. Хайретдинова. – Н. Новгород, 2000; Фрэйджер Р. Мудрость Ислама. Знакомство с жизненным опытом исламской веры / Пер. с англ. Д. З. Хайретдинова. – М., 2005.

 

Д. Х.

 

 

Курбан-байрам (тюрк.), Ид ал-Адха (араб.) – праздник жертвоприношения, один из двух величайших праздников в исламе, проведение которого совпадает с хаджем и связано с одним из величайших пророков – Ибрахимом (Авраамом).

История о том, как Бог испытывал Ибрахима, повелев ему во сне принести в жертву собственного сына, известна не только по Корану, но и по Библии. После того как Ибрахим готов был исполнить волю Всевышнего, Господь заменил жертву агнцем (барашком). Это событие являет собой пример высочайшей покорности воле Всевышнего и искренней любви к Нему; тем самым Аллах посрамил Иблиса, который насмехался над людьми и заявлял, что они слабее его.

Важно понять, что Аллаху не нужны ни мясо, ни кровь жертвенных животных, ибо в обряде жертвоприношения нуждаются сами люди, поскольку они тратят свое имущество и время для того, чтобы приблизиться к своему Господу. К тому же мясо жертвенных животных следует раздавать беднякам, в результате чего пользу получают и раздающие, и принимающие. Пророк Мухаммад не ввел этот обряд в качестве нового и доселе неизвестного, но лишь возродил традицию пророков, ведших ее от пророка Ибрахима.

Слово «курбан» происходит от корня КРБ, который несет в себе значение всего, что связано с «приближением». Исходя из этого, сущностью праздника является не само жертвоприношение, а «приближение к Аллаху» посредством этого обряда.

 

М. Х.

 

 

Курбангали б. Алмухаммад б. Мансур ал-Чумбяли (?–1863). Курбангали-мулла – старейший имам мечети с. Чембилей / Чумбяли (ныне Краснооктябрьского р-на Нижегородской обл.) в середине XIX в. был одним из учителей Ш. Марджани. Его сын Арипжан Курбангалеев – мулла 2-й соборной мечети с. Чембилей в конце XIX в. Окончил Ахуновское училище в Казани (см. Медресе «Марджания»). Утвержден в должности имама-хатыба и мугаллима 2-й соборной мечети Чембилея 5.09.1868. В 1912 г. состоял под особым надзором полиции.

Сын К. Курбангалеев Абдрахим – имам и мугаллим 5-й соборной мечети, построенной в Чембилее в 1886 г., окончил Казанское Ахуновское училище. Был утвержден в должности 27.07.1887. Прихожане 5-й соборной мечети –
245 человек (1904 г.). В 1913 г. оставался на своей должности имама.

Другой сын К. Абдрахман Курбангалеев (1883–1937) – мулла с. Чембилей в 20-е гг. ХХ в. Уроженец Москвы. После учебы в Казани при поддержке меценатов Акчуриных был направлен на учебу в Стамбульское высшее учебное заведение, где окончил духовный и физико-математический факультеты. По окончании учебы работал директором татарской гимназии. Активно занимался преподавательской деятельностью. Зарегистрирован как руководитель второго прихода деревни Чембилей в 1924 г. Арестован 10.10.1937. Расстрелян в 1937 г. Реабилитирован посмертно в 1962 г.

Следующее поколение в семье К. – Абд-рахимовы. Абдрахимов Мухаммед б. Абдрахим б. Курбангали – имам-хатыб и мугаллим 1-й соборной мечети села Чембилей, построенной в 1876 г. Окончил Азимовское училище в Казани (см. Медресе «Азимовское»). Официально утвержден в должности 31 марта 1889 г. Ориентировочно с 1869 г. более 40 лет преподавал в четвертом мектебе с. Чембилей.

Абдрахимов Абдрахман б. Абдрахим б. Курбангали – мулла с. Чембилей в конце XIX – начале XX вв. Зарегистрирован как руководитель восьмого прихода деревни в 1924 г. В годы сталинских репрессий был приговорен к 10 годам заключения. Дальнейшая судьба А. Абдрахимова неизвестна. Шесть его детей остались сиротами.

 

Лит-ра: ГАУО, ф. 76, оп. 7, д. 591, л. 46 об.; ф. 88, ф. 88, оп. 2, д. 1619, л. 7, оп. 4, д. , д. 20 ; д. 223, л.110; 209, лл. 244 об., 245 об., 246 об.; ф. 88, оп. 5, д. 314, лл. 42 об.-43; ЦАНО № 2, ф. Р-150, оп. 1 а, д. Д. 30, лл. 2–19; Сенюткин С.Б. и др.1998. С.370–371 , 372, 373.

 

О. С.

 

Курсави, Абуннаср Абданнасир б. Ибрахим б. Йармухаммад б. Иштирак, известный как Абданнасир Курсави (1776–1812) – известный татарский теолог, философ и религиозный реформатор. Родился в с. Курса в близи Казани (ныне с. Верхняя Корса Арского района Татарстана). Начальное образование получил у Мухаммада Рахима б. Йусуфа ал-Ашити (1234/1818–19) – известного во всем Поволжье имама-мударриса с. Маджкара (ныне с. Маскара Кукморского района Татарстана), ахунда бывшего Малмыжского уезда. В 1790 г., когда К. было 15 лет, умер его отец, и он фактически остался сиротой – его на попечение взяла его сестра Мархиба, бывшая женой купца I-ой гильдии, мецената, на деньги которого были построены десятки мечетей Абдаллаха б. Абдассалама Утямышева (ум.1832) из с. Маджкара. В начале XIX века, для продолжения образования, К. отправляется в Бухару, которая разочаровывает юношу, множеством религиозных схоластов. Однако случаются и приятные исключения: Абданнасир обучается у известного ученого - суфия накшбандийского тариката ветви муджаддидия шейха Ниязкул ат-Туркмани. Уже в то время у него начинают складываться собственные религиозно-философские воззрения: шейх аш-Туркмани не смог его обратить в число приверженцев суфизма, хотя после четырех лет обучения даже получает у него иджазу-разрешение быть суфийским наставником. Вернувшись на родину в с. Курса он исполняет обязанности имама-мударриса мечети. Его медресе становится известным учебным заведением края, к нему на обучение съезжаются множество шакирдов из различных мест. К. выступает как педагог-реформатор, стремившийся довести до учеников свое понимание религии и философии.

В 1808 г. К. повторно отправляется в Бухару. Его поездка была вызвана следующими причинами: он стремится любым путем обнародовать свои убеждения, так как написанные им рукописные книги могли читать не многие; религиозные деятели Казани обычно избегали меджлисов, на которые он приглашался. Это было вызвано не столько не способностью религиозных ученых – большей частью традиционалистов – быть на уровне его знаний, сколько тем, что К. был острым на язык, уничтожал собеседника словом, тем самым, обращая его в своего противника. Поэтому в Казани улемы-схоласты распространяли различные слухи, называя К. еретиком, отошедшим от настоящей веры. К. надеялся, что в Бухаре возможностей для выражения своих убеждений у него будет больше, чем в Казани - множество ученых, улемов, меджлисы. На самом деле вышло все иначе. Большая часть местного общества оказывается еще менее восприимчивым к его идеям. Они приписывают К. различные новшества – то, что он отрицал делимость атрибутов Аллаха, говорил об их присущности Единому. В результате в 1808 г. (в месяце сафар 1223 г. х.) К. оказывается на меджлисе у эмира Бухары Хайдара б. Масума ал-Мангыти (прав. 1800–1826), окруженный своими противниками традиционалистами, требовавшими его смертной казни (только шейх Ниязкул ат-Туркмани вступился за него). Под угрозой казни К. был вынужден отказаться от своих убеждений, а его книги сжигают. После этих драматичных событий К. отправляется в Хиву. Кади Хивы устраивает ему радушный прием, предлагает остаться мударрисом. Он отказывается, отправляется сначала в Астрахань, потом на родину. К. вновь возвращается на должность имам-мударриса мечети с. Курса. События в Бухаре послужили очередным поводом для нападок на К.; среди его порицателей выделялся Фатхаллах б. Хусайн ал-Ури (ум. 1843). Во многом благодаря своим родственникам А.Утямышеву и родному брату Абдалхалику, купцам, обладавшим огромным состоянием, К. удалось сохранить место имама-мударриса. Среди его влиятельных единомышленников был Абдаллах б. Йахйа ал-Чиртуши – имам-мударрис мечети с.Маджкара. В 1812 году К. вместе со своим братом Абдалхаликом и своими последователями отправляется в хадж. Он добирается до предместий Стамбула - Искидара, заболевает чумой и в возрасте 37 лет уходит из жизни. Его хоронят в Искидаре при мечети Султана. Науке известны названия девяти сочинений К., только два из них опубликованы, «Хафтияк тафсире» – Казань, 1861 г. и «Китаб ал-иршад ли-л-ибад» – Казань, 1903 г. К. первым в татарской общественной мысли, наряду с А. Утыз-Имяни стал во главе религиозного реформаторского движения. Свои религиозно-реформаторские взгляды он изложил в «Китаб ал-иршад ли-л-ибад» (Книга о наставлении людям) и комментарии к «Мухтасар ал-Манар» Тахира Хусаина б. Джилли – ОРРК КГУ - № 1658. В них он обратился к трактовке одного из важнейших вопросов фикха – иджтихаду, вынесению самостоятельного суждения. Главное отличие взглядов К. от взглядов современников состоит в том, что он предлагал выносить иджтихад в том случаи, когда невозможно было найти ответ в Коране, сунне, иджма – согласном мнении авторитетов ислама и киясе – суждении по аналогии. Более того, К. в то время, когда в суннитском исламе был закрыт абсолютный иджтихад, затрагивающий решения по основным вопросам веры, выступал за открытие абсолютного иджтихада. По К., любой человек, обладающий достаточными знаниями в религиозных дисциплинах, может выносить абсолютный иджтихад, что в его время наносило ощутимый удар по улемам-консерваторам. Для обновления веры К. предлагал вернуться к прошлому – основам религии, принятым в первые века ислама. Обратившись к словам и деяниям первых авторитетов ислама, он призывал «очистить» религию от книг мутакаллимов и факихов, чтобы приспособить обновленную веру к настоящей действительности. При этом он использовал термин «новшества» (араб. – бидат), понимая под этим термином то, что наслоилось на первоначальный ислам, но вкладывая в него двоякий смысл. К. делит новшества на плохие и хорошие. К «хорошим новшествам» он относил возведение медресе, написание книг. Таким путем К. объяснял необходимость распространения знаний, науки, образования, среди мусульман вообще, Казанского края того времени, в частности.

Религиозно-философские идеи о сущности бога, его атрибутах, о предельных основаниях бытия К. изложил в рукописном сборнике «Маджмуа» (ОРРК КГУ – № 1347). Он полагал, что наука о единобожии и атрибутах Аллаха это та наука, которую пояснили асхабы и табии. Однако с течением времени это наука, по К., стала ассоциироваться с наукой калама, которая является «наукой тех, кто много рассуждает о философии», методом «постижения навыков спора». А наука о единобожии и атрибутах Аллаха, согласно ему, не подлежит философскому толкованию, в нее необходимо только верить. Таким образом, К. разделяет сферы действия догматики (акида) и калама, полагая, что надо следовать тому, что подтверждено догматикой, которую он главным образом отождествляет с наукой единобожия и атрибутами Аллаха, – а не «новшествам» калама. К., критикуя калам, сам становится религиозным философом, оперируя категориями мутакаллимов, по некоторым вопросам разделяет их точку зрения. Его критическая позиция по отношению каламу, в основном вызвана тем, что калам в его время превратился в схоластическую науку дискуссионных религиозных споров, и занимал много времени в учебном процессе, подменяя изучение светских наук, так необходимых для прогресса татарского общества рубежа XVIII–XIX веков. К. выступал за просвещение татар на родном языке и издал на татарском языке, правда, только одну седьмую главу Корана – «Хафтияк тафсиры». Эту работу продолжил его ученик Нуман б. Амир ал-Курсави, известный также, как ас-Самани, который опубликовал «Тафсир ан-Нумани» – Казань, 1903.

У К. было много учеников, но никто из его современников, исключая Утыз-Имяни, не смог приблизиться к уровню его знаний, продолжить начатое им дело обновления духовной жизни татарского общества рубежа XVIII–XIX вв.

 

Литература: Сђгди А. Татар ђдђбияты тарихы. – Казан, 1926; [сб.] Из истории татарской общественной мысли. – Казань, 1979; Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. – Вып. 2. – Москва, 1999. – С.52–53; [сб.] Исторические портреты. Духовная культура и татарская интеллигенция. - Казань, 2000. – С.20–25; Юзеев А.Н. Татарская философская мысль кон. XVIII-XIX вв. – Казань, 2001; [сб.] Место калама в татарской теологии (история и современность). – Казань, 2003. – С.15–21.

 

А. Ю.

 

 

Куфр (араб. «сокрытие», в значении «сокрытие веры в Бога») – неверие, осознанный отказ от веры в Бога и от следования Его предписаниям человечеству. К. противостоит понятию иман («вера»). Борьба веры с неверием происходит всегда, в любом обществе, поскольку в ее основе – желание сатаны (Иблиса) увести за собой как можно больше людей: в качестве мести человечеству за свое падение. Вере приходится сражаться с власть предержащими, чиновниками высокого ранга, организациями, имеющими жесткое управление, жесткую структуру, обеспеченными денежными средствами, подпитываемыми определенной информацией и направляемыми в своей деятельности по определенной пропагандистской схеме. И разумеется, те, кто старается лишить людей веры истинной, духовной те, кто хотел бы заставить людей верить в «ничто» (в тьму, в силы тьмы – т. е. в конечном итоге подчиниться Иблису), тем самым лишают человека и веры, и надежды, и любви, а значит, и смысла жизни вообще. Такие дельцы от сатанизма обычно не испытывают недостатка и во многих привилегиях. Но если вера все же обретает благодатную почву, если она овладевает еще не омертвевшими сердцами, оживляет и увлекает их души, в этом случае К. якобы идет навстречу вере, духовности, оживающим в благодатных лучах истинной веры сердцам людским и, как всегда, с фальшивым мелким умст-вованием и ложной искренностью предлагает «помощь», «сотрудничество», «взаимовыручку». Однако в своей узкорациональной, ограниченно рассудочной функции безверие всегда ревниво и со страшным подозрением относится к истинно научному достоянию, не притянутым доводам, к истинному и глубокому всестороннему знанию, которыми обладает настоящая вера во имя служения истине Всевышнего, а значит, и всему обществу, человечеству.

О подчинении безверию отдельных представителей людей Писания (иудеев, христиан, сабиев) можно говорить в том случае, когда они следовали действительно ложным и вредным учениям, продиктованным силами зла. К таким относится их вера в магию и колдовство. Нередко в истории люди Писания вместо того, чтобы придерживаться ясно данных Божественных Откровений и следовать велениям Всевышнего, изыскивали различные оккультные верования, которые в своей основе были ложными и порочными. Во многих преданиях, повествующих о различных оккультных чудесах, говорится и о том, что сам пророк Сулейман [Соломон] был причастен к магии, хотя он не мог быть причастным к делам тьмы, ибо это значило бы прямо противоречить воле Господа; подобные утверждения о Соломоне и других пророках – явное богохульство.

 

Лит-ра: Али А.-Ю. Тафсир Священного Корана. – Н.Новгород, 2007.

 

Д. Х.

 

 

Кушаев, Нугман б. Нигматулла б. Гали б. Габдеррашид б. Гайса б. Кушай б. Ряскя аш-Шимяки – первый постоянный имам и ахун Нижегородской ярмарочной мечети в 1850–1860‑е гг, «имам при военнослужащих магометанах Нижнего Новгорода» с 1855 по 1866 гг. Род. в д. Шемякино Тетюшского уезда Казанской губ. (ныне Тетюшского р-на РТ); в кон. 1840‑х гг. выполнял обязанности волостного головы в Тетюшском уезде Казанской губ. В 1854 г. прошел испытания в ОМДС, в 1855 г. переехал в Н. Новгород, где был утвержден в должности «имама при военнослужащих магометанах». В числе тех, среди кого он выполнял обряды, были нижние чины внутренней стражи, шестого стрелкового резервного батальона и полицейской команды. Имам К. относился к своей должности и к собственным обязанно-стям весьма ответственно. Его усердие не осталось незамеченным, и в том же году К. стал выполнять обязанности ярмарочного ахуна. В 1856 г. «за успокоение умов взволновавшихся татар (от вспышки бунта
в 1855 г.) всемилостивейше дарованной грамотой был возведен в тарханское достоинство». Тогда некоторые из сергачских татар проявили неповиновение властям, отказавшись от поставки ратников в государственное ополчение. В условиях войны с мусульманской Турцией это могло принять опасные для российского правительства формы; к тому же, по сообщению в столицу нижегородского генерал-губернатора, в скандале был замешан мулла Санкт-Петербургской общины Эмин Кантемиров, который пытался за взятку причислить сергачских татар к лашманскому разряду и тем избавить их от воинской службы. Имам К. сумел успокоить верующих и погасить зревшую вспышку конфликта.

К. был хорошим организатором – напр., благодаря его усилиям мечеть в Нижнем Новгороде была восстановлена после пожара на ярмарке в 1857 г. Мусульмане, приезжавшие на ярмарку в 1857 г., «приговорили его к званию старшего мухтасиба и эфенди» Нижегородской губернии; тот же «приговор» подтвердили военные мусульманского вероисповедания Нижнего Новгорода тогда же, в 1858 г. К. превосходно владел русским и, видимо, умел находить общий язык с местной бюрократией. Неудивительно, что с 1860 г. К. выполнял обязанности переводчика. На посту имама Ярмарочной мечети Н. Новгорода он находился до конца 1860‑х гг. До 1863 г. обязанности муэдзина при нем были возложены на приглашенного самим же К. Зямила Самирхана Соколова родом из с. Пошатово Нижегородской губ.

Будучи человеком способным, К. с 1867 г. являлся ахуном и одновременно состоял переводчиком с персидского на русский при канцелярии нижегородского губернатора. Воспитывал и обучал в течение ряда лет мальчика, уроженца Подгорной Татарской слободы Костромской губернии Хисаметдина Шамшеварова Абызова, оплачивал его обучение в одном из медресе Казани несколько лет, а также двухгодичное обучение русскому языку. Как писал сам К., «занимаясь воспитанием этого ребенка, я искал собственного успокоения в преклонных летах моих или занятия им моей должности в случае выбытия из нее по каким-либо причинам». В 1863 г. К. обращался к властям, прося утвердить Абызова (1838 г. р.) в должности азанчея и имама в Н. Новгороде, отмечая его отличное поведение и строгую религиозность.

 

Лит-ра: ЦАНО, ф. 5, оп. 47, д. 1320, л. 1; Российский государственный исторический архив (СПб.) (далее – РГИА (СПб.)), ф. 821, оп. 8, д. 638, л. 1–2: д. 982, лл. 6, 6 об.; Сенюткин С. Б. Кушаев Нугман Негмятов // Ислам на Нижегородчине. 2001; Сенюткин С. Б. и др., 1998. – С. 399.

 

О. С.

 

 

Кяфир – араб. «покрывающий истину», однако слово К. несет в себе более широкий смысл. Это хорошо видно по эпитету Иблиса, который, зная о существовании Всевышнего, «скрыл свою веру», став, таким образом, К. Это говорит о том, что изначально в людях присутствует понятие веры, однако часть людей «скрывают ее», из-за чего и попадают в категорию «куфра», т. е. «неверия».

Одна из ловушек шайтана заключается в том, что он внушает некоторым радикально настроенным мусульманам мысль о «неверии» большинства людей, в том числе и части мусульман. При этом забывается один из известных хадисов Пророка Мухаммада, который сказал: «Тот, кто обвинит другого в неверии, сам кяфир».

Еще одной ошибкой в подобных кругах радикалов является убеждение в том, что любой «неверующий» достоин смерти, хотя Сунна Пророка свидетельствует о том, что сам Пророк и его последователи не только никогда не поступали таким образом, но и всячески стремились избегать военных действий, если только враги не объявляли войну мусульманам (или разрывали мирные соглашения с ними) первыми.

 

М. Х.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.