§1. Татарское просветительство XIX века

Наиболее важным результатом всего предшествующего развития татарской общественно-философской мысли явля­ется становление во второй половине XIX века татарской светской философской мысли просветительской направ­лен­ности. Это период эпохи Нового времени, когда в татарском обществе и культуре, появляется значительное число татарских мыслителей, светски образованных личностей, предпринимателей, осознающих себя представителями татарской нации и стремящихся поднять культурный уро­вень татарского народа на европейский уровень.

В XIX веке, после присоединения Средней Азии к России, татарский торговый капитал, набравший силу, превратился в конкурирующий с русским. Поэтому новые царские законы ввели для татарских предпринимателей запреты на создание акционерных обществ и товарищества, на покупку недвижимости в Средней Азии, покупку и содержиние металлургических предприятий. Татарские предприниматели не могли развивать хлопковую промышленность, выделку сукна, зерновое и скотоводческое хозяйство в Туркестане. Таким образом, Средняя Азия, казахские степи оказались отрезанными от сверхприбылей татарской буржуазии, которая утратила экономическое единство. Оставалось только выполнение посреднических функций, поскольку еще в 1862 году «…караванная торговля со среднеазиатскими государствами с российской стороны была сосредоточена в руках троицких, оренбургских, орских и других купцов татарского происхождения»[1].

Но процесс развития капиталистических отношений в Поволжье и Приуралье было уже невозможно остановить. В XIX веке крупный татарский торговый капитал начал превращаться в промышленный. Появилась новая формация торговцев и промышленников в лице Шакира и Закира Рамеевых (золотые прииски), А. Сайдашева (стекольные предприятия), Апанаевых (кожевенные заводы), Акчуриных (крупные предприятия по выработке сукна), Бурнаевых и Баязитовых (текстильные фабрики). Но в основном татары были вынуждены проявлять себя в мелком и среднем предпринимательстве.

Буржуазные реформы 1860 года привели к уничтожению особого статуса татарской общины в рамках Российской империи. Отмена лашманской повинности и статуса государственных крестьян привела к тому, что татарские крестьяне получали меньше наделы в сравнении с русскими. Малоземелье не давало татарам возможности содержать в достаточном количестве лошадей и крупный рогатый скот. Ликвидация мусульманских городских общин привела татар в сферу действия государственного законодательства. Вся деятельность татарского населения проходила в рамках земского и городского самоуправления. Развитие промышленности в России привело к работе татар на предприятиях, не принадлежащих мусульманам.

Реформы Александра II не дали возможности для развития светских институтов татарского общества. По городской реформе, татары могли составлять только четверть гласных городских дум[2]. Согласно «Своду о службе гражданской», который устанавливал сословный и образовательный ценз при приеме на гражданскую службу, первоочередное право поступления на службу имели дворяне, а также дети лиц, находящихся на государственной службе[3]. Государственные служащие должны были иметь высшее или среднее образование и знать русский язык, поскольку все делопроизводство велось на нем. По-прежнему все судопроизводство, исключая мировой суд, велось на русском языке. Поскольку мусульмане не могли иметь государственные стипендии, то образование могли получить только дети состоятельных лиц. Знание русской грамоты среди татарского населения было низким – всего 3,5%[4], хотя почти каждый татарин знал грамоту, основанную на арабской письменности.

И в этот период ислам продолжает господствовать в духовной жизни татарского общества, позволяя татарам сохранить свою идентичность, но процесс секуляризации культуры, проникновения светского знания было невозможно остановить. Именно в это время в творчестве Марджани был поставлен вопрос о мирном сосуществовании философии и религии.

В то же время следует иметь в виду, что первые та­тар­ские просветители (Х. Фаизхан, Ш. Марджани, К. Насыри), будучи мусульманами, не могли обойти стороной в своих философских построениях проблему религии. Особенность взглядов Фаизхана и Насыри состоит в том, что в их мировоззрении светское начало преобладает над религиозным, является доминирующим, определяющим суть их мировоззрения. В отли­чие от вышеназванных просветителей у Марджани религиозный и светский пласты мировоззрения взаимодополняют друг друга.

Во второй половине ХIХ века начинают происходить изменения в самой татарской философии – в творчестве Фаизхана, Марджани и Насыри прослеживается не только влияние общетюркской и арабо-мусульманской философской мысли, но и своеобразное заимствование некоторых идей Нового времени, которое шло на начальном этапе только через русскую культуру. Впоследствии уже в творчестве Насыри становится очевидным влияние турецкой общественной мысли, служившей своеобразным «мостом» наряду с русской для проникновения в татарскую общественно-философскую мысль европейской культуры и науки. В начале ХХ века турецкое влияние в сравнении с русским становится определяющим.

С творчеством Фаизхана, Марджани и Насыри связано становление татарской светской философской мысли. Развитие светских тенденций, секуляризация татарской культуры сопровождались интересом к русской культуре и науке, стремлением овладеть современными естественнонаучными знаниями. Однако против сближения с русской культурой выступала основная масса татарских духовных служителей, остававшихся на старых, консервативных позициях, согласно которым все немусульманское – неверное, а значит, еретическое. Они преследовали всякий интерес к светскому знанию, философии и естественным наукам.

Ярким примером такого отношения к русской куль­ту­ре может служить отрывок из биографии Фаизхана из «Вафият ал-аслаф..» («Подробное о предшественниках..») Марджани. «Когда Хусаин б. Фаизхан, – пишет Марджани, – приехал в Казань, он пришел к Исмаилу б. Муса в дом его зятя Абдаррашида б. Йусуфа и рассказал о своих планах относительно руководства медресе и организации в нем обучения. Исмаил б. Муса категорически отверг все это, потому что предусматривалась необходимость изучения русского языка, и дошел до того, что заявил, что изучение русского языка – запретное дело.

Хусаин б. Фаизхан объяснил ему, что это всего лишь средство получить разрешение от правительства, цель же – возрождение утраченных и позабытых наук. К тому же существует большая потребность и даже необходимость в изучении русского языка, ибо вся наша деятельность связана с русским государством... Рассказывают, что Пророк – мир ему! – сказал: «Ищите знаний, хотя бы и в Китае». А Китай – это страна, в которой не поднималось знамя ислама, не доходили туда ни в прошлом, ни теперь рассказы о Пророке и не читали никогда китайцам стихи Корана. Поэтому знания, которые там можно искать, – рациональные, и их может перенять у китайцев тот, кто знает их язык, говорит на нем и читает их книги. Хадис указывает на допустимость изучения их языка при необходимости. Ведь сказал Пророк (мир ему!): «Мудрость для правоверного – заблудившаяся верблюдица, которую он ищет повсюду»[5].

В «Рисала» («Трактат») Фаизхан подробно разбирает причины актуальности овладения русским языком различными социальными слоями татарского общества. «Простой народ, проживающий в деревнях, – пишет Хусаин, – должен знать русский, чтобы понимать все запреты и предписания местных властей. Также чтобы понимать и пользоваться теми новшествами, которые вводятся государством для облегчения жизни народа…

Купцы должны знать русский, и если они понимают, то могут читать газеты, быть в курсе торговых дел, контролировать их. Они также в полной мере могут пользоваться решениями государства, облегчающими их деятельность, различными льготами. Сегодня в Казани и других местах богатые люди дома обучают своих детей русскому языку.

Имамам также необходимо знать русский язык, ведь документация Духовного собрания ведется по-русски. Местные власти часто советуются с имамом относительно дел жителей махалли, приглашают его присутствовать на судебных заседаниях…

Известно, что народы Европы достигли в науке больших успехов, в частности, в области математики и естественных наук, и если человек хочет заниматься наукой, то ему нужно будет читать их книги. И если наши ученые будут знать русский язык, то они могли бы переводить на наш язык полезные и нужные книги». Татарский ученый приводит пример Турции и Египта, где «…в Стамбуле и Каире сейчас так и делается. Они сохраняют и охраняют религию больше нашего и пользуются знанием иностранных языков…».

Далее Фаизхан напоминает, что многие достижения европейской цивилизации были заимствованы у мусульман, выступая, таким образом, против господствовавшей в то время в Европе концепции европоцентризма, и критикует журналистов-клеветников, для оппонирования которым необходимо знать русский язык. Причем его слова о приписывании исламу чуждого ему фанатизма, доходящего до лишения человека жизни, весьма актуальны и в наше время. «Сегодня многие легкомысленные газетчики, – отмечает Хусаин, – не найдя каких-либо серьезных осмысленных тем, забыв, что сами являются наследниками, учениками мусульман в области наук и философии, пишут нечто подобное этому: “Мусульманская религия повелевает только вешать и резать, воевать и проливать кровь. Запрещает знание, просвещение и образование, препятствует стремлению к совершенству, не заботится о правах человека, враждебно относится к другим благородным человеческим качествам”. Тем самым они распространяют среди простого народа различную необоснованную клевету, и многие неразумные люди продолжают им верить».

Фаизхан на стороне государственных органов России, которые не поддерживают подобные лживые измышления об исламе. «Хорошо, что до сих пор руководители государства, будучи людьми умными и мудрыми, не прислушиваются к таким пустословиям и не перестают относится к нам милостиво… Значит, нам надо выучить их язык и опровергать подобные измышления, доказывать, что наша религия основана на мудрости, что она воспитывает в человеке лучшие качества, также мы должны показать уровень знания наших ученых… Вот по этим причинам мы считаем, что нам необходимо изучать русский язык. Если наши доводы ошибочны, то мы будем благодарны тому, кто докажет это и сообщит нам»[6].

В результате татарское общество разделилось на два лагеря по вопросу о необходимости овладения знанием Но­вого времени. Одни (Х. Фаизхан, Ш. Марджани и К. Насыри) ратовали за проникновение светского знания в татарскую культуру, мирное сосуществование фи­ло­со­фии и религии. Они доказывали необходимость овладе­ния русским языком – языком контактов с русской ин­тел­лигенцией, проникновения светского знания. Другие – их было большинство (Ш. Мухаммадиев, Исмаил б. Муса) признавали необходимость получения мусульманского об­разования, ориентированного на средневековые традиции, про­поведовали покорность, подчинение духовным и свет­ским властям. Борьба между этими направлениями при­обретала различные формы – выливалась в теологические споры о «пятикратной молитве» в Казанском крае, сопровождалась отставками духовных лиц, неугодных Духовному собранию мусульман.

Помимо идейной борьбы внутри татарского общества, в 60-х годах XIX века усилилось православное миссионерское движение, насильственным методом проводившее политику русификации и христианизации татарского народа. Во главе его стоял Н. И. Ильминский (1823–1891), известный в 50-е годы XIX века как языковед, тюрколог, профессор Казанского университета и Духовной академии, в 70–80-е годы превратившийся в одного из главных идеологов православного миссионерства. Поскольку Ильминский играл довольно значительную роль в формировании российской государственной идеологии в отношении народов Поволжья и Приуралья, на его деятельности следует остановиться особо.

В 1846 году после окончания Казанской духовной академии он вошел в комитет для переводов на татарский язык церковно-служебных книг и Святого Писания и, работая в Духовной академии бакалавром, для совершенствования татарского языка поселился в Татарской слободе. В это время он также объезжал деревни, где жили крещеные татары для выяснения их тяготения к исламу, и пришел к выводу, что необходимо «действовать на весь мир татарской нации путем систематического проведения в его среду известного направления умов в пользу христианства»[7].

В 1851–1853 гг. был командирован Академией в Египет, Турцию, где усвоил арабский и турецкий языки. В 1858 году из-за разногласий с ректором Духовной академии Ильминский вынужден был покинуть стены академии и уехал в Оренбургский край, где работал переводчиком Оренбургской пограничной комиссии. К этому времени относится первое письмо Фаизхана Ильминскому, написанное 2 октября 1860 года, в котором Хусаин весьма в теплых выражениях сожалеет о его отсутствии дома в Оренбурге, приглашает в Петербург[8]. В Оренбурге Ильминский составил «Самоучитель русского языка для киргиз», изданный в 1861 году в типографии Казанского университета с применением арабского шрифта. До этого им был составлен «Самоучитель русского языка для татар», изданный в 1850 году также в типографии Казанского университета [9].

В 1861 году Ильминский был принят преподавателем в Казанский университет на вновь открывшуюся кафедру турецко-татарского языка. 9 января 1862 года Фаизхан написал второе письмо Ильминскому, в котором сообщал, что до него дошли слухи об издании в Казани газеты на татарском языке при участии Ильминского. Он предлагал ему свои советы для того, чтобы газета имела своих читателей[10]. Фаизхан, видимо, полагал, что на страницах так и не вышедшей газеты Ильминский не будет выступать против ислама или же считал, что любое издание на татарском языке будет шагом вперед по пути прогресса нации. В Казани Ильминский активно начал работу по претворению в жизнь своих замыслов по распространению православия среди татар. Он самостоятельно приступил к переводу православных книг на татарский язык на русском шрифте, близком к разговорному языку, в то время как Петербургский переводческий комитет издавал эти переводы арабским шрифтом на литературном татарском языке.

Родной язык Ильминский считал основным орудием для привлечения других народов в православную веру. Он развернул активную деятельность по переводу церковных книг на татарский язык, организацию татарских служб в церкви. В 1862 году им был выпущен букварь для крещеных татар. Он издал и другие религиозные книги по православию. «Алфавит, – писал Ильминский, – знаменует преимущественно религиозно-генетическую связь народов. И мы поступаем, согласно этому историческому закону, когда стараемся татарам-христианам усвоить русскую азбуку, чтобы этим соединить их не с родиной Магометана, а с Церковью-Матерью, которая для них есть церковь русская»[11]. Таким образом, русификация в его понимании выглядела так, что малые народы должны были прийти в лоно христианства. «Коль скоро инородец, – утверждал он, – усвоил себе православие созидательно и убежденно, умом и сердцем, он уже обрусел»[12]. К счастью, Фаизхан не застал превращения Ильминского в «монстра» православного миссионерства.

1864–1867 годы являются основополагающими в изменении мировоззрения Ильминского: ученый-тюрколог полностью посвятил свою деятельность общественным делам по христианизации инородцев Поволжья: татар, чувашей, удмуртов и марийцев. В 1864 году по его инициативе открылась Центральная казанская крещено-татарская школа. По окончании школы учителя и священники из крещеных татар должны были распространять христианство среди татарского народа. В 1867 году в Казани для миссионерской деятельности было основано «Братство святого Гурия». Главными его целями было воспитание детей крещеных народов в духе православия через миссионерские школы и устройство церквей. Братство также занималось переводом религиозных книг на татарский, чувашский, удмуртский, марийский языки, периодически посылая своих миссионеров в уезды для пропаганды идей христианства среди этих народов, а также для «убеждения и вразумления отпадающих».

К 1870 году таких миссионерских школ было более шестидесяти. Задача такой школы, писал Ильминский, состоит в том, чтобы «воспитывать религиозных и нравственных людей по началам и в формах православной церкви русской народности»[13]. В миссионерских школах (татарских, чувашских, удмуртских, марийских) учащиеся сначала обучались на родном языке, а потом постепенно переходили на русский язык.

Официально система Ильминского была узаконена правительством изданием правил от 26 марта 1870 года «О мерах к образованию населяющих Россию инородцев», которые основной целью ставили открытие русско-татарских школ в противовес медресе для русификации татар, чтобы «слить их с русским народом».

Ильминский пошел еще дальше: его уже не интересовало образование татар вне миссионерских школ. Он писал: «Закрытие татарской учительской школы [в Оренбурге] – мера весьма полезная, ибо эти школы (другая Казанская татарская магометанская школа) долгим опытом доказали свою бесполезность в деле обрусения татар-магометан, и фанатизма они татарского не ослабляют, а лишь татарскую интеллигенцию воспитывают и могут подготовлять хитрых и ловких рачителей мусульманской арабско-стамбульско-французской (а не русской) культуры и цивилизации»[14].

Когда миссионерская политика Ильминского получила признание «в верхах», он начал тяготиться работой в университете. В 1872 году, в связи с созданием Казанской учительской семинарии, где стал директором, он оставил работу в университете.

Оппонентом Н. И. Ильминского был другой миссионер, профессор Казанской духовной академии Е. Малов, который выступал против применения родного языка в миссионерской деятельности, выдвигая на первый план метод полемики с муллами и с мусульманским населением.  

В переписке с обер-прокурором Священного Синода К. Победоносцевым Ильминский изложил свою систему «просвещения» инородцев. Суть ее такова: положение татарских представителей в государственных органах должно быть лишь видимостью, чтобы «такой человек в русском разговоре путался и краснел, писал бы по-русски с порядочным количеством ошибок, трусил бы не только губернатора, но и всякого столоначальника»[15]; чтобы ослабить влияние Духовного собрания мусульман, предлагал на пост муфтия человека, «который пороха не выдумает»[16]. 10 февраля 1884 года он написал письмо, в котором советовал упразднить Уфимский муфтият и распределить все дела по местным губернским правлениям, под высшим наблюдением департамента исповедания[17].

Ильминский во имя своих «благих целей», насаждая политику отказа татарских детей от своего родного языка, традиций, религии, заставлял перенять совершенно другой язык, религию, чуждый образ жизни. Фактически он противопоставлял крещеных татар татарам-мусульманам, воспитывая у них ненависть к исламской религии.

Если во второй половине XIX века эта идеология имела незначительный успех, то к концу XIX – началу XX веков оказалось очевидным, что миссионерская политика Ильминского потерпела неудачу. Незадолго до смерти, 27 июня 1891 года, он писал Победоносцеву: «Теперь перед нашими глазами целые деревни переходят в мусульманство, не только язычники, но и крещеные, черемисы, вотяки и чуваши в губерниях Пермской и Уфимской и др. становятся татарами, к чему они давно и постоянно подготавливались. Это распространяется как раковая болезнь»[18]. Татарское общество в социальном и идейно-нравственном отношении оказалось монолитным и здоровым и не было ассимилировано русским обществом.

Татарское общество второй половины XIX века, чтобы вы­жить в условиях формирования новых буржуазных отно­шений, нуждалось в новых людях, которые должны были иметь светское образование. Впервые эта мысль про­зву­ча­ла в творчестве Х. Фаизхана, Ш. Марджани и К. Насыри, которые создают произведения гума­нис­ти­ческого звучания, где центральной проблемой выступает чело­век со всеми его интересами, нуждами, чаяниями и меч­тами о светлом будущем.

Татарское просветительство этого периода времени стало качественно иным. Это было уже не просто об­ще­культурное движение, связанное с проблемами рас­ши­рения сфер народного образования, распространением зна­ний, как это было в предшествующий период, а та­­кое просветительское движение, которое вполне сопо­ста­вимо типологически с классическими моделями просве­ти­тельской идеологии, хотя татарское просвещение не до­стиг­­ло уровня наиболее развитых классических форм и от­­­ли­­чалось целым «набором» радикальных просвети­тель­ских проблем.

Согласно одной из современных трактовок, которой при­­держиваются и авторы этих строк, Просвещение свой­ствен­­но странам, проходящим стадию, аналогичную прой­денной западноевропейскими странами в XVIII веке в ка­нун Великой французской революции[19]. В этом отно­ше­нии классическим образцом может служить французское Просвещение XVIII века. Просветительство – удел не всех народов, оно имеет мес­­то только там, где происходит коренная ломка фео­даль­­ного строя и отрицание ценностей Средневековья, наблюдается фор­­мирование буржуазных отношений и общественных сил, способных сформулировать просветительскую идеоло­гию. Оно представляет собой один родовой, наднациональный тип культуры, общественной и философской мысли, подразделяющийся на национальные разновидности. Хотя объективно просветительство – идеология бур­жуазная, но по форме это надклассовая идеология, ориен­тированная на выражение общечеловеческих идеалов.

Просветительская философия антропоцентрична. Ан­тро­поцентризм – исходная и главная аксиологическая уста­новка просветительской философии. Если в мета­фи­зи­ке XVII века основное внимание уделялось онтологии и натурфилософии, то просветители изучали человека, а при­роду и космос рассматривали лишь в связи с ним.

Просветители намеревались развеять мифы (выступали против любых предрассудков) и с помощью научных зна­ний полностью изменить человеческое сознание. Они верили в культ Разума, который призван обеспечить про­гресс человечества и подразумевает защиту научного по­знания как орудия преобразования мира и постепенного улучшения условий жизни людей; это и критика суеверий, воплощенных в религии, и защита деизма (также и ма­те­риализма), борьба против тирании и угнетения.

Татарские просветители также воспевали разум и на­учное знание, хотя не столь радикально, как наиболее по­следовательные западные просветители. Они, воспитанные на теологическом мировоззрении, впоследствии смогли осво­бодиться от многих традиционалистских толкований ре­лигии, во многом заимствуя идеи арабо-мусульманской фи­лософии. Но, хотя татарские просветители XIX века пропагандировали знание Нового времени, они «не под­ня­лись» до отрицания метафизики, оставшись верными не­ко­торым принципам средневековой арабо-мусульманской философии.

Татарские просветители подвергли критике отжившие методы преподавания, застой в национальной куль­ту­ре, отстаивая новый образ жизни, прогресс и свободу че­ло­веческого разума.

Иногда мировоззрение просветителей-классиков представляют как мировоззрение исключительно наднациональное, космополитическое. Это неверно. Ратуя за общечеловеческие идеалы, просветители-классики ценили «дух нации», патриотизм, отстаивали права отдельных наций в той же степени, как и права отдельного человека. Поэтому обращение татарских просветителей к проблеме этногенеза татарского народа – закономерное явление. Татарские просветители также стояли в авангарде использования в письменных сочинениях татарского языка в противовес арабскому – языку Корана, тем самым происходило столкновение патриотического чувства с мусульманским космополитизмом. Так, Фаизхан писал свои произведения на старотатарском языке; Марджани – как на старотатарском, так и арабском языке, Насыри  – на старотатарском языке. Они первыми заговорили о правах нации в том же духе, что и о правах человека. Патриотизм – это производное от более широкого понятия гуманности, человечности. Поэтому в своих сочинениях они призывали к искоренению фанатизма и консерватизма в религиозной жизни, уважению людей, исповедовавших иную религию, справедливости как одной из основных общественных добродетелей.  

Для татарского про­све­­­тительства была характерна борьба про­тив лю­бых форм косности и традиционализма в общест­вен­ной жиз­ни и вступ­ление на путь прогресса, так как боль­шей части та­тарского общества были присущи средневековые, патриархальные отношения в быту, которые, согласно про­светительским взглядам, необходимо было изменить с по­мощью распространения научных знаний и приобщения к современным достижениям западноевропейской и русской куль­туры.

Просветительская философия самым тесным образом свя­зана с политикой, моралью, юриспруденцией, практикой общественной жизни. И именно эти части философии так­же определяют суть философской состовляющие Просвещения. В определённой степени эти черты свойственны и татарскому просветительству.